Парс Фортуны - Оксана Есипова
Невольно поморщившись, я посмотрел на почти полный бокал. А подняв глаза, увидел внимательный взгляд Ани.
– Николай, к вам в стакан упала мошка, – неожиданно произнесла девушка.
– Что ты, дорогая, – всполошилась хозяйка, – ты, верно, ошиблась! Мошка! У меня! Ах, Николай, давайте на всякий случай я поменяю бокал.
Майя Фёдоровна потянулась за посудой, но Анечка оказалась быстрее.
– Я сама!
Девушка проворно подхватила стакан и унеслась с ним на кухню, подмигнув мне.
Я не ожидал такой заботы. Аня и правда оказалась внимательной и очень доброй девушкой. Понаблюдав за мной, она быстро поняла, что с томатным соком отношения у меня весьма натянутые. И решила избавить меня от страданий. Меня же от выпитого просто распирало, поэтому я, извинившись, тоже покинул стол.
Когда я выходил из уборной, услышал, что Аня на кухне гремит посудой, и не удержался от соблазна подойти. Девушка аккуратно споласкивала старинный чайный сервиз. Увидев меня, студентка засмеялась:
– Держите, – она протягивала мне чистый бокал, – и больше не наливайте столько нелюбимого сока.
– Аня, спасибо. Поражён вашей чуткостью. Вы удивительная.
Возможно, я бы продолжил список заслуженных комплиментов, но за спиной раздался противный писклявый голос:
– Я так и знал! Ну ты и шалава!
– Что? – оскорблённо выступила вперёд Анечка.
– Что? – на этот раз не собирался молчать и я. – Да как ты смеешь?
– Смею, дружочек, смею. Моя девушка, как хочу, так и разговариваю. А вот ты откуда взялся, защитник? Впрочем, если надо, я завтра же буду это знать. Но, может, выйдем во двор и поговорим как мужчина с мужчиной?
– Да легко! – взвился я.
Но Анечка быстрее молнии встала между нами.
– Кирилл, немедленно перестань! Отстань от него!
– Ах, ты его защищаешь!
Я не успел ничего не только сделать, но даже сообразить. Раздался звук удара, и девушка схватилась за щёку. Кирилл со всего маха ударил её по щеке.
Глава 36
Анечка
Странное дело, ударили не меня, но я ощутил удар каждой клеточкой щеки. Голова мотнулась в сторону, кожа запылала, в глазах потемнело.
И я пропал из этого мира. Растворился в глобальном разуме, опустился в равнодушный туман, где бродят идеи, мысли, планы, нереализованные проекты. Ненаписанные романы, непостроенные шедевры архитектуры, будущие научные открытия.
Я плавал среди этого безумия, не понимая, как двигаться, управлять своим телом. Сгустки информационных блоков натыкались на меня, как слепые котята, но я не принимал их, и они плыли дальше.
Неожиданно впереди замаячила чёрная дыра. Она стремительно увеличивалась в размерах, или это я летел к ней с немыслимой скоростью. И вот вляпался в темноту, чёрную пустоту. И превратился в точку.
Перед глазами вспыхнула радуга. Я влетел в чьё-то тело.
* * *Здравствуй, мир. Вскоре обнаружил, что с ощущениями что-то не то. Это не моё тело. Не настоящее время. И кроме меня тут находится кто-то другой. Я не могу ничего, только наблюдать.
Далеко не сразу пришло осознание, что я в теле Анечки. Да ещё и несколько лет назад.
* * *С детства я ощущала себя редкой розой, растущей в теплице. Вроде и окружена заботой, но сколько условий, которым нужно соответствовать!
Расти строго вверх, стебель должен быть прямым, без самобытных изгибов. Цвет строго бордовый. Бутон – лепесток к лепесточку. Цветок – само совершенство. А вокруг водят экскурсии, люди глазеют на тебя, восхищаясь мастерством садовников. Все похвалы доставались им. А я должна была строго соответствовать.
И уже тогда мне хотелось немного отдохнуть от царящего вокруг пафоса. Я понимала красоту иначе. Мне хотелось пустить немного жёлтого цвета по краю бордового бутона. Устав тянуться вверх, стелиться по земле, хотя бы недолго. Удивлять изгибом своих линий, а не соответствием стандартам.
Мои родители были безупречно, тошнотворно правильны. Я любила их всей душой, а потому не могла противиться воспитанию. На меня ни разу не только не подняли руку, но даже толком не повысили голос. Если я чем-то их расстраивала, взгляд мамы становился несчастным, словно у побитой собаки. А у отца – недоумённо-презрительным, словно в нашей столовой в разгар семейного ужина приземлились инопланетяне и уселись без приглашения за стол прямо в грязных скафандрах.
Я заливалась краской, смущалась и искренне просила прощения. И меня прощали. Всегда.
Покупали лучшие наряды, обувь, книги. Правда, не спрашивая, хочу ли я чего-то другого. Ведь юбки бывают только классического покроя. По крайней мере, в нашей семье. Туфли – добротные, с удобным невысоким каблучком. Откровенные вырезы годятся разве что для публичных домов. Приличные девушки из хорошей семьи носят скромные вырезы лодочкой. И что может быть интереснее прозы Достоевского и поэзии Маяковского?
Иногда, ложась спать, я предавалась крамольным мечтам. Вот бы родиться в другой семье, да вот хотя бы в семье соседки Майи Фёдоровны. Она была моей няней в детстве, а потом, когда я подросла, стала лучшим другом, поверенной моих тайн, второй мамой. А вот если бы она была первой! Настоящей!
Мне тут же становилось ужасно стыдно. Я – чудовище. Разве можно так думать о родителях, от которых не видела ничего, кроме добра? Разве они виноваты, что в их семье родилась испорченная девчонка, которая не может оценить всё, что ей предлагают? Многие и мечтать не могут о таком. И от этих мыслей мне становилось ещё хуже.
Спасала Майечка Фёдоровна. Она смотрела на меня ласковым взглядом и говорила:
– Что-то ты совсем бледная, дорогая моя, тебе надо отдохнуть. Может, поспишь у меня? Не бойся пропустить урок. Иногда поддаться своим желаниям и означает стать совершенством.
И меня немного отпускало. Я не жаловалась на родителей. Но часто слова моей удивительной соседки попадали в такт моим мыслям. Она читала меня как открытую книгу.
В нашей семье не принято себя жалеть. Главное – труд, ежедневные занятия. Только так можно чего-то добиться. Родители не просто голословно учили меня. Они сами были живым примером.
Мама пропадала на репетициях и гастролях, но никогда не жаловалась. Папа, кроме преподавания в вузе, писал научные статьи в журналы. Сколько себя помню, работал то над кандидатской, то над докторской. Или изучал очередной язык.
Я гордилась родителями. Но росла со стойким ощущением, что не дотягиваю до их уровня. А если пока ещё худо-бедно соответствую, то скоро немедленно сорвусь. Все поймут, что я самозванка. Мой обман раскроют, люди отвернутся от меня с презрительным недоумением. Я опорочу честь семьи.
Меня словно заставили участвовать в непрекращающейся гонке
