И гаснет свет - Влада Ольховская
Между тем тот, кто стоял по другую сторону двери, больше не таился, он обратился к ней голосом Энлэя:
– Ольга, ты там? Не спишь?
Мысль была одновременно забавная и страшная: о том, что это не Энлэй на самом деле говорит, а чудовище, забравшее его голос… Но наваждение быстро развеялось. Взгляд на часы показал, что между моментом, когда дернулась ручка, и стуком в дверь прошло полчаса.
То, что Энлэй явился к ее комнате почти в три часа ночи, тоже вызывало немало вопросов. Однако их Оля предпочла задать лично – она поспешила к двери, пока ее неожиданный гость не ушел.
Когда она открыла, они посмотрели друг на друга с одинаковым удивлением. Она на него – потому что он пришел к ней посреди ночи с ноутбуком. Он на нее – потому что она встретила его полностью одетой, даже макияж не смыла.
Энлэй опомнился первым:
– Ты почему не спишь?
– А что, целью было меня разбудить?
– Нет, я подозревал, что ты не заснешь этой ночью, но решил, что ошибся, когда ты не открыла мне сразу.
– После такого грохота я вряд ли мирно спала бы, – усмехнулась Оля. – Хотя ты прав, я не ложилась. Это… долгая история. Зачем пришел-то?
– Нашел кое-что важное и решил показать тебе. Но могу дождаться утра.
– Нет уж, заходи, раз пришел!
Оля понятия не имела, почему не рассказала ему про попытку проникнуть в ее комнату. Может, потому, что уже не была ни в чем уверена. Или потому что Энлэй сам велел ей никому не доверять – его это тоже касалось.
Она была уверена, что он забыл про эту историю, как только они разошлись. Энлэй же продолжил работать: он собирал данные до того момента, как отключили электричество, а потом рассортировывал их. Закончил он посреди ночи – и явился в комнату Оли, как будто так и надо.
От такого типа, пожалуй, следовало бы держаться подальше – она же впустила его в свою комнату, да еще и заперла дверь.
Нападать на нее Энлэй не планировал. Он поставил свой ноутбук на рабочий стол, и Оля наконец смогла разглядеть, что на экране открыта фотография Чарли Конрада.
– А он тут при чем? – удивилась Оля. – Я думала, ты сейчас сосредоточен на Максе!
– О Максе я знаю все, что нужно знать, я читал его досье, собранное в больнице.
– Разве переводчикам это разрешено?
– Тебе действительно нужен ответ? – еле заметно, одними уголками губ, улыбнулся Энлэй.
– Да, пожалуй, обойдусь… Но все-таки почему Чарли?
– Потому что я не считаю, что выговор Обри решил проблему с ним. Он, в отличие от Макса, оставался мне непонятен.
– Если ты можешь добраться до досье пациента, разве тебе так сложно просмотреть личное дело медбрата? – нахмурилась Оля.
– Просмотреть? Нет, не сложно. Но есть ли смысл ему верить?
– Не уверена, что поняла…
– Вопрос достоверности информации, – пояснил Энлэй. – Наркомания Макса связана с его здоровьем. Поэтому факты о ней клиника несколько раз проверила, его историю можно считать достаточно точной. Что же до Чарли… Ты, вероятно, не слишком хорошо знакома с американской системой найма?
– Прямо сейчас у меня премьера.
– Я так и подумал. Чарли мог заявить в резюме практически что угодно. Примерно это он и сделал, он действительно чист. Он приложил копию диплома, рекомендательные письма – я не удивлен тем, что его наняли в клинику Святой Розы.
– Но?.. Если ты завел об этом речь, наверняка будет «но».
– Но нельзя списывать со счета такой фактор, как Обри Тейт. В случае с другими сотрудниками представитель отдела кадров может связаться с прежним местом работы, обсудить соискателя неофициально. Потому что плохое рекомендательное письмо порой приводит к суду, никому не хочется с этим связываться. А вот с глазу на глаз можно сообщить кое-что интересное.
– Но Чарли доверяли по умолчанию из-за его уважаемой тетушки, – догадалась Оля.
– Именно так. Теперь же я попросил знакомых узнать, не было ли с именем Чарли связано каких-то мутных историй, которые просто не захотели предавать огласке.
Оля понятия не имела, откуда у Энлэйя знакомые, способные получить доступ к подобной информации. Но она вообще толком ничего не знала о нем! Тот, кто сидел в ее комнате сейчас, был совершенно не похож на тот образ куратора, который она уже успела нарисовать.
Сейчас было не лучшее время, чтобы обсуждать такое, да и боялась она потерять своего главного союзника. Оля решила, что нужно понаблюдать за Энлэем чуть дольше и на этот раз не спешить с выводами.
– Мутные истории, надо полагать, были? – спросила она.
– В Америке можно выделить три вида мутных историй: те, что дошли до суда, те, что дошли до журналистов, и те, что подпортили репутацию, но не нанесли серьезного вреда. У Конрада обнаружилось только третье, хотя это и понятно – только такое мог проигнорировать отдел кадров клиники.
До того, как попасть в клинику Святой Розы, под крыло к тетушке, Чарли Конрад работал в основном в домах престарелых. Это были не какие-нибудь муниципальные учреждения, а элитные пансионаты, совмещенные с больницами, платили там очень хорошо. Но даже высокий заработок не помог Чарли задержаться: место работы он менял в среднем раз в год.
Можно было предположить, что он просто не справлялся с нагрузкой – наверняка он сам говорил об этом. Однако здесь нужно было учитывать, что из одного дома престарелых он переходил в другой, вид работы и уровень нагрузки почти не менялись. Так почему же он кочевал?
Причина оказалась не уникальной: он не нравился пациентам. В большинстве своем они просто отмечали, что он угрюмый и какой-то неприятный. Тут Оля была с ними солидарна.
Однако в паре больниц поступали и настоящие жалобы. Пожилые пациенты, как мужчины, так и женщины, отмечали, что Чарли намеренно причинял им боль во время процедур. Один пациент и вовсе подал на медбрата жалобу, заявив, что тот пытал его и получал от этого удовольствие. Однако до разбирательства мужчина не дожил, однажды утром его обнаружили мертвым, а поскольку ему было девяносто два года, разбираться в смерти не стали и загадочной ее не сочли. Для таких случаев существует очень удобная формулировка: «умер от естественных причин». Однако Чарли на той работе тоже не задержался – уже через месяц он отправился в клинику Святой Розы.
Ситуация получалась спорная. С одной стороны, жаловались на него не единожды. С другой – дальше жалоб дело не доходило. Почему? Что заставило бы стариков молчать, чего они опасались?
– Они как будто пытались оговорить его, –
