Анна Данилова - Убийство в соль минор

— Ничего не знаю. Это Лиза мне позвонила только что, попросила пригласить вас.

Значит, есть новости, предположила я и пообещала, что к девяти мы подъедем в контору.

Я вернулась в спальню, растормошила крепко спящего Сережу. Глядя на него, такого беззащитного во сне и такого родного, я с нежностью поцеловала его, чувствуя себя виноватой в том, что вот уже почти неделю, как не даю ему возможности репетировать, заниматься, готовиться к гастролям. Что вместо того чтобы работать над своей новой программой, он занимается моими делами, что так же, как и я, испытывает сильнейшие душевные муки. Сначала он чуть было не похоронил меня, и это опознание Коблер в морге, я уверена, сильно подкосило его, выбило из колеи. Потом история с убийством Горкина, его ревность, переживания, поездки, встреча с Зоей Петровной.

А теперь еще и я решила его бросить. Когда я представила себе Сережу, читающего мою записку, в которой я сообщаю ему о том, что разрываю с ним все отношения, поскольку не считаю его любовь искренней, что хочу освободить его, мне и самой вдруг стало страшно. Как вообще мне такое могло прийти в голову? Как я могла допустить такие мысли? Что стало бы с Сережей, если бы после всего, что нам пришлось пережить вместе, он остался один, без меня? К тому же как еще можно назвать то чувство, что он испытывал ко мне, если не любовь? Его взгляды, поцелуи, нежность, забота, внимание, желание сделать меня счастливой. И все это я могла уничтожить одним махом, захлопнув чемодан и отправившись в свободное плавание.

— Сережа, просыпайся, нас ждут у Лизы.

Я с трудом разбудила его. Он, не открывая глаз, обнял меня и притянул к себе.

— Доброе утро, — прошептал он и легонько куснул мочку моего уха. — Так спать хочется…

— Сережа, пожалуйста… Хотя… Может, мы с Еремой поедем?

Сережа тотчас поднялся, сел на кровати и взял мои руки в свои.

— Слушай, мы же ездили вчера к Вайсу, и он во всем признался.

И я услышала невероятный рассказ о любви Вайса к моей бабушке Елене Соленой. Вот это был подарок так подарок! Удивительно! Мой дед — Михаил Вайс! Потрясающе!

— Но и это еще не все новости, — сказал Сережа, набрасывая на себя халат и направляясь в ванную комнату. — Ерема собрался жениться на Маше Ереминой.

— Бог им в помощь! — произнесла я, заглядывая в ванную комнату, где в кабинке, за мутными от пара стеклами, Сережа принимал душ. — Наверное, он хочет, чтобы Лиза помогла этой даме с разводом, да?

— В точку! — крикнул, перебивая шум воды, Сережа. — Но он же ее совсем не знает!

— Зато чувствует, — ответила я. — Ладно, я жду тебя на кухне. Пьем кофе и едем!

В кабинете Лизы Травиной за столом, расположенным перпендикулярно ее письменному столу, сидели двое незнакомых мне мужчин с серьезными лицами. Напротив них — Глафира в строгом черном платье. Лиза в сером жакете и белой блузке сидела с задумчивым видом на своем председательском месте и тихонько постукивала карандашом по столешнице.

— Мирошкин придет через полчаса, — успела шепнуть мне Глафира, указывая взглядом, где мы с Сережей можем расположиться.

— Доброе утро всем! — наконец сказала Лиза и обвела всех присутствующих каким-то грустным взглядом.

Один из мужчин зашептал на ухо другому. Мне показалось, что он говорит на французском.

— Познакомьтесь, господа. Итак — это госпожа Валентина Соль… извините, Соленая, а это ее супруг — Сергей Смирнов. Вот представляю вам гос-подина Коблера. Он — вдовец, муж Мари Коблер.

Меня словно током пробило. Ну, конечно! Гос-подин Коблер, муж моей матери! Известный парфюмер из Грасса!

Очень даже симпатичный господин, с милым, хотя и печальным лицом. Оно и понятно, как-никак погибла его жена. И какое счастье, что он о ней не знает всей правды!

— Господин Коблер сам выразил желание познакомиться с вами, Валентина. Он связался со мной и попросил организовать вам эту встречу. Поскольку вы — единственный ребенок Мари Коблер, которую мы с вами знаем как Маргариту Соленую, то являетесь, помимо самого господина Коблера, ее наследницей. О завещании, об условиях вступления в права наследования и о многом другом вы сможете поговорить отдельно, когда вам будет угодно. Наше бюро, со своей стороны, может предложить взять на себя всю правовую сторону решения этого вопроса, связанную с российским законодательством. В частности, мы можем помочь в проведении теста ДНК. Остальное же можно будет решить непосредственно во Франции, куда вам, госпожа Соленая, будет небезынтересно отправиться, чтобы взглянуть на все то, чем владела ваша мать.

Мне все это снилось, конечно. Коблер. О каком завещании могла идти речь, если во Франции о моем существовании никто не знал, в том числе и моя мать.

Я выразила эту мысль вслух, поскольку понимала, что меня явно с кем-то спутали или просто этот парфюмер ничего не понял. Сам-то он узнал о моем существовании, как я поняла, от Мирошкина, расследующего убийство моей матери.

Лиза оформила мое предположение в виде вопроса, который и задала Коблеру. Переводчик перевел ответ парфюмера:

— Господин Коблер знал о существовании дочери мадам Коблер, которую воспитывала бабушка, Елена Соленая.

— Значит ли это, что мадам Коблер рассказывала вам, господин Коблер, о своей дочери, которую…

И тут Лиза замолчала, глядя мне прямо в глаза. Я покачала головой: не надо, чтобы Коблер знал о том, что его жена подкинула своего младенца на ступени детского дома. Не надо! Не надо чернить образ женщины, которую он любил и которую теперь оплакивал.

— …которую звали Валентина? — закончила свою фразу Лиза.

Коблер энергично закивал. И переводчик перевел:

— Да, она рассказала о том, что ее дочь, Валентина Соленая, воспитывалась у бабушки, поскольку ее мать, Маргарита Соленая, в это время зарабатывала на жизнь, работая няней в Москве. Маргарита Соленая потеряла паспорт накануне своей поездки в цветники Грасса и потому купила паспорт на имя Марии Ереминой, — продолжал с невозмутимым видом переводчик. — Таким образом, господин Коблер в курсе того, что ее настоящее имя Маргарита Соленая. Кроме того, господин Коблер считает, что для оформления документов на наследство не требуется никакой тест ДНК, поскольку, во-первых, у Валентины есть паспорт на имя Валентины Соленой, во-вторых, он уверен в том, что Валентина Соленая — дочь Маргариты Соленой, к тому же очевидно потрясающее внешнее сходство дочери с матерью. Также он уверен, что процедура вступления в наследование пройдет без каких-либо осложнений, поскольку все оформ-ление он берет на себя.

На вопрос Лизы, что именно наследует Валентина, Коблер сказал, что об этом ей будет сообщено при следующей встрече, которая состоится завтра, в девять часов, в гостинице «Европа» в триста третьем номере.

Подарки судьбы сыпались на мою голову, словно уравновешивая все мои потери, смерть близких мне людей. Да только что могла мне оставить моя мать в наследство? Какой-нибудь лавандовый цветник? Дом? Парфюмерную лавку? Уж лучше бы она любила меня при жизни, оберегала бы и не допустила, чтобы меня, подростка, увезли в Питер, чтобы сделать женой бандита, служанкой и кухаркой преступников. А еще, если бы у нее было сердце, она никогда не поступила бы так со своей матерью, и тогда моя бабушка могла еще пожить.

Перед тем как проститься, Коблер подошел ко мне и неуклюже, стесняясь и одновременно с трудом скрывая свои чувства, приобнял меня, поцеловал в щеку.

— Incroyable! Grande similitude! (Невероятно! Потрясающее сходство! (фр.) — бормотал он, с пламенеющими щеками, разводя в каком-то бессилии и удивлении руки. Вероятно, он увидел во мне свою Мари, женщину, которую он очень любил и которая под влиянием этой его большой любви настолько ему доверилась, что приоткрыла некоторые свои «русские» тайны. Во всяком случае, он точно знал ее настоящее имя и был в курсе моего существования.

Уже в дверях, провожая его, я вдруг решила спросить его, а не знает ли он, за что могли убить мадам Коблер? Знает ли он, кто мой отец? Лиза громко окликнула его и с помощью переводчика задала ему эти вопросы.

— Господин Коблер не знает, за что могли убить его супругу. И не знает, кто отец мадам Соленая. К сожалению.

— Лиза, спросите у него, слышал ли он когда-нибудь фамилию Хлуднев или что-нибудь про станцию Анисовая? — вдруг догадалась Глафира.

Но Коблер ничего не знал, не слышал. Он покинул контору в растрепанных чувствах, и, как мне показалось, ему хотелось как можно скорее остаться одному, чтобы все осмыслить.

После того как Коблер с переводчиком удалились, Глафира угостила нас с Сережей кофе с пирожными. Вскоре подъехал и Мирошкин.

— Всем привет! — Он вошел бодрый, веселый, с удовольствием принял из рук Глаши большую чашку с кофе. — Ну что ж, господа, дело начинает сдвигаться с мертвой точки!