Василий Казаринов - Бог огня
Они покинули ресторан примерно через час — Басе приспичило, во-первых, допить свое вино, а во-вторых, полакомиться десертом с запеченной малиной, так что выбрались они на волю из мраморно-хрустального зала, когда уже на город начали опускаться предсумеречные тени. Пошел дождь, им пришлось несколько десятков метров бежать до машины. Пробежка эта, наверное, выглядела забавно, учитывая Басино длинное платье и туфли на высоком каблуке.
Б. О. запустил двигатель и обернулся, чтобы немного сдать назад и объехать заперший их темно-синий «ниссан». Что-то, по-видимому, привлекло его внимание.
Он высунулся и помахал кому-то. Бася оглянулась и заметила человека в светлом костюме, который садился в черную машину.
— Черт! — сказал Б. О., открывая дверцу. — Сумку Игорю забыл отдать. Я сейчас.
В эту секунду там, сзади, начало происходить что-то странное. Она почувствовала резкий толчок — их машину тряхнуло так, что Бася отлетела вперед, ударилась боком в панель бардачка и увидела ослепительную вспышку света. И только потом не столько услышала, сколько ощутила каждой клеткой своего тела жуткий грохот: впечатление было такое, будто их «Жигули» находятся внутри плотно накачанного шара, который вдруг лопнул и разлетелся на мелкие клочки.
Некоторое время она ничего не слышала, кроме звона в ушах, и ничего не видела, кроме черного дыма. Но где-то в глубинах сознания отпечаталась эта картина: «сааб» тронулся, проехал несколько метров и словно споткнулся на ровном месте.
Потом он начал распухать и раздуваться, как детский воздушный шарик: округлился капот, вздулась, как щека, обезображенная флюсом, дверца, крыша выгнулась дугой, а потом шарик лопнул, исторгая из себя слепящую вспышку.
Дома вдоль улицы, казалось, глубоко вздохнули, втягивая живот, на мгновение задержали дыхание и яростно отхаркнулись битым оконным стеклом.
Ее швырнуло влево — Б. О. отчаянно придавил газ, резко кинул машину в ближайший переулок и сразу затормозил. Минуту он тяжело дышал, упираясь лбом в рулевое колесо, затем толкнул дверцу, вышел из машины.
Она бросилась следом, догнала его, схватила за рукав. Впереди в дыму кто-то истошно кричал, вся улица была усеяна битым стеклом и какими-то бесформенными обломками.
Она обо что-то споткнулась и упала на асфальт. Встала на четвереньки, отползла вбок и тут увидела предмет, о который споткнулась: это была оторванная по локоть рука. На запястье светился золотистый штамп.
Она не понимала, что с ней происходит, — просто стояла на четвереньках и смотрела на золотой кружочек.
Дождь смывал с него кровь. Часы, подумала она, это просто часы. Секундная стрелка с мелким, едва различимым подергиванием упорно шла по кругу.
После этого они еще минут двадцать молча сидели в машине, глядя на струившуюся по лобовому стеклу воду.
— Знаешь, о чем я подумала там, когда сидела на асфальте?
Б. О. едва шевельнул бескровными губами:
— Ты еще сохраняла способность о чем-то думать?
— Да, — с удивлением ответила она и помолчала, прислушиваясь к себе. — Да, конечно! Я думала только об одном. Одна-единственная мысль сидела в мозгу, как заноза.
— И какая?
— Я почему-то думала про его часы.
— Что?! — изумился Б. О. — И что ты о них думала?
— А хорошая же это вещь «Ролекс»!
Б. О, вздрогнул, медленно повернулся в ее сторону, приоткрыл рот — у него был ошеломлённый вид, будто он вдруг лишился дара речи. Потом он опять наклонился вперед и уперся лбом в баранку, искоса поглядывая на Басю.
— Знаешь… — тихо сказал он, — а ведь я тебя начинаю побаиваться.
Глава 4
«А КРОМЕ ТОГО, ЖАЛУЮ ВАС РЕКАМИ, РЫБАМИ И ЛЕСАМИ, КАК ВЫ ТОГО ЖЕЛАЛИ»
1. Этюд в голубых тонах
— Алло, Аркадий Борисович? Это Вартан.
— Надо же, какая досада… А я-то думал, что меня в столь поздний час беспокоит Билли Клинтон по старой дружбе. Знаешь, мы как-то по пьянке пересеклись с ним в сауне с девками. И он обещал мне подарить свои запонки. Не подарил, зажал. Говорят, он жмот.
— Вам бы все шутить…
— Да и у тебя голос не грустный… Случилось что-нибудь веселое?
— В общем, да… Пиротехник, как вы и предполагали, нас кое-куда вывел.
— Пока не смешно. Куда?
— Во-первых, к одному парню, компьютерщику.
— Хакер?
— Да нет, ничего серьезного. Приторговывает информацией об абонентах телефонных номеров. Чем черт не шутит — может, стоит этого деятеля тряхнуть?
— Почему бы и нет? Береженого Бог бережет. Еще что-то?
— Но главное — он нас вывел к этой сволочи, которая отправила в Профибанк факс с предложением купить информацию по уплывшему кредиту. Помните?
— Разумеется. Директор этой вшивой лавочки, которая входила в наш холдинг. И где он отыскал этого мужика?
— Мужика он не отыскал.
— Не понял.
— Приеду — расскажу. Вы просто обхохочетесь.
* * *На поиски дома, обозначенного в адресных реквизитах сторон, подписавших контракт, они отправились в середине дня. Басе нужно было на минуту заскочить на работу — Б. О. свернул на набережную, чтобы не вязнуть в закупоривших центр пробках.
— Открой окно, — попросила она. — Может, хоть от реки свежестью пахнёт.
Не пахнуло.
— Притормози. А то меня от этой духоты просто мутит.
Они вышли из машины, облокотились на чугунные перила, долго смотрели в желто-серую, подернувшуюся масленой радужной пленкой воду. Река лежала неподвижно, бездыханно, как утопленник в гранитном гробу. Среди щепок, конфетных фантиков и прочего мусора, прибитого к берегу, плавала дохлая рыбка.
— М-да, — мрачно заметил Б. О. — Нас жалуют реками и рыбами, как мы того желали.
— Контекст? — вяло усмехнулась она. — А про флору в твоем контекстуальном исследовании ничего не сказано?
— Флору? — удивленно поднял он бровь. — А к чему ты это?
Она кивком указала через плечо. На противоположной стороне улицы, там, где веки вечные тянулся угрюмый бетонный забор, теперь буйствовала полыхавшая жгучими тропическими красками зелень. Там — да-да! — прямо из асфальта, вспарывая изумрудные травяные ковры, расцвеченные желтыми помпонами одуванчиков, росли стройные загорелые стволы и растекались в мощные, набрякшие сочной листвой кроны, походившие на вспышки зеленых взрывов. Среди них вольно порхали бледно-розовые бабочки яблоневых цветов, сквозили мелкие мотыльки вишневых. То тут, то там проступали напряженные, вздувшиеся от натуги жилы ветвей, и весь этот зеленый вал, клубясь и пенясь, катился в сторону торчавшего на набережной бетонного императора с корявым и демоническим, как будто расплесканным под порывами ветра лицом.
Б. О., приоткрыв губы в туманной улыбке, запрокинул голову и полушепотом произнес:
— Верно… Нас жалуют лесом, как мы того желали.
— Какой же это лес? — усомнилась Бася. — Разве бывают фруктовые леса?
— У нас все бывает, — убежденно произнес Б. О., беря ее под локоток. — Пошли, спросим у маэстро.
Маэстро, бородатый человек в белой бейсбольной кепке, державший на согнутой в локте руке огромную овальную картонную палитру — из-за нее он издали казался однокрылой бабочкой, — старательно наводил длинной кистью матовую тень на сверкавшем, как кожа мулата, стволе дерева и ослепительно улыбался.
— Это лес? — ткнул Б. О. пальцем в разрисованный бетон.
— Это сад, — не убирая с лица улыбки, возразил художник. — Сад роз.
— А где же розы? — поинтересовалась Бася.
— Будут, — заверил живописец, приподнимая тыльной стороной ладони козырек кепки. — Все у нас будет. Все у нас получится.
— Вы изъясняетесь прямо как наш всенародно любимый президент, — усмехнулся Б. О.
— А что это вы тут? — спросила Бася, отходя от стены на пару шагов. — Цветы в бетоне выращиваете? — Покачала головой. — Цветы в бетоне не растут.
— Абсурд… — весело отозвался художник. — Согласен с вами. Совершенный абсурд, — отступил на шаг и, прищурившись, оценил только что наложенный штрих. — Но этот абсурд, согласитесь, нисколько не выпадает из строя жизни и ее стилистики. Сначала мы рубим под корень все деревья, заковываем землю в асфальт и насаживаем, где только можно, такие вот бетонные заборы. А потом эти заборы украшаем искусственными розами.
— А если дождь? — озабоченно спросила Бася. — Розы увянут, поплывут, сделаются грязной жижей и утекут в канализационный люк… Как это печально.
— Ничего, будут сидеть на месте. У нас краска хорошая, французская. Специально для фасадов. Спонсоры где-то раздобыли.
— Ну, если французская — тогда конечно, — кивнул Б. О., наблюдая за шумной свалкой, устроенной воробьями в большой плоской картонной коробке, по дну которой ерзал, терзаемый птицами, огрызок недоеденного пирога. — Ладно, Бася, пошли. Нас ждут великие дела.
