Рут Ренделл - Никогда не разговаривай с чужими
— Что с ним случилось? — спросил он. — Я имею в виду… — Джон с трудом подыскивал нужное слово, — какое наказание он получил?
— Это было первое его преступление. Или первое, раскрытое полицией, так точнее. Он получил три года условно, но шесть месяцев должен был провести в психиатрической лечебнице.
Миссис Гудман налила в полупинтовые чашки темно-коричневый чай. Колин дотянулся до своей чашки, наполненной до краев, и расплескал чай на блюдце.
— Это ты сам, цыпленок, а не я.
— Все в порядке, мама. Я не в претензии.
— А он провел эти полгода в лечебнице? — вмешался Джон.
— Полагаю, да. По крайней мере, должен был.
Джона мучил один вопрос, но ему не хотелось задавать его в присутствии миссис Гудман. Он никак не мог отделаться от ощущения, что он — в классе, а она — его учительница, высокая, сухопарая, с крючковатым носом, стоит у доски и пишет на ней задачи или прохаживается в проходе между партами, останавливается и заглядывает в тетради через плечо.
Не поднимая глаз от тарелки с толстым куском торта, он все-таки спросил:
— Кто это был, девочка или мальчик?
Слава богу! Колину не требовалось дальнейшее разъяснение.
— Мальчик.
— Странно, что в газетах ничего про это не было.
— Почему же, котенок? — вступила в разговор миссис Гудман. — Оррингтонская газета печатала. Возможно, для «Свободной прессы» эта новость не была достаточно сенсационной.
— Знаешь, он признал вину, — сказал Колин. — И довольно быстро. Все закончилось через полчаса.
Джон знал, что они сейчас подумали. И он тоже повторял ее имя про себя. Дженифер, Дженифер…
— Вы не скажете, что такое магнетит? — неожиданно обратился он к миссис Гудман.
— Магнетит? Магнитный железняк руда с магнитными свойствами.
— Да так-то и в словаре объяснено. А как можно понять по-другому?
— Подожди, котенок А если предположить, что это — магическая сила притяжения, которую муж — конечно, если обладает ею, — может использовать, чтобы вернуть сбежавшую жену?
— Влечение, — обронил Колин. — Влечение, вот что это. И можно прямо сказать, без твоей всем известной тактичности.
И после этого мать и сын пустились в привычную перепалку в довольно резкой, но никогда не выходящей за определенные пределы форме. Они никогда полностью не теряли самообладания, несмотря на ехидный смех миссис Гудман и сверкающие глаза Колина. Все закончилось замечанием старой дамы, что вряд ли Джону захочется дальше проводить вечер в таком неприветливом доме, обитатели которого постоянно препираются и доставляют гостям массу неудобств. И что он скажет на это?
Конечно, Джону оставаться не хотелось, но, собираясь покинуть их дом, он придумывал массу причин, в то время как миссис Гудман печально кивала головой и говорила, что она так и представляла, чем все закончится, и именно грубость Колина вынудит его друга уехать.
Джон мог провести параллель между его теперешним поведением и реакцией на признание Марка Симмса. Возвращаясь на «хонде» домой, он вынашивал планы, как использовать свои новые познания, точно так же, как и тогда, когда собирался идти в полицию. Остаток вечера он провел в тревожных размышлениях и к следующему дню решил, что необходимо собрать как можно больше фактов.
Просматривая в библиотеке газетные файлы, он обнаружил в «Оррингтонском обозревателе» сообщение о процессе. Оно оказалось намного скуднее, чем Джон ожидал. Отчет судебного разбирательства был скуп, имя ребенка не называлось, дабы его не опозорить. По той же причине не указывались и характерные приметы мальчика. Питер Моран не пытался ничего отрицать. На самом деле из газеты Джон не узнал ничего нового. Информация Колина оказалась даже более обширной.
Но если он такой, зачем ему Дженифер? Чтобы, по-видимому, убедить самого себя в обратном? Убежать от себя, защититься? Потому что было что-то материнское и заботливое в Дженифер? Или просто потому, что Дженифер хотела его и ее любовью можно было прикрыть все свои извращения? Размышляя об этом, Джон пришел к выводу, что слишком мало понимает анормальную психологию. Вряд ли Дженифер хотела его любви больше, чем он желал ее. Наверное, Питера Морана вылечили в клинике, если, конечно, он был в ней.
Но одно воспоминание неотступно преследовало его, и один вопрос он не переставал себе задавать. Та суббота — второе апреля, когда он и Дженифер встречались в Хартлендских Садах, был днем, когда Питер Моран, по ее словам, уезжал, и именно в тот день пропал двенадцатилетний Джеймс Харвилл. Возможно ли объединить эти два события, учитывая, что ему теперь известно? Вопрос, который постоянно мучил его и на который у него не было ответа, — а Дженифер знает?
Он обладал информацией, но она, казалось, бесполезно лежала в его памяти, как инертная масса или как магнетит, который на поверку оказался обыкновенным влечением. Но он должен вытащить из темноты и показать ее при дневном свете, чтобы вернуть жену.
13
— Ты когда-нибудь задумывался, что все могло закончиться печально? — спросил Ангус.
Они схватились друг с другом в Новой библиотеке после подготовки к занятиям.
— Почему? — Манго выглядел очень встревоженным. — Мы никогда ничего незаконного не делаем.
— Иногда у тебя ветер в голове. А дела могут стать опасными, даже если начинаются невинно. Тебя могли вычислить, ты бы влип в большие неприятности.
— Ты говоришь, как папа.
Наступило двадцать девятое июня, день, когда Манго отправил приказ своим агентам не выполнять никаких приказов на шифре «Ловушки для шпионов» и применять «Армию броненосца»-3. Отменив «Ловушку», он дал указание пользоваться остросюжетным маленьким триллером — третьим рассказом из сборника Ива Югала.
Манго хранил фотографии, которые Чарльз Мейблдин сделал в Уттинге, поместив их в папку с грифом «Совершенно секретно». Две книги по парусному спорту были возвращены Брюсу Рейнолдсу, а фотографию разбитой машины Уайтекера передали старшему Ролстону через младшего брата.
Никакие усилия со стороны Манго или его агентов не привели к разгадке шифра Штерна, не было никакого ключа, чтобы понять смысл чисел, которые стояли в начале и в конце послания.
На первой неделе июля Единорог получил письмо от отца, которое косвенно указывало на возможную потерю дома номер пятьдесят три на Руксетер-роуд. Отец Единорога писал сыну, что они, возможно, купят квартиру в Пятидесятнических Виллах, когда дом переделают. Реконструкция, кажется, не за горами. Манго в шифровке по «Армии броненосца»-3 инструктировал Василиска разузнать об этом как можно больше.
Но они получили неожиданный удар… Когда Единорог, как обычно, заглянул в тайник под лошадиной кормушкой, он нашел в нем приказ прекратить все исследования по Пятидесятническим Виллам. Он отказался от тщательно разработанного плана, как узнать у отца секретные даты и планы строительства, и по своей инициативе отозвал Василиска прежде, чем Манго сделал открытие, что приказ — ложный и прислан Штерном или его кротом. Московский Центр разгадал шифр июля.
Но это вовсе не означало, что Штерн узнал, где расположено Убежище. Во всех приказах, начиная с первого, когда упоминался дом, писали сокращенно ПВ, а не Пятидесятнические Виллы. И, скорее всего, Штерн ничего не понял. Но он разгадал шифр через несколько дней после его создания.
За три дня до окончания летнего семестра Манго заменил код из «Армии»-3 на «Армию»-7, рассуждая, что такая дерзкая замена будет неожиданной. Об изменении знали только Единорог, Василиск, Медуза и Харибда. Несколько позже посвятили также и Дракона, то есть Чарльза Мейблдина.
14
Письмо от Дженифер пришло в первый день отпуска. Конечно, уезжать Джон никуда не собирался. Надо ухаживать за садом, возможно, заняться ремонтом, провести денек с Колином и его матерью, навестить тетушку. Как это глупо, подумал Джон. Несмотря на то что все мысли заняты перевернувшими его мир известиями, он продолжает действовать, как прежний Джон. Внешне все осталось по-старому. Но он понимал, что ожидает какого-то знака и, возможно, этот знак заключен в письме. Джон открывал конверт медленно, сдерживая лихорадочное возбуждение.
Дорогой Джон,
ты говорил, что подумаешь, о чем мы просили тебя, когда с Питером приезжали к тебе. Прошло уже больше месяца, но от тебя ничего не слышно. Ты сказал, что подумаешь о разводе, и если не будешь разводиться со мной из-за измены, ты сможешь, во всяком случае, позволить развестись через два года по обоюдному согласию. Мы беседовали с адвокатом, и он подсказал, что у меня есть право на часть дома, даже, возможно, на треть. Это, наверное, выглядит отвратительно, дом изначально твой, и я не платила ни за него, ни за то, что в нем, ни пенса. Но на работе платят мало, и, конечно же, у меня нет ничего, ты знаешь, кроме того, что я получила от продажи своей квартиры. Это немного, так как были большие долги по закладной. У Питера тоже нет ничего, абсолютно никакого имущества. Не будет преувеличением сказать, что мы почти нищие.
