Морион - Литтмегалина
– А тебе не приходило в голову, что проблема может быть не в окружающих, а в том, как ты пытаешься с ними взаимодействовать? Что это твой собственный провал коммуникации?
– Мой провал? А ты пытался поговорить со мной, тогда, в школе? Спросить, что между нами происходит? Позвать меня в кино, а не в кусты?
– Я хотя бы не стал скрывать, что ты у меня первая, – резко возразил Айла.
– Первый ты был или тридцать первый. Это было мое личное дело, – отчеканила Морион.
– Как раз в этом проблема, Морион. Все всегда твое личное дело. Ты одна против всех, – пробормотал Айла, но, увидев металлический блеск в ее взгляде, решил отступить. – Продолжай. Что ты делала потом?
– Для начала я все-таки позвонила Харин и уверила ее, что все пришло в норму и приезжать не надо. Через некоторое время она начала названивать, вероятно, намереваясь расспросить Хевига. Ее звонки мешали мне сосредоточиться, так что я перевела телефон на беззвучный режим.
Я задумалась о порохе, осевшем на руках и одежде Хевига. Мне нужно было объяснение этому факту и тому, как оружие попало в руки нападающего. Я вставила в ружье один из патронов, раскрытая коробка с которыми лежала на журнальном столике в гостиной, и выстрелила в потолок кухни. Уронила стулья, побросала на пол посуду, имитируя следы борьбы. Две гильзы я оставила в ружье, свои отпечатки с ружья стерла бумажной салфеткой.
После этого мне следовало уничтожить следы выстрела на самой себе. Я подстригла ногти и спустила их в сток раковины. Мне припомнилось, что мой отец использовал спирт, очищая руки после охоты. Канистра со спиртом была у нас в шкафу в прихожей. Сначала я оттерла руки, а затем забралась в ванну и, зажмурившись, вылила содержимое канистры себе на голову. От меня ужасно пахло спиртом, все лицо жгло. Я включила душ и тщательно отмылась. Высушила волосы, сидя перед обогревателем, и переоделась в пижаму, которую когда-то подарил мне Хевиг. Пижама мне не нравилась, я вообще ими не пользуюсь, но вполне годилась для того, чтобы убедить полицию, что в момент нападения на Хевига я спала. Версия «спала – ничего не видела» избавляла меня от необходимости давать описание нападавшего, а ведь с каждой дополнительной деталью легче запутаться и выдать себя.
Понимая, что тело остывает, я позвонила в полицию и сообщила об ограблении и убийстве. После этого я взяла отвертку и вышла на крыльцо с намереньем расковырять замок, как будто он был взломан снаружи. И увидела снег. Проклятый снег, который добавил мне новых проблем. Я стояла там и дрожала, глядя на него. В один момент мне казалось, что снегопад усиливается, а в следующий – что вот-вот прекратится. Я понятия не имела, в какое время все это началось. Сквозь плотно занавешенные окна спальни я не могла увидеть, что происходит снаружи, а потом мне стало не до того, чтобы обратить внимание на изменение погоды. Все, что я помнила – в начале десятого, когда я выпила стакан молока на ночь, стоя возле окна в кухне, снег еще не шел.
Я догадывалась, что у полиции будет возможность разузнать, когда конкретно начался снегопад. Так какое время смерти я должна им назвать, чтобы мои показания не вступили в противоречие с результатами судмедэкспертизы? После выстрела в Хевига в какой-то момент я бросила взгляд на часы. Они указывали 22:38. Если снег уже падал к тому моменту, он должен был запечатлеть следы нападавшего и протекторы его машины на подъездной дороге – и их отсутствие делало мою ложь очевидной. Или же мне повезло, и снег пошел уже после того, как я выстрелила в Хевига? Я была в полной растерянности. Лучшее, что я смогла придумать – сослаться на помутнение рассудка и не говорить полиции ничего конкретного, в надежде, что разница между временем начала снегопада и временем смерти окажется так незначительна, что это не привлечет внимания следователей.
Теперь мне оставалось как-то скрыть признаки стрельбы в спальне. Я сместила картину с каллой, прикрывая дыру в стене, и перевесила парную ей с лотосом, чтобы они висели симметрично. Затем задумалась, что делать с лишней гильзой. Проклятый снег лишил меня возможности выйти из дома и избавиться от нее – ведь я оставила бы следы. Какое-то время я обдумывала возможность смыть гильзу в унитаз. В детективных рассказах такой способ избавления от улик упоминался нередко, и на месте полиции я бы сразу подумала об этом. Я не имела представления об устройстве канализационной системы. Что, если гильза останется где-нибудь на изгибе трубы и будет там обнаружена?
В итоге я решила просто положить гильзу в ведро, где хранились все остальные. Маркируя патроны, мой отец использовал оранжевые яркие ценники с липкой поверхностью, такие же, как в его магазине, но у Хевига был другой способ, менее очевидный. Разница между синей и черной маркировкой просто не бросилась мне в глаза – как ты верно предположил, в желтом электрическом освещении синий и черный выглядели почти идентично. Будь я в лучшем состоянии, я бы вспомнила, что экспансивные пули запрещено использовать в заповеднике – такие патроны Хевиг распаковал специально для меня, – тут Морион криво усмехнулась. – Следовательно, аналогичных гильз просто не могло быть в ведерке. Но я нервничала и сильно торопилась, и мысль об этом не пришла мне в голову.
По тому же принципу я спрятала футболку со следами пороха, которая была на мне в момент убийства. Просто бросила ее на дно шкафа в прихожей, рядом с другой похожей, которую он держал специально для возни с оружием или прочей грязной работы. Вещи меньше бросаются в глаза, когда лежат на своем обычном месте.
Трубку радиотелефона и базу к нему я закопала в большом цветочном горшке в гостиной – сложно сказать, насколько это было необходимо, но я поддалась истерике. Полиция могла прибыть с минуты на минуту. Я понимала, что стоит им выйти на Харин – и вся моя история с ограблением рухнет, поэтому полностью удалила всю информацию о Харин с телефона Хевига. Остальное тебе известно.
Морион запрокинула бутылку, чтобы допить остатки вина, а потом со звоном уронила ее на пол. Айла увидел, что алкоголь все-таки
