Кирилл Воробьев - Дуэль Пономаря

Спустя четверть часа после падения, наркоделец, с торчащими из ноздрей ватными тампонами, кровь, текущая из повреждённого носа не желала останавливаться, в спортивном костюме, который висел мешком на тощем теле старика, и, стараясь не крутить головой, сидел напротив подполковника Усачёва, ДПНСИ[3] Бутырки. Пока Рыбаку оказывали медицинскую помощь, вертухаи доложили подполковнику о странном происшествии. Усачёв сам побывал в камере наркобарона. К тому времени ветер из оконного проёма сдул часть пыли в коридор, обнажив лежащую внутри камеры дверь. На ней явственно виднелся отпечаток ботинка минимум девяностого размера. И теперь подполковник хотел выслушать версию Рыбака, но тот, понимая, что ДПНСИ вряд ли поверит в явление призрака, заявлял, что ничего не знает, что всё произошло моментально, и он обнаружил себя голым в камере полной пыли.

Но подполковник не удовлетворился таким ответом.

— Вот, почитайте. — Сказал он и протянул Рыбаку свежий номер «Московской комсомолки».

Большая часть первой полосы была посвящена появлению в Москве привидения. Его видели сотни человек, оно даже появлялось и в здании редакции. Причём многие узнали в нём исчезнувшего полторы недели назад известного целителя Игоря Сергеевича Дарофеева. Имелась даже фотография. На ней какая-то девушка пятилась от бюста Пономаря, который протягивал к ней руки.

— Ну и что? — Наркобарон небрежно швырнул газету на стол. — Очередная утка…

— Может быть да… — Насупился Усачёв, — А, может, и нет… Ведь вчера мои преступники выносили из вашей камеры обломки. А сегодня даже их нет… Уж не Дарофеева ли это работа? Я ведь знаю, как вы сюда попали…

— Даже если это и Пономарь, — Прищурясь злобно процедил Рыбак, — Это мои с ним разборки.

— Не спорю. — Подполковник примирительно показал наркодельцу обе ладони. — Но, если это Дарофеев, то он испортил дверь и разбил окно и, значит, нанёс нашему учреждению ущерб. Кто за него заплатит?

— Да заплачу я за него! — Взорвался старик. — Этого ты хотел? Денег? Будут тебе деньги. Много. Сколько хочешь! И без гнилых подъездов. А сейчас — мне нужен телефон. Не став намекать, что заключённым пользоваться телефонами запрещено и, следовательно, подобная услуга тоже чего-то стоит, подполковник поднялся и покинул свой кабинет. Рыбак же, не дожидаясь пока за ДПНСИ захлопнется дверь, уже придвинул к себе доисторического эбонитового монстра и уже крутил туго поддающийся диск.

Через час бурная деятельность Рыбака стала приносить плоды. К воротам Бутырки подошла машина с мебелью. Единственное отличие от предыдущих, точно таких же, комплектов состояло в том, что её освятил какой-то священник. Наркоделец ни секунды не сомневался в том, захоти Пономарь порушить и этот гарнитур, никакое брызгание святой водой и чтение молитв его не остановит. Но так было хоть чуточку, но спокойнее.

Одновременно с обстановкой, точнее, в ней самой, приехали новый спутниковый телефон, АКМ, к которому прилагалась коробка запрещённых во всём мире патронов со смещённым центром тяжести и наркотики для телохранителя. Более-менее официально, но всё равно обходя общепринятую для заключённых схему передач, Рыбак получил и одежду. Пока зеки из хозобслуги тюрьма работали грузчиками, таская по широким бутырским коридорам и узеньким лестницам мебель для наркобарона, в его камере работали одновременно две бригады вольных. Одна ставила бронированную дверь, вторая занималась окном. Стекло, которое заказал Рыбак, было закалённым и толщиной в два сантиметра. Его по силам было разбить лишь выстрелу из гранатомёта или базуки.

Обустройство рыбаковской камеры ещё не закончилось, а в Бутырке уже начал проводиться в жизнь следующий пункт из плана Рыбака.

В одной из общаковых камер открылась дверь и вертухай, постучав ключом по кормушке, прокричал:

— Лазыгин! Вэ Рэ!

— Чего? — Молодой накачанный зек приподнялся на локте со своей шконки, прикрывая своим телом разложенные за ним самопальные карты.

— На выход! С вещами! — Рявкнул охранник и дверь за ним с грохотом захлопнулась.

Не особо торопясь, Лазыгин В. Р., носивший кличку Варан, доиграл кон, и пошёл собирать свой кешер. За его спиной тут же разгорелись страсти. Сокамерники стали разбираться кто из них более достоин занять освободившееся место на нижнем ярусе.

Как только он свернул матрасовку, и, перевязав её простынёй, кинул у двери в камеру, та отворилась.

— Лазыгин? — опять спросил тот же вертухай.

— Я, я… — Ответил зек.

— Пошли.

Варан подхватил свои вещи. Когда он, держась за скрученную простынь, закидывал на спину матрас, на запястье зека на мгновение показался едва заметный фигурный шрам. Это была татуировка, изображавшая детально выписанную многоцветную рыбку, ощерившуюся множеством острых иголок. Впрочем, в своём красочном варианте она была видна лишь при ультрафиолетовом освещении. В любое другое время её мог заметить лишь тот, кто крайне пристально станет вглядываться в кожу на запястье её носителя. А носитель этого никогда добровольно не позволил бы. В коридоре Лазыгина наскоро обшмонали и, не найдя ничего из запрещённых предметов, повели на первый этаж в отстойник. По пути он посетил каптёрку, где сдал казённое имущество и, водрузив баул на плечо, проследовал в узкую этапную камеру. В неё уже сидел ещё один зек. Одного взгляда Варану хватило, чтобы узнать в нём старого знакомого по своей преступной организации, нюхача по прозвищу Хвост. Несмотря на то, что их несколько лет назад муштровал сам Гнус, рыбаковцы плохо знали друг друга. Они находились, можно сказать, в разных группах. Хвоста тренировали как человека, который мог найти кого угодно и где угодно. Лазыгин же имел другую специализацию. Бывшая правая рука Рыбака обучил его бесконтактному бою. Бесконтактному не в общепринятом смысле, когда спарингующиеся не должны во время нанесения удара коснуться противника, а напротив, когда для того, чтобы нанести врагу сокрушительный удар, не обязательно было находиться с ним в тесном контакте. Достаточно было увидеть его, причём на любом расстоянии.

— Куда нас? — Спросил Варан бросая в свободный угол свой кешер.

— На этап, грят… — Отозвался Хвост. — Курить есть?

Не успела догореть самокрутка, как зекам выдали по две буханки чёрного хлеба, несколько пригоршень мелких килек и по кульку сахарного песка.

— На двое суток этап. — Сделал вывод Лазыгин. Хвост промолчал.

Вскоре их выдернули из камеры и повели в тюремный двор, где этапников уже поджидал серый автозак. Помещение внутри фургона было пустым. Едва Варан вольготно расположился на скамейке, как прибыло пополнение. Все они были рыбаковцами. И все прошли школу Гнуса по разным специальностям. После ещё нескольких минут ожидания, в автозак, в соседнее отделение, подсадили и женщину. После этого двери захлопнулась и машина начала свой маршрут.

Остались позади бутырские ворота, за железными стенами фургона была воля. Лазыгин понял — это шанс. Он стал готовиться нанести удар сперва охраннику-менту, потом водителю, но внезапно его остановил чей-то напряжённый шепот:

— Не дури, Варан… Рано…

В голосе слышалась непререкаемая уверенность, и Лазыгин невольно подчинился. Потом, перебирая в памяти лица попутчиков, он узнал этот голос. Он принадлежал Секретарю. И, насколько знал Варан, Секретарь мало того, что обладал исключительным даром убеждения, он ещё и мог то ли с помощью интуиции, то ли ясновидения, ненадолго заглядывать в будущее.

Вскоре автозак свернул, потом запетлял по узким улочкам, чуть не скребя бортами по стенам. Вскоре он затормозил, дверь открылась, и начальственный голос прокричал:

— Выходим по одному!

Рыбаковцы стали выбираться из фургона. И оказываться в окружении роты ментов-автоматчиков с истошно лающими овчарками. Зеков сразу же ставили на колени в снег.

Лазыгин огляделся. Их привезли на какой-то вокзал и там, в тупике, рядом с серой махиной автозака, стоял вагон с зарешеченными окнами. Легендарный «столыпин».

Потом начальник, молоденький лейтенант в меховом полушубке, прокричал:

— Буду вызывать — встаём по одному и идём в вагон. Шаг вправо, шаг влево — попытка побега. Стреляем без предупреждения. Прыжок на месте — провокация…

Лазыгина вызвали вторым. Он медленно поднялся с колен, прошёл, под бдительными взглядами ментов в вагон. Там его встретил кто-то очень знакомый, одетый в форму капитана внутренних войск.

— Пошёл в камеру! — Рявкнул капитан и Варан узнал его. Это оказался Кикоз.

Через четверть часа автозак укатил обратно, оцепление сняли и Кикоз, подойдя к томившимся в зарешеченном купе зекам, спокойно проговорил:

— Ну, братва, с прибытием на волю…

Глава 20