Анатолий Безуглов - За строкой приговора
Между тем шли месяцы. Имя Степана не сходило с Доски передовиков, и вскоре Акимов получил досрочно условное освобождение.
В день отъезда произошло маленькое происшествие.
Степан уже получал документы в канцелярии, когда туда вбежал библиотекарь.
- Позвольте, - закричал он, - это как же так! Да у меня таким порядком всю библиотеку по домам увезут. А ну-ка открывайте чемодан! Где у вас "Библия для верующих и неверующих"?
Степан густо покраснел. От смущения он никак не мог попасть ключиком в скважину замочка.
- Я же не нарочно, - бормотал Степан. - Я позабыл, что не моя...
- Когда Фимка Удав снимает часы с прохожих, он тоже каждый раз уверяет, что не нарочно, а просто позабыл!..
- Тихо! - стукнул ладонью по столу Куницын. - Акимов, оставьте книгу у себя.
Степан покривил душой, говоря Куницыну, что больше не верит в бога. Он еще не мог назвать себя неверующим. Но и прежней веры давно уже не было.
ОН САМ СЕБЯ ОСУДИЛ...
В тот день в кабинете Анны Ивановны, где помимо нас находился еще помощник прокурора области Максим Феофанович Камышев, мы говорили о том, что, не искоренив алкоголизма, нельзя покончить и с преступностью. Камышев, в недавнем прошлом прокурор сельского района, перечисляя причины, способствующие пьянству, особо подчеркнул тот огромный вред, который приносят самогонщики.
- Если в какой-либо деревне увеличивалось количество хулиганств, телесных повреждений, краж, - говорил он, - то в милиции уже знали: объявился самогонщик. Трудно перечислить все беды, связанные с самогоноварением. Получалось - один наживался, а десятки людей страдали. Но однажды пострадал и самогонщик... Я имею в виду не приговор суда. Так получилось, что строже всего он сам себя наказал...
- Вы имеете в виду Бычкова? - спросила Анна Ивановна.
- Его, - подтвердил Камышев. - О нем стоило бы написать...
Через несколько дней дело по обвинению Бычкова было доставлено в прокуратуру области. И вот уже мы, выслушивая краткие комментарии Камышева, читаем материалы дела.
* * *
Судья. Подсудимый Бычков, вы по-прежнему отрицаете свою вину?
Подсудимый. Отрицаю.
Судья. Почему же у вас в доме произошел взрыв?
Подсудимый. Мальчишка баловался... А я недоглядел, по
хозяйству был занят...
Судья. А это что за медная трубка?
Подсудимый. Откуда я знаю? Мало ли железок валяется.
Из протокола судебного заседания
...Когда-то слабый колхоз набирал силу, превращался в крупное многоотраслевое хозяйство. Изменилась и жизнь колхозников. Никто уже не завидовал так и не вступившему в колхоз Бычкову, его шкафам и диванам. У многих появилось свое, новое, ничуть не хуже. А у Бычкова, жившего за счет продажи овощей с огорода, дела были неважны: цены на картошку все падали и торговать ею становилось невыгодно.
Однажды, не дождавшись конца торговли, Бычков связал свои мешки и пошел в чайную.
В грязно-голубом павильоне в самом конце рынка с утра до вечера плавали тучи табачного дыма. На стенах висели порыжевшие едва заметные таблички: "Не курить", "Приносить с собой и распивать спиртные напитки воспрещается". У прилавка теснилась длинная очередь. Петра окликнули из дальнего угла. Он сразу узнал своего старого дружка Ярохина. Когда-то они вместе учились в школе, затем попали в одну роту. С войны Ярохин вернулся без ноги. На работу он не поступил, жена от него ушла. Ярохин проводил в чайной все время с утра до вечера, ожидая угощения от случайных собеседников, обрюзг, по неделям не брился, одет был в грязный мятый пиджак неопределенного цвета.
- Здоров, Петро... - он хрипло рассмеялся. - Забываешь старых приятелей. Все деньгу копишь? Угостил бы ради встречи.
Петр недовольно отмахнулся.
- Настроение не то.
- Дела небось на рынке плохи? - понимающе улыбнулся Ярохин. - Так это не только у тебя. Перед тобой заходил Семенов из Поддубного, знаешь его? Так у него тоже не лучше.
Ярохин знал все последние рыночные новости. Они стекались со всего рынка в чайную.
- Что же делать будешь, Петро? Так и прогореть недолго.
- Не каркай, - стукнул кулаком по столу Бычков. - Без тебя душа горит.
- Да ты не обижайся, я же тебе добра хочу... Тут одно дельце есть... Ярохин оглянулся по сторонам. - Выпить бы неплохо...
- Да где же я тебе выпить-то возьму? До завтра потерпеть не можешь?
- Не могу, Гаврилыч, поверь, не могу. Я знаю, где можно достать. Там и о деле поговорим. Только никому ни-ни. Понял? - Ярохин живо поднялся, пританцовывая на одной ноге. - Пошли.
Приятели молча шли по притихшей улице.
Возле большого сумрачного, из потемневших бревен, дома они остановились и исчезли в темном провале двери.
С тех пор на деревне стали замечать, что Бычков изменился. На базаре появлялся редко, только за покупками...
* * *
Судья. Ваша фамилия, имя, отчество и должность?
Свидетель. Смирницкий Иван Кузьмич, бригадир колхоза
"Рассвет".
Судья. Вы знакомы с подсудимым?
Свидетель. Да я со всем, почитай, районом знаком.
Судья. Какие у вас отношения?
Свидетель. С Петром-то? Нормальные отношения. Чего нам
делить?
Судья. Вам что-либо известно о том, что Бычков промышлял
самогоноварением?
Свидетель. Вот чего не знаю, того не знаю...
Из протокола судебного заседания
Осень было холодная и злая. Дожди шли неделями. Земля размокла, по дорогам ни пройти ни проехать.
Как-то Петр вернулся домой вместе с бригадиром.
- Слушай, Анюта, принеси-ка нам горяченького. А то продрогли мы с Кузьмичом, - попросил он жену.
На столе появился борщ, соленые огурцы, вареная картошка.
- Ну, Кузьмич, по маленькой, что ли?
- А что? Можно.
Петр достал бутылку с мутноватой жидкостью.
- Где это ты раздобыл? - удивился бригадир.
- На станции. На водку не хватило, так пришлось взять это у одной тетки. И недорого. Будь здоров!
Они чокнулись и выпили.
- А что за тетка-то? - продолжал допытываться Кузьмич.
- Тетка как тетка. Две руки, голова. Мы с ней детей не крестили. А тебе-то зачем? - подозрительно покосился Петр. - Председателю доложить хочешь?
- Чудак!.. Просто сам хотел достать где-нибудь...
- Смогу устроить... Это нетрудно.
Возвращаясь домой, бригадир снова и снова вспоминал разговор с Петром.
"Черт его знает, откуда он берет самогон. А какое мне, собственно, дело? Что я - милиционер? А хоть бы и сам варил! Ведь за свои деньги и сахар покупает, и все..."
После самогона было тепло и весело. Даже дождь не казался таким противным.
- Все-таки хорошая это штука, выпьешь - и вроде легче становится. Вот как сегодня: председатель честил с утра, муторно было, а сейчас ничего. А Петр - хороший мужик. И работает ничего, только жмот порядочный. Ну да все мы не без греха...
С утра у бригадира страшно болела голова, и он забежал к Петру.
- У тебя там не осталось в бутылке? - подмигнул он Бычкову.
- Да есть немного. А что?
- Опохмелиться бы.
- Это можно.
Петр исчез в задней комнате и через некоторое время вернулся со стаканом самогона и соленым огурцом.
- Спасибо, Гаврилыч, выручил ты меня, а то спасу не было - башка трещала! - говорил Петру бригадир, когда они шли на работу.
- Да ладно уж, - отмахнулся Бычков. - Чего там, свои люди - сочтемся. Надо будет - заходи. Выручу.
Так у Петра появился первый клиент. А обслужить он мог многих...
Посреди задней комнаты теперь стоял большой жестяной чан - литров на двадцать. Сверху его прикрывала крышка. Это и был самогонный аппарат.
Сам Бычков не решался продавать свою продукцию, а делал это через бабку Ефросинью из соседнего села. Это была довольно бойкая старуха лет семидесяти. Любители выпить хорошо знали ее дом. Постоянным клиентам самогон отпускался даже в кредит.
Многие знали, что бабка продает самогон, но смотрели на это сквозь пальцы. Бычков же оставался в тени.
- Петя, а может быть, не надо! - говорила Анна. - Ведь нам и без того хватает.
- Ты только помалкивай, - предупредил Петр. - И сыну Славке надо сказать, чтобы не проболтался. Для него и тебя стараюсь, чтоб жизнь сделать вольготную.
И жизнь в доме с каждым месяцем становилась "вольготней": купили радиоприемник, Славке Бычков подарил велосипед.
Сын не очень хорошо понимал слово "самогон". Самолет, самокат - это ему было понятно. Это были привычные вещи, о которых люди говорили открыто, не таясь. А вот при слове "самогон" отец почему-то обязательно понижал голос:
- Ты, сынок, помалкивай про заднюю комнату. Чтоб никому...
- А почему, бать?
- Вырастешь - поймешь. А пока это тайна. Ты тайны хранить умеешь?
- Умею, - серьезно отвечал Славка.
Так в его маленькую жизнь вошла первая тайна. Нехорошая, грязная.
Как только из задней комнаты начинало тянуть сладким запахом, отец посылал его на улицу.
- Поди погуляй. Если кто-нибудь подойдет, прибеги и скажи.
Славке это напоминало игру в войну. Когда кто-нибудь приближался к их калитке, сердце его замирало. "Ну войди, войди же..."
