Спрятаться не поможет - Марина Серова
Я снова опустилась на землю и вытащила мобильник. Открыла вкладку интернета, забила запрос – мне хотелось проверить вторую базу данных. К счастью, ответ на мой запрос уже пришел, поэтому я принялась изучать материал.
Я прочла сведения о Кате и Насте, однако ничего крамольного не обнаружила. Впрочем, что я хотела найти? Информацию о том, что Катя подозревается в совершении какого-нибудь преступления? Но я ведь знала, что судим никто из группы Киры не был, вряд ли вторая база данных поможет мне в расследовании. Однако я решила прочитать всю сводку до конца. Рита, Ева, Маша и Оля тоже ничего этакого не совершили, Максим Иванов проживает в Екатериновке, а в Тарасове живет в общежитии и ничем, кроме учебы, не занимается. Ксюша Лосева и вправду страдает проблемами со здоровьем – у нее язва желудка, мигрени и заболевание почек. Видимо, поэтому она не поехала на практику – кто знает, что у нее заболит в лагере и какая болячка обострится.
Последней в списке была Лена Куйбышева. Девушка окончила школу номер двенадцать Зареченского района города Тарасова, потом поступила на коммерческое отделение факультета дизайна художественного училища. Проучившись год, она отчислилась, и осенью поступила на бюджетное отделение факультета живописи.
Однако дальше я прочитала нечто интересное. Оказывается, в четырнадцать лет Лена попала в психиатрическую клинику города Тарасова с диагнозом «депрессия, панические атаки». Она пролежала в больнице три месяца – дело как раз было летом, поэтому на учебе данное обстоятельство не отразилось. По крайней мере занятия Лена не пропускала, на второй год не осталась. В настоящее время Куйбышева находится на амбулаторном лечении и наблюдается у психиатра.
Увы, подробностей в сводке не оказалось. Я не знала, какие препараты принимает Лена, почему началась ее болезнь. Наследственность? Непохоже, чтобы Куйбышева с детства страдала паническими атаками, значит, с ней что-то произошло. Может, сильное потрясение? Но что могло случиться? И как выражается внешне ее заболевание? Ведь панические атаки могут быть симптомом самых разных психических расстройств, вплоть до шизофрении. Пока я вижу только то, что Лена – крайне необщительная и замкнутая девушка. А вдруг это она писала Кире? Мало ли что может взбрести в голову психически нездоровому человеку! Может, Лена действовала в состоянии аффекта, поэтому письма и перестали приходить на электронную почту Киры. Возможно, Куйбышева даже не помнит о своих поступках. Интересно, а где она сейчас?
Я встала с земли, подошла к Кире. Та спокойно писала свой этюд, и, по всей видимости, и не думала о том, что ее жизни может что-то угрожать. Она оглянулась и спросила:
– Как думаешь, надо еще прорисовать корабль? Чего здесь не хватает?
– Кира, у тебя все хорошо, больше не надо трогать картину, – заявила я. – Я предлагаю тебе немного прогуляться. Складывай краски, это очень важно.
Девушка недоуменно посмотрела на меня и спросила:
– Что случилось?
– Пока – ничего, – произнесла я. – Но мне надо кое-что проверить. Давай я помогу тебе сложить все вещи.
Кира послушно кивнула и стала собираться. Я помогла ей собрать краски и взяла этюдник. Кира осторожно понесла в руках сырой этюд и большую сумку с холстами.
– Куда мы идем? – удивилась девушка.
– Скажи, ты видела Лену? – поинтересовалась я. Та пожала плечами.
– Лена на берегу была, – наконец проговорила Кира. – Не знаю, там ли она сейчас…
Я помнила, где видела девушку, но когда мы пришли на это место, Куйбышевой нигде не было. Я подошла к Кате и Насте – Маша куда-то ушла, – и спросила:
– Девчонки, вы Лену Куйбышеву не видели? Мы не можем ее найти…
Катя даже не повернула голову в мою сторону, а Настя сказала:
– Она на берегу была, потому куда-то ушла. Маша в лагерь направилась – она замерзла. Вы Алексея Геннадьевича не видели?
– Еще нет, – покачала головой Кира. – Но очень хотели посмотреть, как он пишет.
– О, я тоже хочу пойти! – воскликнула Настя, потом обратилась к Щегловой: – Катя, ты пойдешь?
Щеглова оторвалась от своего этюда и отрицательно покачала головой:
– Нет, я еще не закончила. Хочешь – иди, я все равно пока тут буду.
Настя встала со стула и сказала:
– Ну что, пойдемте? Может, увидим остальных, а то все куда-то разбрелись…
Я кивнула – сама собиралась проверить Евсенко, может, Лену найдем по дороге. В той стороне турбазы, куда ушел преподаватель, мы еще не были.
Мы быстро пошли по песчаному пляжу. Ветер усилился, и Кира зябко поежилась.
– Холодно тут, – заметила она. – Может, посмотрим, где Алексей Геннадьевич, и тоже вернемся? Кроме корабля, тут ничего интересного нет…
– Я еще хотела домики написать, – заявила Настя. – Вы, если дорогу запомнили, можете идти в лагерь, надо только Евсенко предупредить, он же просил.
Мы миновали пароход, который рисовала Кира, прошли еще около ста метров. Дальше тянулись заросли камышей, перебиваемые кое-где кряжистыми деревьями, однако никого из нашей группы мы пока не увидели.
– Далеко он забрался, – заметила Кира. – Как думаете, он не мог уйти в лагерь?
– Нет, конечно, он бы нам сказал, – возразила Настя. – Он же нас привел, значит, и ответственный за группу.
Если, конечно, Евсенко что-то не замышляет, подумала я про себя. Ну да ладно, сперва надо проверить, где он, а потом уже подозревать. И так у меня слишком много кандидатов на роль преступника – пора уже определиться, кто имеет больше мотивов вредить Кире…
Наконец мы увидели вдалеке деревянный этюдник и фигуру преподавателя – Алексей Геннадьевич работал стоя, периодически отходя от своей картины. Мы ускорили шаг и вскоре подошли к художнику. На раскрытый этюдник, стоящий на длинных ножках, был закреплен большой холст, и преподаватель сосредоточенно что-то рисовал большой кистью.
– Можно посмотреть на ваш этюд? – спросила Кира. Евсенко, казалось, нас и не видел. Только когда моя
