Валерий Карышев - Абсолютная защита (Сборник)

Я был ошарашен его словами. Неужели действительно Ломакин жив? Быть такого не может!

В тюрьму к Марине я поехал на следующий день. Перед этим я все же прочел записку – уж больно хотелось узнать, о чем она. Тем более что записка была не запечатана.

Там было следующее: «Мариночка, мы очень переживаем за твое здоровье, очень волнуемся. Ты молодец, что придумала такую комбинацию. Твоего ищем и обязательно найдем. Мы знаем, что он жив. Так что подумай, как облегчить свою ситуацию. Сама понимаешь, что сейчас находишься в тяжелом положении. И ты знаешь наши возможности и связи. Так что до скорого свидания! Мы очень надеемся, что ты нам поможешь. Твои друзья». И внизу была поставлена буква «К». Вероятно, это подпись того, кто писал записку. Вообще-то я говорил с Яном… Значит, его фамилия начинается на букву «К», а может быть, это кличка…

Через несколько минут я сидел в кабинете. Вскоре появилась Марина, уже в нормальном виде, причесанная и аккуратная. Она очень обрадовалась, подошла ко мне и поцеловала в щеку.

– Ну, как дела? – спросила она.

– Боюсь, не очень хорошие, – ответил я и стал рассказывать ей о своем визите в банк. При этом я смотрел внимательно за ее лицом. Она резко изменилась, побледнела.

– И записочку вам передали, – сказал я и протянул ей листок. Марина быстро пробежала его глазами. Я наблюдал за ее реакцией. Она погрустнела, заволновалась.

– Вы понимаете, – сказала она, – они считают, что он жив! Кто он? Кого они имеют в виду?

Я пожал плечами.

– Вспомните, про кого они расспрашивали – про моего мужа, Андрея Солодовникова, или про охранника, Сергея Ломакина? – спросила Марина.

– Не знаю… Скорее всего, про Ломакина.

– Да, ситуация очень сильно меняется, – сказала Марина. – Я очень расстроена. У меня к вам просьба… Вы не могли бы позвонить на пейджер? И вот еще что – я записку напишу, завтра передайте. А на пейджер пошлите вот такое сообщение. – И она записала текст.

Сообщение было следующим: «Пошли человека на работу адвоката. Для тебя записка. Очень важно. Целую, Марина».

Марина протянула мне листок.

– Сейчас вы выйдете и сразу пошлете это сообщение на пейджер. А завтра я попрошу вас прийти ко мне пораньше, часам к одиннадцати. Вы можете это сделать?

Я кивнул.

– А я к этому времени постараюсь написать записку. Вы потом ее возьмете к себе на работу, человек к вам за ней подъедет. Понимаете, это очень важно! – повторила Марина. – Это очень опасные люди. Будьте с ними осторожны!

Покинув следственный изолятор, я сделал все так, как просила Марина, – тут же отправил сообщение на пейджер. Теперь у меня у самого появились сомнения. Неужели она действительно разработала тонкую игру? Неужели охранник Ломакин жив, а деньги она действительно взяла и разыграла спектакль, подготовив убийство собственного мужа?

На следующий день события стали развиваться с еще большей скоростью. Подъехав к десяти утра в следственный изолятор и заполнив листок вызова, я протянул его работнице картотеки. Женщина взяла листок, сверила его со своими записями и неожиданно сказала:

– А ее уже вызвали.

– Как вызвали? В каком она кабинете?

– В девятнадцатом. А вызвал ее следователь. Идите.

Я поднялся на этаж, где находились следственные кабинеты. Но в девятнадцатом никого не было. Я заволновался. «Странно, – подумал я, – почему ее вызвал следователь? Почему не пригласил меня? Ведь по всем нормам процессуального права он обязан допрашивать ее только в присутствии адвоката. Может, это какая-то ошибка?»

Я спустился вниз и снова постучался в картотеку.

– Извините, – сказал я, – но в девятнадцатом кабинете никого нет, а вы сказали, что следователь вызвал мою подзащитную. Я не могу их найти.

– Сейчас, одну минутку, – сказала сотрудница картотеки, взяла телефон и позвонила куда-то:

– Здесь адвокат пришел к Светличной… Понимаю… Сейчас. – И она обратилась ко мне: – Сейчас ее приведут. Подождите возле девятнадцатого кабинета.

Я вернулся к кабинету. Прошло уже больше часа с того времени, как я приехал в следственный изолятор. Наконец я услышал шаги. По коридору шли трое – Марина, следователь и еще один мужчина, одетый в форму офицера внутренних войск. Нетрудно было догадаться, что это был сотрудник следственного изолятора. Войдя в кабинет, следователь сухо поздоровался со мной.

– Хорошо, что вы пришли, – сказал он. – Как раз кстати. Сейчас мы будем проводить допрос в связи с открывшимися новыми обстоятельствами. Присаживайтесь, Марина Михайловна!

– Я могу перед допросом переговорить со своим адвокатом? – сказала Марина, обратившись к следователю.

– Нет, Марина Михайловна, я лишаю вас этой возможности.

– Почему? Ведь по закону…

– Никакого закона, – оборвал ее следователь. – Здесь ситуация такая, что неизвестно, будет ли ваш адвокат дальше с вами работать.

Теперь я вообще ничего не понимал. Неужели что-то случилось?

– Итак, Марина Михайловна, как вы можете объяснить, – следователь достал серо-зеленый бланк протокола допроса, – изъятие у вас в присутствии понятых записки следующего содержания? – Он достал из ящика стола тонкую папку скоросшивателя, открыл ее. Я увидел листок тонкой бумаги, на котором женским почерком было что-то написано. – Это ваша записка? Вы подтверждаете это?

– Да, – кивнула Марина.

Я смотрел на нее удивленными глазами. Все ясно, эту записку перехватили. Значит, за Мариной наблюдали. Может, была подсадная утка, которая информировала администрацию, может, скрытая камера. Короче, засекли Марину. «Быстро они следователя вызвали! – подумал я. – Так вот почему тут находится этот тюремщик…»

– Вы можете объяснить следствию, кому предназначалась эта записка? – продолжал следователь. – И через кого вы собирались ее передавать?

Я напрягся. Неужели она сейчас скажет, что через адвоката?

– Записка предназначалась одному моему знакомому, которого назвать я не могу, – сказала Марина. – А передавать я ее собиралась… – Марина сделала паузу.

Господи! Сейчас она скажет, что через адвоката, и меня тут же выведут из дела! Вот он, расчет следователя – так сказать, мелкая месть за то, что я пытался освободить Марину через суд!

Но Марина это понимала.

– Записку я хотела передать, – продолжила она, – через одну женщину из нашей камеры, которая сегодня должна освобождаться.

Я облегченно вздохнул. Следователь вопросительно посмотрел на тюремщика. Тот закивал головой. Значит, действительно, сокамерница Марины должна была сегодня освобождаться. Конечно, это была ложь, записку намеревались передать через меня. Не будет Марина так рисковать и доверять какому-то человеку! Просто она ею прикрылась.

– Хорошо, – сказал следователь. – Тогда следующий, неожиданный для вас вопрос. Эта записка предназначалась Сергею Ломакину, который, по версии следствия, может быть жив? – И следователь внимательно посмотрел на Марину. Я тоже поднял на нее глаза, следил за ее реакцией.

Лицо Марины изменилось. Теперь оно выражало безграничное удивление.

– Как – жив? Он же погиб, вы мне сами сказали! Вы меня даже ознакомили с актом медицинской экспертизы!

Да, Марина – прекрасная актриса! Теперь я это четко видел. Конечно, в той записке, которую прислал ей Ян, тоже был намек на то, что Ломакин жив. Но Марина и бровью не повела, разыграв удивление.

Допрос продолжался не более пятнадцати минут, но ни к каким результатам не привел. Однако потом Марина была препровождена в карцер. Что же касается меня, то я остался в деле.

После допроса следователь неожиданно обратился ко мне и сказал:

– Я думаю, что записку она хотела передать через вас, но доказать этого мы не можем. Жаль, что ничего не получилось! Но ничего, скоро следствие будет закончено, и дело передадим в суд. А прокурор районного суда обычно меньше девяти лет не дает, – следователь криво усмехнулся, как бы показывая, что он все равно победит.

– Ничего, – улыбнулся я, – поборемся!

Возможности переговорить один на один с Мариной после допроса мне не дали. Ее тут же увели. Но я настаивать не стал, быстро спустился вниз и, достав листок с номером пейджера, который мне дала вчера Марина, послал сообщение: «Записки не будет, возникли проблемы. Марина». При этом я звонил из телефона-автомата.

В тот же вечер я встретился с Яном, который предварительно позвонил мне по мобильному телефону и назначил встречу в одном из кафе в центре Москвы.

Придя в кафе, я увидел, что Ян за столиком один. Недалеко от него сидели два парня, вероятно личная охрана. Со мной Ян поздоровался тепло, предложил сесть рядом.

– Ну что, перекусим, может, чего-нибудь выпьем? – сказал он.

– Нет, я не пью.

– Может быть, пирожное хотите? Берите.

Я очень хотел есть. Взял тарелку, подошел к тележке, на которой были расставлены закуски, все это напоминало шведский стол. В основном там было сладкое – всевозможные торты, пирожные и прочее. Выбрав несколько маленьких пирожных, я вернулся к столику.