Александр Скрягин - Формула власти
– Да, что же это такое, а? Вы, кашееды лупастые, назло, что ли так делаете? – бормотал он, обращаясь, к странно ведущим себя подводным обитателям.
А в это время из леса на противоположной стороне озера появились заведующий отделом излучающих приборов Леонид Георгиевич Горынин и инженер Викул Андреевич Контрибутов. Они разговаривали о чем-то, шли неторопливо, то и дело останавливались, смотрели себе под ноги, потом в противоположные стороны, потом внимательно друг на друга.
Заметив рыбаков, собеседники как будто обрадовались и направились в их сторону. Подойдя, с любопытством заглянули в ведро для улова. Ничего там не обнаружив, они многозначительно переглянулись. Горынин удивленно произнес:
– Неужели так короткая волна влияет, а?
– При чем тут волна? Разве это волна? – не выдержал Городовиков, считавший себя абсолютным авторитетом в области рыбной ловли. – Это не волна, а чепуха одна! Под водой она и не заметна! Вот вчера был ветер, так уж, действительно, в этой тарелке волна была, прямо как на Тихом океане! А сегодня это не волна, а так – одно воспоминание! Прямо ворожит кто-то! – с досадой закончил он.
– Дело не в короткой волне, – словно бы поддержал Владимира Ивановича инженер Контрибутов, – а в периодичности импульсов.
– Но с точки зрения теории этого никак не может быть! – по ежиному засопел носом Леонид Георгиевич.
– Значит, теория ошибочна… – всем корпусом повернулся к Горынину инженер.
Леонид Георгиевич задумался. Наконец, видимо, найдя ответ, он открыл рот, но его внезапно опередил Городовиков, пораженный неожиданно пришедшей ему в голову мыслью:
– Я понял! Это столовка утром опять в озеро старую картошку выбросила! Карп картошки нажрался и теперь кашу есть не хочет! Точно!
– Владимир Иванович, – сказал Контрибутов. – Вы еще десять минут посидите, и полное ведро будет. Только не уходите!
Доктор с инженером повернулись и быстро пошли к Институту.
Ни Городовиков, ни Ефим на последние слова Контрибутова внимания не обратили. Подумали, что это он так над ними посмеивается.
Надо было уходить. До конца перерыва оставалось минут десять. Потом – все. Увидит Федоровский, как используется рабочее время, – беда! И Городовикову, само собой, не поздоровиться, да и Ефиму могло влететь по самые уши. Академику ведь ничего не стоило стукануть его прямому начальству – дескать, и сам в трудовые часы шпионов не ловит, государственные тайны не охраняет, да еще и институтских сотрудников с праведного пути сбивает. И даже, если лично академик не увидит, так доброхотов сообщить ему об этом – пруд пруди!
Они совсем уже решили плюнуть на свихнувшихся карпов и уйти, но все-таки медлили. Жили той самой лишающей воли надеждой, что убеждает проигравшегося рулеточного игрока, – подожди еще немного! Вот-вот обязательно повезет! Не в этот раз, так в следующий! Ну, не в следующий, так через раз! Обязательно повезет! Только потерпи еще немного! И тогда – непременно придет Удача!
В этот момент, они увидели, как в круглой башне, где помещался полигон излучающей аппаратуры, открылось окно, и оттуда высунулся инженер Контрибутов.
Он замахал в их сторону руками и что-то закричал.
И жесты и не расслышанные слова они восприняли, как продолжающиеся насмешки, и, вздохнув, повернулись к поплавкам своих удочек. И тут же с изумлением увидели: под водяную поверхность ушел сначала один, потом второй красно-белый поплавок. Друзья схватились за удилища, и в воздухе заблестели зеркальными боковыми полосами два упитанных карпа, размером с энциклопедический словарь каждый.
И рыбы пошли на крючок одна за другой! Потратив минут пятнадцать рабочего времени, они вытащили с десяток отличных экземпляров окультуренного сазана, и остановились только, ощущая уколы не до конца уснувшей совести, и голос здравого смысла, обещавшего им крупные неприятности за рыбалку после окончания обеденного перерыва.
Этот случай хорошо отпечатался в памяти у Ефима, он даже несколько раз рассказывал его знакомым в качестве доказательства непредсказуемости рыбацкой удачи.
Произошел он всего за несколько дней до официального оглашения приказа о ликвидации Института.
30. Он приехал
Майор Мимикьянов шел по ночной Колосовке.
Из окружающей поселок степи в Колосовку вливался степной воздух, полный древних растительных запахов. Эти запахи что-то говорили клеткам кожи, легких и сердца. Иначе, почему бы по рукам пробегали толпы маленьких остроногих иголочек, в груди мятным холодком вспыхивала непонятное волнение, а сердце томительно сжималось? Но понимать этот древний язык человек давно разучился.
Проходя мимо вокзала, майор замедлил шаги.
От перрона уходила последняя электричка. Она загудела, рождая в ночном воздухе тяжелые вибрирующие волны.
Базарчик у входа на перрон, был пуст. Только с ближнего края стояла по-прежнему стояла баба Клава.
Ефим подошел к ней и поздоровался:
– Добрый вечер, баба Клава!
– И тебе добрый вечер, мил человек! Чего так поздно гуляешь, когда все люди уж по домам сидят?
– Вы, баба Клава, тоже вот дома не сидите.
– Так я минералводского поезда жду! Вдруг отпускникам все свои огурчики и продам! В прошлый раз, все как есть, продала! У меня – дело, вот и полуношничаю!
– Вот и у меня – дело. – вздохнул майор.
– Ну, что же! Ухажерство – дело хорошее! – одобрила баба Клава, по-своему поняв его слова. – Вот огурчика возьми! Уку-у-усные! – заулыбалась она, и морщинки побежали по ее полному лицу.
Огурцы бабы Клавы недаром славились по всей Колосовке. Поспорить с ними могли только соления Инны Лилипуц.
Ефим взял аккуратный огурчик, попробовал и остался доволен. Он расплатился, кивнул бабе Клаве: «Счастливо вам поторговать!», повернулся и двинулся по привокзальной площади. Но отошел недалеко.
Его взгляд остановился на спуске с виадука: ему показалось, что по ступеням идет женщина в светлой блузке, похожая на учительницу музыки Туровскую. Ефим не был в этом уверен. Июльская ночь была непроглядно черной, и он вполне мог ошибиться.
Майор остановился и решил подождать, пока женщина подойдет ближе.
Это, действительно, оказалась Ева Станиславовна.
Когда она еще была в десятке шагов, майора ощутил притягивающий аромат ее духов.
– Ефим, а я вас увидела сверху и бегу! – слегка задыхаясь, произнесла Туровская. – Я хочу сказать вам одну вещь…
– Что за вещь? – почувствовав беспокойство, спросил майор.
– Он, только что приехал! – выдохнула воздух Ева Станиславовна.
Ефим ощутил неприятный холодок в груди.
– Кто он?
– Источник странных колебаний. – широко раскрыла глаза Туровская.
– Почему вы решили, что он приехал?
– Когда я шла по виадуку, – начала объяснять Ева Станиславовна, – то неожиданно стала его чувствовать. И все сильнее и сильнее! Смотрю, – к вокзалу подходит электричка из города. Когда она остановилась, этот странный звук стал очень сильным. Потом электричка уехала, а звук остался… А примерно через минуту стал затихать. И скоро совсем замолк.
Глаза Туровской блестели в ночи стеклянными шариками.
– Интересно! – подергал себя за ухо Ефим. – Очень интересно! И чего это он в городе делал?..
– Не знаю, Фима. – пожала плечами женщина.
Мимикьянов подумал и сказал:
– Позвольте, я вас все-таки провожу, Ева Станиславовна!
– А вы не опоздаете? – спросила Туровская.
– Куда – не опоздаю?
– Так вы же куда-то шли! А тут на тебе – старую женщину провожай!
– Ну, какая же вы старая! Что вы на себя наговариваете, Ева Станиславовна! – льстил, не кривя душой, майор.
– Шучу! Я совсем молодая! И раз вы так считаете, провожайте меня, даже, если и опоздаете куда-нибудь!.. Надеюсь, это не свидание с дамой? – с женской ревностью поинтересовалась она.
– Совсем нет. – искренне заверил Ефим.
– Что ж, тогда, идемте. Все остальное терпит! – сказала Туровская и просунула свою теплую руку под его локоть.
Насчет того, что все остальное терпит, у майора было другое мнение. Но, разумеется, высказывать его вслух он не стал. Женщины имеют право на свою собственную картину мира.
Они пошли по неосвещенной улице под руку, как хорошая семейная пара.
Стояла ватная, совсем не городская тишина. Если бы не стук Евиных каблучков, она бы почти совсем не отличающаяся от той, что застыла громадным прозрачным телом в ночных полях, окружающих поселок.
Мбу-у-у… – загудел на подходе к стации электровоз, рождая в пространстве крутые, далеко разбегающиеся волны.
Мбу-у-у…
Электрический зверь замолк, и воздух прошила тонкая строчка вагонного перестука колес о рельсы.
– А чем там, в ресторане закончилось-то? – задал майор вертевшийся на языке вопрос.
– Да, ничем… – пожала плечами преподавательница музыки. – Подрались, да померились… У ресторанной публики так часто и бывает… Как в зале все закончилось, я не видела… Допела и переодеваться пошла… Но когда вышла на улицу, все эти драчуны уже вместе перед рестораном стояли, мирно разговаривали…
