Роберт Кемпбелл - Нам не страшен Хуливуд
– Я-то его знаю, – сказал Беллерозе. – А вы его знаете?
– Мы с ним не встречались, но кое-что о нем мне известно. У него есть кинотеатр для фильмов категории «X», несколько грязных книжных лавчонок, бордель…
– … желтая газетенка и многое другое, – закончил за него Беллерозе. – Так что вам от него нужно?
– Мне кажется, именно он снял эту мерзость. С обезглавленной латиноамериканкой. Вьетнамка, тело которой исчезло из лос-анджелесского морга, а потом очутилось на мостовой, занимается в этом фильме всякими фокусами с той самой латиноамериканкой. Мне кажется, Баркало как-то с этим связан. Или сам Баркало, или кто-то из его парней отлично умеет управляться с мачете. А у Баркало есть парочка бандитов, которые на него работают, верзила и коротышка.
– Дом Пиноле и Джикки Роджо.
– И они разъезжают на «кадиллаке» с антенной. Перекрасили его в красный цвет.
– Мы этим поинтересуемся.
В кабинете, на столике в дальнем углу, нашлись обшарпанный видеомагнитофон и девятнадцатидюймовый цветной телевизор. Беллерозе, поднявшись с места, вставил в магнитофон кассету. После нескольких неуверенных манипуляций с кнопками магнитофон загудел и экран загорелся. Взяв пульт дистанционного управления, лейтенант вернулся в кресло.
Свистун вновь просмотрел жуткий фильм, сделанный по бесхитростному сценарию. В последнем речь шла о девушке, привезенной не то из Гонконга, не то из Сингапура и начавшей торговать собою.
– Не так-то их много в Новом Орлеане, – сказал Беллерозе.
– Кого? Проституток?
– Азиаток. И я никогда не слышал ни об одной потаскушке из Вьетнама.
Они молча просмотрели серию половых актов на телеэкране.
– У вас от такого встает? – спросил Беллерозе.
– Только когда долго пощусь.
– А у меня встает. Вот ведь пакость. Нельзя снимать такое. Хотя можно понять какого-нибудь страдальца без бабы или с дурной бабой, который насмотрится этого, да и возьмет в игривую ручонку.
– Все нам смотреть не обязательно, – заметил Уистлер.
Беллерозе передал ему пульт. Свистун перемотал ленту до того места, где появился крупный план Лим Шу Док.
– Похожа на ту голову, что вы храните на льду?
– Та голова, которую мы храним на льду, ни на что не похожа. Ни на что мало-мальски привлекательное.
– А мне можно будет на нее взглянуть?
– Взглянуть-то можно, но говорю вам, в ней не осталось ничего человеческого.
– А как насчет данных экспертизы? Беллерозе кивнул.
– Махнусь с вами на копии ваших картинок. Ксерокс у нас тут есть.
Свистун промотал ленту дальше – до того места, когда на лице у девушки вспыхнул ужас при появлении человека с ножом и где взлетел в воздух сам нож. И остановил за миг до того, как хлынула кровь.
Свистуну был слышен шум из соседней комнаты, где размещался рядовой и сержантский состав. Там трезвонил телефон, слышались голоса и шаги, то и дело хлопала дверь. Шла обычная суета.
– Я уже видел этот фильм, – сказал Беллерозе. – Если эту мексиканку и обезглавили, то мы так и не нашли от нее ни кусочка.
– А вы говорили об этом с Баркало?
– Ясное дело, говорили. Он привез нас к себе в студию на реке, где он, по его словам, и снимает эротические фильмы. Показал нам студию звукозаписи, камеру и лабораторию, в которой он, дескать, устраивает эти фокусы.
– А вы спросили у него, куда подевались латиноамериканка и азиатка?
– Он ответил: откуда ему знать, куда деваются разъездные шлюхи. Имел наглость чуть ли не перейти в наступление. Найдите ее, сказал, найдите эту сайгонскую шлюху, и она расскажет вам, что все это было кинотрюком.
– А может, он знал, что вам никогда не найти ни ту, ни другую? Но теперь в Новом Орлеане имеется голова, а в Лос-Анджелесе тело с бабочкой на бедре.
– Это вы так говорите. А лос-анджелесская полиция говорит нечто прямо противоположное. Понимаете, что у меня за проблемка, а?
Он забрал у Свистуна приборчик дистанционного управления и перемотал ленту назад, до самого начала. Затем пристально посмотрел на Уистлера.
– Ну, что у вас еще?
– В «БМВ» находилась одна актриса. Она видела труп, о котором говорят, будто это кукла. На следующий день после аварии она получила приглашение на роль в Новом Орлеане, причем крайне срочное.
– И вы думаете, что ее послали к Баркало?
– Я бы на это поставил.
– А почему?
– Слишком уж много совпадений. Начиная с сувенирных денег, рекламирующих его порнокинотеатр, которые я нашел на ночном столике у этой дамы.
– Вы хотите сказать, что лос-анджелесская актриса получила срочное приглашение от кого-то, кто греет руки на порнобизнесе в Новом Орлеане, и что сюда ее заманили в ловушку? А мне сдается так: она-то понимает, что делает, а вот вы не понимаете, что она делает. И, возможно, вы ее просто мало знаете.
– Что ж, я спрошу у нее об этом, когда ее разыщу. И когда разыщу, мне, возможно, потребуется помощь.
Беллерозе откинулся в кресле, скрипнувшем, как задавленная крыса. Весь как будто съежился, возвращаясь в черепашье состояние. Да и глаза у него стали сонными, как у хитрой старой черепахи.
– Только приходите не с пустыми руками.
– А с чем? С еще одной головой?
– И не пытайтесь меня перехитрить. Вы что Думаете, у нас тут совсем мозгов нет? Думаете, я такого говна раньше не видывал? Думаете, мы тут и в ус не дуем? Послушайте-ка лучше, что я вам скажу. Это не ваш город. И если я найду вас где-нибудь, где вам быть не положено, я вам перо в жопу вставлю. И наплевать мне на то, что вы разыскиваете свою возлюбленную!
Глава двадцать четвертая
Новый Орлеан – город, в котором легко затеряться в толпе. Люди всех сортов и из любых слоев общества шатаются по нему денно и нощно, сидят на скамьях, на ступеньках, на постаментах, стоят, прислонившись к витринам магазинов, к воротам и к парковым оградам.
Свистун сидел во взятой напрокат машине через дорогу от "Бобровой струи".
Следить надо было или за порнокинотеатром, или за домом на улице Урсулинок, в котором жил Баркало. Шансы составляли пятьдесят на пятьдесят. Перевешивало лишь одно соображение в пользу кинотеатра: именно его адрес значился на сувенирных деньгах, которые он нашел в квартире у Шилы; к тому же здесь порноделец держал своего рода контору в попытке выдать свое занятие за нормальный бизнес.
Если Свистун ошибся, если он ждет не там и соответственно упустит ее, если она прибыла в какое-то другое место, ему неизвестное, а оттуда ее повезли прямо к месту предполагаемых съемок и сделали с нею как раз то, что, как он опасался, они с нею и собираются сделать, значит, она для него потеряна. Причем не на время, а навсегда.
С другой стороны, нельзя было исключать и того, что, пока он, обливаясь потом, подкарауливает ее здесь, она сидит в каком-нибудь ресторане с исправной системой кондиционирования за ланчем с коктейлями, на встрече с вполне нормальным, хотя, конечно, и третьесортным кинопродюсером, который рассказывает ей о внутренней мотивации и роскошных нарядах ее предполагаемой героини. Что ж, хорошо бы, чтобы именно так и было. Свистун предпочел бы оказаться дураком – только бы не свидетелем на похоронах.
Солнце, стоя прямо над головой, нещадно пекло. Уистлера мучила чудовищная жажда. Он хотел было уже отправиться пропустить стаканчик пива в какой-нибудь соседней лавчонке с видом на улицу, когда двое мужчин – верзила и коротыш – припарковали только что перекрашенный в красный цвет «кадиллак» у кинотеатра.
Пиноле и Роджо – кто же еще? Выйдя из машины, они зашли в дом и скрылись в глубине кинотеатра.
Баркало повернулся, ухватился обеими руками за чугунные перила и, повиснув, как обезьяна, посмотрел сквозь решетку вниз, на улицу.
Буш уставилась ему в затылок, прикидывая, хватит ли у нее сил убить его на месте, если она размозжит ему голову тяжелым цветочным горшком, прицелившись в аккурат над ухом.
Он обернулся, словно прочитав ее мысли. Затем вновь посмотрел на улицу.
Баркало не считал себя дикарем, хоть и походил с виду на заросшую шерстью обезьяну. В торговле живым товаром на голом страхе такой карьеры не сделаешь. У него было определенное обаяние, имелся некий шарм.
Безраздельно властвовать женщинами он научился у Фан Тана по кличке Гусеница, научился еще двадцать лет назад, когда сам он был безусым юнцом, а Фан Тан – главным сутенером всего Французского квартала. Гусеница был кожа да кости, с безвольным взглядом и безвольным подбородком, с желтыми и неровными зубами, навсегда разминувшимися с зубной щеткой. Чтобы у него не воняло изо рта, он сжевывал по двенадцать упаковок "Джуйси фрут" ежедневно. На шее у него – в том месте, куда впивался тугой воротник, – торчали жесткие багровые складки. Галстук он носил и зимой и летом. В кабаке у Билли Уимпля он имел свой столик, восседая за которым, Фан Тан правил целой конюшней длинноногих, поразительно желтых девиц и время от времени делился половым и криминальным опытом.
