Чаша Герострата - Наталья Николаевна Александрова
Очень худая брюнетка, возраст средний, то есть прилично за сорок, а может, и к пятидесяти. Волосы зачесаны гладко, а лицо покрыто таким сильным загаром, который не получить, если сутками на пляже лежать. Нет, такой загар только в солярии приобрести можно, если ходить туда как на работу. Ресницы у следователя были такими длинными, что наводило на мысль о накладных, на веках голубые тени с перламутром, губы накрашены малиновой помадой.
Вот с бровями было все нормально — обычные брови, аккуратно выщипанные и накрашенные. Даша и сама когда-то такие делала, только не черные, а коричневые.
Но это было давно, до всего этого кошмара, что приключился с ней… всего четыре месяца назад.
Господи, всего четыре месяца назад ничего этого не было, она жила обычной жизнью, работала, карьеру пыталась делать, мужа любила… Вот про мужа не надо, тут же приказала она себе. Хотя… эта следователь все равно будет спрашивать.
Тут как раз женщина отложила папку и подняла на Дашу глаза. Взгляд был суровый, потом малиновые губы презрительно изогнулись, как две толстые гусеницы.
Даша невольно увидела себя ее глазами: жалкая личность в несвежей мятой одежде, волосы висят безжизненной паклей, косметики никакой, да и запах, кажется, от нее неприятный.
Неудивительно: три дня не мылась, просила соседку принести хоть белье чистое, да когда еще тетя Валя соберется…
Даша тут же опомнилась. О чем она вообще думает? Ее в убийстве подозревают, а она стыдится своего внешнего вида! Да какая разница, если эта баба сейчас ее закатает по полной!
Соседки по камере научили ее на допросе побольше молчать, отвечать односложно, только на впрямую поставленные вопросы. И больше слушать, что следователь скажет.
— Назовите свое полное имя, год и место рождения… — Даша ответила на такие простые вопросы довольно быстро.
И пока следователь записывала ее ответы, она отчего-то гадала, что значат инициалы «В. Д.».
Валентина Дмитриевна? Или Вера Денисовна? Василиса Дормидонтовна?
Тут она непроизвольно фыркнула, так что следователь Акулова посмотрела на нее кинжальным взглядом.
— Что-то вы несерьезно настроены, — процедила она, — а ведь вам, Безрогова, грозит нешуточный срок за убийство.
Даша хотела сказать, что она Ольгу не убивала. Ненавидела — да, хотела убить — да, но не делала этого.
Господи, как же она ее ненавидела! Это просто кошмар какой-то! Поначалу она никак не могла понять, за что, за что эти двое так с ней поступили.
То есть она-то знала, что во всем виновата Ольга, что Арсений ни за что бы не стал приводить ее в их с Дашей общий дом. Это она, она его соблазнила, а потом… потом забеременела от него, чего Даша не могла сделать почти пять лет! И он говорил, что не хочет детей, а потом сказал, что Ольга ему родит сына и поэтому он женится на ней.
И вот тогда все Дашины надежды на то, что муж опомнится и вернется к ней, в удобную спокойную жизнь, рухнули от этих слов. И как же она возненавидела Ольгу! Только ненависть сдерживала ее и не дала принять смертельную дозу таблеток, чтобы уйти от всего туда, где нет ни мужа, ни подлой подружки, ни вообще никого и ничего.
У Даши пропали все желания, все чувства, кроме всепоглощающей ненависти. Эта ненависть жгла ее изнутри, так что иногда ей казалось, что ее, Даши, такой, какой знали ее раньше, больше нет, что от нее осталась одна оболочка, да и та скоро просто разорвется, лопнет, как лопается воздушный шарик.
И вот тогда она нашла в почтовом ящике рекламную листовку, где было подробно описано ее состояние и неизвестный коуч обещал избавить ее от ненависти.
Она была согласна на все. И пошла к нему на прием. И с готовностью выполнила все его рекомендации. И поверила, что если придумает в мыслях, как убить Ольгу, то это поможет ей излечиться и наконец забыть эту историю.
Ага, забудешь теперь, как же!
О, она сразу же представила, как можно убить Ольгу! Разумеется, это надо сделать в больнице, просто подбавить в капельницу огромную дозу аллергена, и все будет кончено очень быстро.
Ведь она была полностью в курсе Ольгиной аллергии, ведь они и правда были когда-то близкими подругами, и та советовалась с ней, Дашей, и Даша доставала ей дорогое лекарство, она ведь работала в фармацевтической фирме.
«Но вас ведь могут узнать в больнице?» — спросил тогда коуч.
«Да что вы, пройти через приемный покой в форме медсестры, никто и не взглянет. Там таких медсестер полно, а ночью хоть и меньше, зато все своим делом заняты, некогда им по сторонам смотреть».
Форма у Даши была, она ведь закончила медицинское училище и отработала три года медсестрой, потом только перешла в крупную фармацевтическую фирму, потому что ей надоели уколы, капельницы, анализы…
Хотя справлялась она неплохо, рука у нее всегда была легкая.
«Да, но вы ведь будете первой подозреваемой, — возражал коуч, — ведь у вас был серьезный конфликт с Ольгой, вашего мужа она увела, вы ревновали. В общем, мотив сильный, так что непременно нужно твердое алиби».
«Я же теперь работаю в аптеке, — усмехнулась тогда Даша, — меня запирают на ночь, оставляют только окошко, так чтобы ночью никто не мог влезть. Сразу сигнализация сработает».
— «Но?» — Он нетерпеливо поднял брови.
И тогда она рассказала ему, как бродила ночами по помещению аптеки и спускалась в подвал, где был склад, потому что делать на дежурстве было нечего, а спать она не могла. После того как муж ушел к Ольге, она вообще не могла заснуть без таблеток, а на работе, конечно, не принимала их.
И вот там, в подвале, она заметила, что люди, которые делали ремонт, просто схалтурили: они зашили проход в соседний подвал обычным листом гипсокартона, и он от сырости кое-где начал отставать.
Тогда то место просто заставили стеллажом, так что при желании можно отодрать картон посильнее и проскользнуть в щелочку. А потом вернуться, так что никто и не заметит ее отсутствия,
Коуч выглядел очень довольным и сказал, что это последний сеанс, что Даша все преодолела благодаря его методу, так что все у нее будет хорошо. И буквально через несколько дней ее арестовали.
— Безрогова! — вторгся в ее мысли недовольный голос следователя. — Вы что, заснули?
— Простите, — очнулась Даша.
Нет, она не станет рассказывать этой бабе, дочерна прожаренной в солярии, про коуча и про
