Убийство на поле для гольфа - Кристи Агата
— Вы снова уловили в моих глазах только интимный смысл, Гастингс. Но я имел в виду не только это. Будем надеяться, что к мадемуазель Белле правосудие отнесется снисходительно. Да Жак Рено и не может жениться на обеих сразу! Я намекал на ваши блуждания в лабиринтах дела. И не мудрено. Это очень хитро задуманное преступление, которым должен заниматься не один детектив. Сценарий, задуманный Жоржем Конно, в самом деле совершенен, но исполнение… — о нет! Человек, убитый случайно в порыве девичьей ревности… Ну, в самом деле, где здесь хитрый план или логика?
Я расхохотался над странностями мышления Пуаро. В это время открылась дверь и появилась Франсуаза.
Пуаро объяснил ей, что должен немедленно видеть мадам Рено, и старушка проводила его наверх. Я остался в гостиной. Через некоторое время Пуаро вернулся. Он выглядел необычно серьезным.
— Ну и дела, Гастингс! Черт побери! Впереди бури!
— Что вы имеете в виду? — воскликнул я.
— Немыслимо, — задумчиво произнес Пуаро, — но у женщин семь пятниц на неделе.
— Идут Жак и Марта Добрейль, — воскликнул я, выглянув в окно.
Пуаро выскочил из комнаты и встретил молодую пару на крыльце.
— Не ходите к ней. Лучше не надо. Ваша мамаша очень расстроена.
— Я знаю, — сказал Жак. — Но я должен с ней повидаться.
— Нет-нет, уверяю вас. Сейчас лучше не надо…
— Но Марта и я…
— В любом случае не берите с собой мадемуазель. Идите, если это так уж необходимо, но на вашем месте будет разумнее взять меня в провожатые.
Голос, раздавшийся с лестницы, заставил нас всех вздрогнуть.
— Благодарю вас за услуги, месье Пуаро, но я хочу немедленно выразить свою волю.
Мы удивленно обернулись.
По лестнице, опираясь на руку Леони, спускалась мадам Рено, голова ее была все еще забинтована. Служанка умоляла хозяйку вернуться в постель.
— Мадам убьет себя. Это противоречит всем рекомендациям врача.
Но мадам Рено продолжала спускаться.
— Мама! — крикнул Жак, бросившись ей навстречу. Но она жестом остановила его.
— Я тебе не мать! Ты мне не сын. С этого дня и часа я отрекаюсь от тебя.
— Мама! — повторил ошеломленный юноша.
Мгновение казалось, что мать колеблется, тронутая болью в его голосе. Пуаро взмахнул рукой, как бы одобряя примирение. Но мадам Рено уже снова овладела собой.
— На тебе кровь отца. Ты морально виновен в его смерти. Из-за этой девушки ты не повиновался отцу, а бессердечным обращением с другой девушкой толкнул ее на преступление. Прочь из моего дома. Завтра я предприму необходимые шаги, чтобы ты никогда не притронулся ни к пенсу из его денег. Как хочешь пробивай себе путь, женись на девушке, которая является дочерью заклятого врага твоего отца!
И медленно, с мукой на лице, она стала подниматься наверх.
Мы все были ошеломлены, совершенно не ожидая такой сцены. Жак Рено, измученный всем пережитым, покачнулся и чуть не упал. Мы с Пуаро подхватили его.
— Он переутомлен, — шепнул Марте Пуаро. — Куда мы можем его отправить?
— Конечно, к нам! На виллу «Маргерит». Мы будем ухаживать за ним, мама и я. Мой бедный Жак!
Мы отвезли юношу на виллу, где он в полубессознательном состоянии рухнул на стул. Пуаро потрогал лоб и ладони Жака.
— У него жар. Долгое напряжение начинает сказываться. И теперь ко всему еще этот удар. Отправьте его в кровать, а мы с Гастингсом вызовем врача.
Вскоре появился врач. Осмотрев больного, он высказал предположение, что у него просто последствия нервного напряжения. При соблюдении полного покоя и тишины юноша может выздороветь к завтрашнему дню, но, если его волновать, болезнь может прогрессировать. Желательно, чтобы кто-нибудь постоянно дежурил около него.
Предусмотрев все необходимое, мы оставили Жака на попечение Марты и ее матери и выехали в город.
Обычное время нашего обеда уже прошло, и мы оба умирали с голода. Первый же ресторан, куда мы пришли, утолил наши муки замечательным омлетом, за которым последовал не менее замечательный антрекот.
— А теперь о месте ночевки, — сказал Пуаро, когда прием пищи был завершен черным кофе. — Попробуем устроиться в нашем старом отеле «Дю Бен»?
Без дальнейших проволочек мы направили туда наши стопы. Портье приветствовал нас и сказал, что у них есть два хороших номера с видом на море. Затем Пуаро задал ему вопрос, который удивил меня:
— Приехала ли из Англии мисс Робинсон?
— Да, месье, она в маленьком салоне.
— Пуаро, — воскликнул я, идя рядом с ним по коридору, — кто такая мисс Робинсон?
Пуаро осветил меня добродушной улыбкой.
— Это подходящий объект для вашей женитьбы, Гастингс.
— Но я…
— Идите же! — сказал Пуаро, дружески подталкивая меня через порог. — Вы думаете, мне хочется кричать во все горло фамилию Дювин в Мерлинвиле?
В салоне нас в самом деле ждала Синдерелла. Я взял ее руку и сжал в своих. Мои глаза выразили остальное. Пуаро прокашлялся.
— Дети мои, — сказал он, — в данный момент у нас нет времени для чувств. Впереди работа. Мадемуазель, вы привезли то, что я просил?
В ответ Синдерелла достала из сумки какой-то предмет, завернутый в бумагу, и молча подала Пуаро. Он развернул. Я вздрогнул — это был нож из авиационной стали, который, как я думал, она выбросила в море. Удивительно, насколько неохотно женщины уничтожают компрометирующие их предметы и документы!
— Очень хорошо, дитя мое, — сказал Пуаро. — Я вами доволен. Теперь идите и отдохните. Нам с Гастингсом надо поработать. Вы увидите его завтра.
— Куда вы идете? — спросила девушка, сделав большие глаза.
— Вы все узнаете завтра.
— Нет уж, куда бы вы ни шли, я с вами.
— Но, мадемуазель…
— Я иду с вами.
Поняв, что спорить бесполезно, Пуаро сдался.
— Хорошо, мадемуазель. Но это не будет развлечением. По всей вероятности, не будет и опасных приключений.
Девушка не ответила. Через двадцать минут мы вышли. Было уже совсем темно. Стоял душный, гнетущий вечер. Пуаро повел нас из города в направлении виллы «Женевьева». Дойдя до виллы «Маргерит», он остановился.
— Я хотел бы убедиться, что с Жаком Рено все в порядке. Пойдемте со мной, Гастингс. Мадемуазель, вероятно, останется на улице. Мадам Добрейль может сказать что-нибудь оскорбительное в ее адрес.
Мы открыли ворота и зашагали по тропинке. Когда мы приблизились к дому, я обратил внимание Пуаро на окно на втором этаже. Там на шторе отчетливо вырисовывался профиль Марты Добрейль.
— Да… — протянул Пуаро. — Я думаю, что это комната, где мы найдем Жака Рено.
Дверь нам открыла мадам Добрейль. Она объяснила, что Жак находится почти в том же состоянии, и предложила убедиться в этом самим.
Мадам Добрейль повела нас наверх в спальню. Марта сидела за столом у лампы и вышивала. Увидев нас, она приложила палец к губам.
Жак Рено спал тревожным, болезненным сном, его голова металась по подушке, лицо пылало.
— Врач придет еще раз? — шепотом спросил Пуаро.
— Если мы за ним пошлем. Жак спит, что очень важно. Мама сварила для него успокаивающий отвар.
Марта снова села у окна за вышивку, когда мы выходили из комнаты. Мадам Добрейль проводила нас вниз по лестнице. Зная прошлое мадам Добрейль, я с нескрываемым интересом, рассматривал ее. Она стояла с опущенными глазами, с той же едва заметной загадочной улыбкой на губах, что и при первой встрече. И вдруг я испугался, как пугаются красивой ядовитой змеи.
— Надеюсь, мы не оторвали вас от дел, мадам? — вежливо сказал Пуаро, когда она открыла нам дверь на улицу.
— Совсем нет, месье.
— Кстати, — сказал Пуаро, как будто его осенила запоздалая мысль, — не было сегодня в Мерлинвиле месье Стонора?
Хорошо зная Пуаро, я понял, что этот вопрос он задал с целью оправдать наш визит и рассеять подозрение матери и дочери.
Мадам Добрейль совершенно спокойно ответила:
— Нет, насколько я знаю.
— Он не беседовал с мадам Рено?
— Как я могу это знать, месье?
