Похищение премьер-министра (сборник) - Кристи Агата
Келлетт, по его словам, сидел так, что его едва ли можно было заметить со стороны дороги из-за большой груды камней. Как утверждает Келлетт, когда незнакомец был уже совсем рядом, он вдруг быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, вытащил из кармана что-то очень маленькое и бросил это через изгородь. А потом поспешно зашагал к станции. Так вот, предмет, который мужчина бросил в кусты, упав, довольно мелодично звякнул, что немедленно вызвало живейшее любопытство у нашего достойного потрошителя карманов. Он перебрался через изгородь, принялся шарить в траве и вдруг наткнулся на этот перстень! Во всяком случае, так утверждает сам Келлетт. Осталось только добавить, что сам Лоуэн причастность к истории с кольцом категорически отрицает. Впрочем, на слова такого типа, как Келлетт, тоже полностью положиться трудно. Гораздо более вероятно, что в тот вечер он случайно столкнулся на проселочной дороге не с Лоуэном, а с Дэвенхеймом, убил его и ограбил.
Пуаро встряхнулся, словно после дремоты:
– Напротив, мой друг, это как раз маловероятно. К тому же у него не было ни малейшей возможности избавиться от мертвого тела. Уверяю вас, к этому времени труп бы уже нашли. Во-вторых, то, что он с такой беспечностью закладывает в Лондоне перстень, наводит на мысль, что он не чувствовал за собой никакой вины. Так что вряд ли он снял его с мертвого тела. В-третьих, этот ваш жалкий воришка как-то с трудом подходит на роль убийцы, вы не находите? И в-четвертых, поскольку он с самой субботы сидит под замком, как же ему, простите за нескромное любопытство, удалось раздобыть столь четкое описание Лоуэна? Это было бы уж слишком невероятным совпадением, вам не кажется?
Джепп кивнул:
– Не могу не признать, что согласен с вами. И все же вам никогда не удастся заставить суд поверить словам обычного карманника. Но что меня поражает больше всего, Пуаро… Неужели Келлетт не смог придумать ничего поумнее, чем эта жалкая басня, чтобы объяснить, откуда у него перстень?
Пуаро рассеянно пожал плечами:
– Что ж, поскольку его нашли по соседству, можно считать доказанным, что Дэвенхейм сам обронил кольцо.
– А если его убили, значит, перстень сняли с тела? – вмешался я.
– Да, и для этого могла быть еще одна очень серьезная причина, – нахмурился Джепп. – Известно ли вам, что как раз за озером тянется забор, в заборе есть калитка, а дорожка от нее ведет прямиком к вершине холма? Пройдете по ней минуты три и знаете что вы увидите? Печь для обжига извести!
– Боже милостивый! – в ужасе вскричал я. – Вы хотите сказать, что известь могла бы совершенно разъесть человеческое тело, но перстень – он золотой! Он бы обязательно уцелел!
– Именно так.
– Похоже, – с содроганием проговорил я, – это все объясняет… Господи, какое злодейство!
Не сговариваясь, мы как по команде обернулись и посмотрели на Пуаро. Но тот, с головой уйдя в свои мысли, похоже, ничего не замечал и не слышал. Брови его были сдвинуты, лоб изборожден морщинами – ага, он все еще безуспешно ломал голову над этой загадкой. Я догадывался, что на этот раз его хваленый гениальный мозг дал осечку. Интересно, что он скажет, подумал я. Сомнения терзали меня недолго. Через какое-то время Пуаро, вздохнув, немного расслабился и, повернувшись к Джеппу, спросил:
– Скажите, друг мой, вам случайно не известно – у мистера и миссис Дэвенхейм были раздельные спальни?
Вопрос этот, да еще заданный в такую минуту, показался нам настолько абсурдным и диким, что некоторое время мы молча пялились на него, не в силах вымолвить ни слова. Наконец Джепп, словно очнувшись, оглушительно захохотал:
– Господи помилуй, Пуаро, а я уж было надеялся, что сейчас вы порадуете нас чем-нибудь сногсшибательным! Однако!.. Что ж, могу ответить вам со всей возможной откровенностью – понятия не имею.
– А не могли бы вы это выяснить? – с забавной настойчивостью попросил Пуаро.
– О, конечно… если это вам и в самом деле нужно.
– Благодарю вас, друг мой. Весьма обяжете, если проясните эту маленькую деталь.
Джепп еще пару минут сверлил его взглядом, но Пуаро, казалось, снова забыл о нашем существовании. Обратив свой взор на меня, Джепп с жалостливой улыбкой покачал головой и, возведя глаза к небу, саркастически хмыкнул:
– Бедный старик! Боюсь, это уж слишком даже для него! – и с этими словами величественно выплыл из комнаты.
Поскольку Пуаро, по-видимому, продолжал витать в облаках, я взял газету и погрузился в чтение. Сколько прошло времени, не знаю, но к действительности меня вернул голос моего друга. Я захлопал глазами, в растерянности глядя на него. Куда подевались его нерешительность и вялость? Вся его прежняя энергия, казалось, вернулась к Пуаро.
– Что поделывали, друг мой?
– Так… записывал в блокнот то, что показалось мне наиболее значительным во всей этой истории.
– О, кажется, вы становитесь методичным… наконец-то! – одобрительно заметил Пуаро.
Я и виду не подал, что его слова приятно потешили мое тщеславие.
– Прочитать вам?
– Непременно, а как же?
Я смущенно откашлялся.
– Первое: показания всех свидетелей говорят о том, что человеком, вскрывшим сейф в доме Дэвенхейма, был не кто иной, как Лоуэн. Второе: Лоуэн наверняка затаил злобу на Дэвенхейма. Третье: в своих первых показаниях он солгал, говоря, что ни на минуту не покидал кабинет. Четвертое: если считать, что Билли Келлетт рассказал правду, то его показания полностью изобличают Лоуэна, неопровержимо свидетельствуя о том, что он напрямую замешан в этом деле. – Тут я остановился и взглянул на Пуаро. – Ну как? – с гордостью поинтересовался я, нисколько не сомневаясь, что успел подметить все самое главное.
К моему удивлению, в глазах Пуаро я не заметил и тени восторга, в который должна была привести его моя проницательность, а лишь искреннее сожаление и ничего больше.
Он сочувственно покачал головой:
– Мой бедный друг! Увы, как это грустно, когда природа на человеке отдыхает! Я всегда говорил: чтобы стать хорошим детективом, нужен дар божий! А вы, мой бедный Гастингс… разве так можно – не заметить ни одного по-настоящему важного факта?! И по поводу тех, что вы все-таки взяли на заметку… Вынужден вас огорчить, мой дорогой, их толкование в корне неверно!
– Как это?!
– Ну-ка, дайте-ка мне взглянуть на эти ваши четыре пункта.
Итак, первое: мистер Лоуэн не мог быть до конца уверен в том, что ему представится шанс вскрыть сейф. Ведь он, не забывайте, явился в дом Дэвенхейма для делового разговора. И не мог знать заранее, что мистеру Дэвенхейму вдруг придет в голову желание уйти в деревню, на почту, отправить письмо, а он, соответственно, надолго окажется в его кабинете, причем в полном одиночестве!
– Это верно, – согласился я, – а если он просто ловко воспользовался представившейся ему возможностью?
– А инструменты, Гастингс? Вы о них забыли? Элегантно одетый джентльмен, приехавший из Лондона, отнюдь не имеет привычки таскать с собой повсюду чемодан со сверлами и отмычками просто так, на всякий случай. А ведь сейф, какой бы он там ни был, перочинным ножичком не откроешь!
– Ладно, сдаюсь! А что вы скажете по поводу второго пункта?
– Вы подозреваете, Гастингс, что Лоуэн затаил на Дэвенхейма злобу. И что же вы при этом имели в виду? То, что Дэвенхейму разок-другой удалось, так сказать, обставить Лоуэна? А что, если было наоборот? Вам это никогда не приходило в голову? Но ведь тогда он вряд ли затаил бы злобу на Дэвенхейма, верно? Разве вы станете сердиться на человека, над которым одержали верх? Скорее уж это он сделался бы вашим врагом. Так что если между ними и была скрытая неприязнь, то скорее исходила она от Дэвенхейма.
– Но послушайте, не можете же вы отрицать, что он солгал, когда клялся, что ни на секунду не покидал кабинет?
– Не могу. Ну и что, Гастингс? Вполне вероятно, бедняга попросту испугался. И это, кстати, не удивительно. Если вы помните, как раз в это время из озера выловили одежду пропавшего. Чего же вы от него ожидали? Впрочем, лучше бы он, разумеется, сказал правду.
