Анна Данилова - Мишень для темного ангела
Навестить Андрея Семеновича, отца погибшей Киреевой-Норкиной, как и познакомиться с его «внучкой» Катей, мы так и не успели – нас ждали дома.
Словом, все куда-то разъехались, и мы с Лизой вернулись домой. Конечно, осталось много незавершенного в этой истории. Так, к примеру, мы обязаны были сообщить дирекции санатория «Золотая ель» о возможном захоронении трупа на их территории. Но не сообщили. Не поставили об этом в известность и Шитова. Что было бы, подумали мы с Лизой, если бы перерыли весь санаторий? Перепугали бы всех отдыхающих, подпортили бы репутацию оздоровительному заведению. К тому же, решили мы с Лизой, Андрей Семенович мог и заблуждаться относительно этой истории, ведь это ему дочка сказала о том, что у Норкиной произошел, как он выразился, разрыв сердца. А уж что там было на самом деле – кто может знать наверняка? Сама-то Киреева мертва. Может, Норкину и убили…
Мы решили оставить его в покое, учитывая, что он взял на себя заботу о Кате Сурковой. Какой удар ее ожидает в случае, если ее «деда» начнут трясти правоохранительные органы, вызывать на допрос и все такое… С него хватило и смерти единственной дочери…
Весь июль у нас с Лизой выдался очень спокойным. В городе стояла жара, люди прятались в своих прохладных офисах, разъехались на дачи. Лиза нам с Денисом предоставила небольшой отпуск, Денис сразу же умчался к своей новой девушке в Хвалынск, на Волгу, а я вместе со своей замечательной золовкой Надей занималась заготовкой: мы с ней крутили компоты с вишней, с клубникой, варили варенье…
И вот первого августа раздался телефонный звонок, и возбужденная Лиза сообщила мне, что Земцова приглашает нас на следующей неделе к ней, в Ниццу, как и обещала. Что от нас требуется только согласие. Как только мы даем ей «отмашку», она тотчас заказывает билеты на самолет, и мы должны мчаться в Москву…
И как-то все семейные радости и «компоты» отступили на второй план, и вот шестого августа, в полдень, мы с Лизой уже сидели в кремовом кабриолете Земцовой и мчались из аэропорта по Английской набережной, на виллу Юли.
– Девчонки, ничего особенного. Вилла как вилла… Бассейн как бассейн… Я ничего не готовила, купила разных морепродуктов, фруктов… Сегодня мы будем отдыхать, плавать в бассейне, вечером поужинаем где-нибудь в ресторане, а вот утром… – Юля обернулась, и мы увидели ее хитрый, лукавый взгляд и ослепительную улыбку. – А утром мы отправимся с вами в путешествие… Вот на этой машине! Шорты, майки, свитера – и вперед!
Мы с Лизой окунулись в совершенно другую жизнь, в море удовольствия и свободы. Мы ужинали вечером в ресторане, гуляли по ярко-освещенной набережной, обвеваемой прохладным ветерком, и чувствовали себя словно выпавшими из реальной жизни.
Спали как убитые, а утром, позавтракав, мы сели в машину и выехали из Ниццы, уставившись в расстеленную на худых коленях Лизы карту с обозначенным на ней красной волнистой линией маршрутом, заканчивающимся Лозанной.
– Лозанна… постой, Лозанна – это же Швейцария! Мы едем в Швейцарию!
– Да. Если бы мы поехали по трассе, то получилось бы больше шестисот километров до Лозанны, а так – напрямик, с ночевкой в разных отельчиках, не спеша – мы сократим путь вдвое!
Это путешествие у нас растянулось на два дня…
– Это, девочки, Альпы…
– Ой, смотрите, косуля!
– А вон горный козел…
– Если мы и дальше будем так обедать-ужинать, то я стану такая же большая, как Глаша…
Под конец нашего путешествия мы с Лизой уснули, привалившись друг к другу на заднем сиденье. Проснулись от того, что Юля нас тихонько раскачивала, приговаривая: «Приехали, приехали, сони…»
Я открыла глаза, была уже ночь, неподалеку от машины я увидела подсвеченную фонарями двухэтажную виллу. Спокойная, даже какая-то грустная песня Шаде заливала все пространство вокруг…
– Где мы? – спросила Лиза, озираясь. – Мы что, вернулись обратно, к тебе?
– Нет, это пригород Лозанны, жаль, что уже темно и вы не можете насладиться видом Женевского озера… Но утром вам представится такая возможность, ваши спальни на втором этаже. А сейчас пойдемте… Приходите в себя. Нас ждут.
Мы прошли через распахнутые ворота и двинулись по дорожке, мимо сверкающей голубоватой глади бассейна к террасе. Там за столиком сидел мужчина в голубой рубашке и белых шортах. Из глубины светящегося дома появилась невысокая женщина в длинном оранжевом платье, в руках она несла поднос с тарелками.
Заметив нас, она замерла, всматриваясь, потом улыбнулась.
– Вы уж извините нас за поздний визит… Везде останавливались, все хотелось посмотреть… – сказала Юля, подходя к женщине и обнимая ее. На вид ей было лет пятьдесят. Широкое, слегка загорелое лицо, желтоватые волосы, крупными кольцами чуть прикрывающие уши, подкрашенные бледно-розовой помадой губы и внимательные светлые глаза.
Вдруг Лиза схватила меня за руку и крепко сжала. Я ответила ей не менее крепким пожатием.
Мы с Лизой обе онемели, словно став единым организмом, все наши чувства слились в одно, мощное, – потрясение.
– Добрый вечер, – женщина подошла к нам и обняла, сначала меня, потом Лизу.
Мужчина тоже встал и, улыбаясь всеми своими белоснежными зубами, пожал каждой из нас руку, потом отдельно обнял Юлю.
Я сразу узнала его, это был Оскар Осборн, американский художник, работы которого какое-то время, причем вполне определенное, занимали меня, будоражили мои мысли и чувства. Высокий худой старик с шапкой белоснежных седых волос и добрейшей улыбкой.
– Я плохо говорить по-русски… – сказал он. – Пожалуйста…
Он жестом пригласил нас сесть за стол.
– Я узнала вас, – сказала Лиза, глядя прямо в глаза женщине.
Женщина развела руками – мол, вот: так получилось…
– Садитесь, сейчас будем ужинать…
Осборн нажал кнопку на пульте, и музыка замолчала, уступив место тихому шелесту листвы растений, окружавших виллу.
– У нас все просто, – сказала хозяйка, расставляя приборы. – Сыр, картофельная запеканка, салат, лимонный пирог…
Я тоже узнала ее. И от переизбытка чувств глаза мои увлажнились. Мне хотелось закричать: я же вам говорила, я знала, я чувствовала, что она жива!
Но вместо этого я, следя за тем, как мне накладывают на тарелку запеканку, сосредоточилась взглядом именно на ней.
– Мы рады, очень рады, что вы… живы… Скажи, Глаша? – голос Лизы дрогнул. – А ты, Юля… Всю дорогу молчала! Ничем не выдала, куда и к кому нас везешь! Да я чувствую себя словно в другом измерении… Это просто невероятно!
Эльвира Норкина, обыкновенная, внешне ничем не примечательная женщина, сидела рядом с известным американским художником Оскаром Осборном и, судя по всему, являлась той его таинственной музой, с которой он проводил все свое время и ради которой бросил, по сути, свою жену, Лидию. Как и где она с ним познакомилась? Что вообще с ней случилось? Кто похоронен в ивовых зарослях санатория «Золотая ель»? Вопросов было так много, что я предпочла положиться на естественное развитие событий. Ведь мы для этого и приехали сюда, чтобы все узнать.
Я бросила взгляд на Земцову. Она сидела с задумчивым видом и маленькими глотками пила лимонад из запотевшего прозрачного стакана.
Осборн, поднявшись со своего места и взяв тарелку с едой, извинился, поцеловал Эльвиру в макушку и, улыбнувшись всем нам, ушел.
Я посмотрела на Юлю.
– Он не хочет нам мешать… – произнесла Юля. Уверена, что Лиза поняла это гораздо раньше меня.
– Знаете, я так рада, что вы приехали… – улыбнулась в момент расслабившаяся после ухода Осборна Норкина. – Хотите водочки?
И, не дожидаясь наших ответов, ушла в дом и вернулась с бутылкой водки и рюмками. Разлила всем.
– За нас, за женщин… – сказала она.
Мы выпили.
– Женя всегда изменял мне, как выяснилось позже, – сказала Норкина, откидываясь на спинку плетеного кресла. – Нашлись добрые люди, которые рассказали мне все о нем… Но он умер, и поговорить с ним на эту тему я уже, понятное дело, не могла… Но скажу честно – его смерть нисколько не убавила моей злости по отношению к нему. Да, вот так. Я возненавидела его еще больше. Все его фотографии из альбомов вырезала… Так больно было, так тяжело… Вскрылись какие-то мутные истории, в которых были замешаны жены наших общих с ним друзей… Получалось, что все кругом лгали. Тихо и подло лгали. Эти женщины, мои бывшие подруги, знакомые… Он покупал им подарки, встречался с ними в гостиницах и даже на нашей даче в Одинцове… А ведь я была уверена, что он любит меня! Я не хотела оставаться в Москве, поехала в санаторий, успокоиться… Но обида… Она как заноза, которую надо вынуть, чтобы не было воспаления, заражения… Я должна была что-то сделать, должна… Но что? Подумала, что время все залечит. Я и понятия не имела, что пока меня не было дома, в мою квартиру вселилась эта прохиндейка, моя тезка… Я вообще ничего не знала! Мои мысли были заняты совершенно другими вещами. А еще… Я к тому времени разорвала отношения со всеми нашими знакомыми, слишком уж много о них узнала… Если прибавить к этому, что и друзья Жени предлагали мне любовь, то о чем здесь вообще можно говорить? Кругом сплошной обман!
