Искушение прощением - Донна Леон
Со своей книгой Паола поступила так же – Гвидо не знал, что она сейчас читает, – и сложила поверх нее ладони.
– Миллион людей, живущих без закона, – проговорила она и закрыла глаза, словно так проще было все это представить.
– Кажется невероятным, правда? – сказал Брунетти.
Жена посмотрела на него и улыбнулась.
– Хорошо, что ты меня остановил.
Она погладила его по руке.
– Не дал тебе произнести пламенную речь?
– Да, и в числе прочего о том, что «нас шестьдесят миллионов, и мы до сих пор так живем». Провокация чистой воды.
– Ну, не провокация, а повод к полемике, – сухо заметил Брунетти. – К тому же Кьяра не стала бы вслушиваться в то, что мы говорим. Сейчас это никого не интересует, особенно молодежь.
– Что – это?
– Политика.
Паола повернула голову и всмотрелась в лицо мужа.
– У нас двое детей, Гвидо.
– Ты ждешь, чтобы я торжественно сказал: «Ну кто-то же должен попытаться!» или что-то в этом роде?
Она закрыла книгу и положила ее на свой прикроватный столик. После паузы, означавшей серьезное раздумье, Паола ответила:
– Мужчина, за которого я вышла замуж, сказал бы именно так.
– Так говорила Антигона, и кончилось тем, что она повесилась в склепе, – отозвался Брунетти.
– Мужчина, за которого я вышла замуж, сказал бы, – повторила Паола.
Гвидо перевернул книгу, но оставил ее лежать на прежнем месте и посмотрел на картину на стене, между окнами, куда почти не проникал свет. Семнадцатый век, небольшой портрет венецианца, возможно, торговца. Паола нашла его в лавке старьевщика, отдала на реставрацию, а потом подарила мужу на двадцатую годовщину свадьбы.
Мужчина на портрете, чей наряд был столь же строг, как и выражение лица, смотрел прямо на зрителя, словно оценивая, чего тот стоит. По правую его руку, на столике, – темно-зеленая ваза с цветами, похожими на гладиолусы, по словам Паолы, символизирующими почет и постоянство. Брунетти смотрел на этого мужчину и представлял, что тот смотрит на него в ответ. Ему было даже удобнее – благодаря прикроватной лампе.
– Да, так бы он и сказал, – согласился наконец Гвидо и взял в руки книгу.
Ему и сейчас, после двадцатилетнего перерыва, интересно было услышать, что скажет Антигона о необходимости подчиняться закону. Нечто новенькое для человека, последние двадцать лет имевшего дело с теми, чей единственный интерес – перехитрить закон…
Паола повернулась на другой бок и выключила лампу со своей стороны.
В приемную Патты Брунетти решил заглянуть ближе к полудню. Напряжение он ощутил сразу же, раньше, чем заметил лейтенанта Скарпу. Тот буквально нависал над столом секретарши, упершись в него руками и неестественно вытянув шею, чтобы оказаться как можно ближе к лицу синьорины Элеттры.
– Или я не прав, синьорина? – услышал Брунетти его вопрос.
Секретарша повернулась к комиссару, и тот успел заметить, что выражает ее лицо – презрение, гнев и, возможно, страх.
Выражение переменилось, стоило ей увидеть Гвидо, и она воскликнула с наигранным воодушевлением:
– Может, спросим у комиссарио, лейтенант? Он наверняка знает об этом больше, чем я.
– Что случилось, синьорина? – спросил Брунетти, кивком давая понять, что заметил присутствие Скарпы, – вежливо, но сдержанно.
Тот выпрямился и по-балетному вскинул руку – приветствие старшему по званию, не более того.
– Мы с синьориной Элеттрой как раз пытаемся понять, как секретная информация просочилась за пределы квестуры, – ответил за нее лейтенант и улыбнулся синьорине Элеттре, словно ожидая подтверждения.
– Понятно, – сказал Брунетти с таким видом, будто его это совершенно не интересовало.
От него не укрылось, что лицо синьорины Элеттры при этом чуточку просветлело. Он продолжил:
– Что насчет провизора?
– Стыдно сказать, но ничего особо интересного, синьоре.
В детстве у Брунетти была собака, простая дворняжка, и его обязанностью было ее выгуливать. Так он узнал, что, если она натягивает поводок или оглядывается, это что-нибудь да значит. Вот и сейчас, по голосу синьорины, по тому, как она «тянет вперед», он понял: ей очень хочется оказаться подальше от приемной.
И комиссар вполне мог ей в этом помочь. Тоном начальника, обращающегося к подчиненному, он сказал:
– Спасибо, синьорина. Вчера я узнал кое-что новое и сделал пометки. Вы не могли бы подняться и забрать их, чтобы внести в отчет?
Предлог жалкий, незамысловатый, но не игнорировать же прямое распоряжение начальства? Секретарше не оставалось ничего иного, кроме как встать и произнести:
– Да, конечно, комиссарио! А когда я закончу, попрошу виче-квесторе на него взглянуть.
Можно подумать, Патта читает отчеты… Брунетти придержал для синьорины Элеттры дверь. Оставлять Скарпу в приемной ему не хотелось, поэтому он выразительно посмотрел на лейтенанта, давая понять, что они уходят все вместе.
Выбора у Скарпы не было, и он присоединился к ним у двери и расценил кивок Брунетти как позволение выйти первым. Комиссар закрыл дверь. Они с синьориной Элеттрой направились к лестнице, а лейтенант Скарпа – в конец коридора, где свернул налево.
У себя в кабинете Гвидо прошел к столу и сел на него.
– Не желаете объяснить, что нужно от вас Скарпе? – мягко поинтересовался комиссар.
Синьорина Элеттра хотела изобразить недоумение, но передумала – это ясно читалось на ее лице.
– И это уже не первый раз, комиссарио. А что ему нужно, вы, наверное, слышали.
– Утечка информации?
Она кивнула.
– Вам известны детали? – спросил Брунетти.
– По словам Скарпы, кто-то выдал заинтересованным лицам имя подозреваемого.
– Кому именно?
– Он не сказал. Только что имя подозреваемого слили.
– Каким образом?
– Он не сказал, – повторила молодая женщина.
– Это все? – спросил Брунетти.
– Лейтенант считает, что этого более чем достаточно.
– Чтобы сделать что?
– Кого-то обвинить, я полагаю. Он это любит.
– Я заметил, – сказал Брунетти. – Вам известно что-нибудь еще?
Синьорина Элеттра вскинула подбородок, сжала губы. Ей оставалось только сцепить руки за спиной и перекатиться с пятки на носок, как делают расстроенные дети, которых застали за каким-нибудь запретным занятием.
– Да, – произнесла она наконец.
– Следует ли мне об этом знать? – спросил Брунетти.
После паузы, показавшейся комиссару очень долгой, секретарша сказала:
– Пока нет.
Оставив этот ответ без комментариев, комиссар произнес:
– Можно ли раздобыть список пациентов, зарегистрированных в аптеке дотторе Донато?
– Думаю, да. Как минимум имена тех, кто получает там лекарства по рецептам.
– Пожалуйста, поработайте в этом направлении, – сказал Брунетти. – И узнайте, какие медикаменты он выписывал.
– Вас интересуют какие-то определенные препараты? Или заболевания? – спросила синьорина Элеттра, давая Брунетти представление о спектре информации, которую он может получить с ее помощью.
– Дорогие препараты, выписанные пожилым людям, – ответил комиссар. На лице у секретарши отразилось любопытство, и он добавил: – Особенно тем, заболевания которых связаны с потерей памяти или нарушениями мозговой деятельности.
Синьорина Элеттра кивнула.
– Вы сможете это сделать? – спросил Брунетти.
Она посмотрела на него и тут же скромно потупилась: приличные девушки не хвастаются.
– Я имею доступ к широкому диапазону информации, синьоре! – сказала наконец секретарша.
Брунетти хотел спросить, насколько широкому, но тут же передумал: есть вещи, которых лучше не знать. И, прикрыв рот ладонью, скрыл вопрос за покашливанием. Затем сделал серьезное лицо и сказал:
– Очень на это надеюсь!
23
Не успела синьорина Элеттра уйти, как в дверь тихонько постучал Вианелло и, не дожидаясь позволения, вошел. Брунетти указал ему на стул и спросил:
– Ты, случайно, не встретил синьорину Элеттру на лестнице?
– Нет, – ответил Вианелло и удивил его, добавив: – О ней-то я и пришел поговорить.
– О синьорине Элеттре?
– Да, – сказал инспектор. – И о том, что ее беспокоит.
– Насколько я понял, ей докучает лейтенант Скарпа.
Вианелло с полминуты внимательно изучал свои ладони, потом сказал:
– Знаю, со стороны это выглядит именно так.
– Ты имеешь в виду, что есть и другая причина?
– Типа того, – произнес Вианелло.
Брунетти набрал в грудь побольше воздуха и медленно