Наталья Солнцева - Яд древней богини
- У нас нет данных о других случаях. В милиции могли напутать.
- Тебя ли я слышу?! - с притворным изумлением воскликнул Смирнов. - Тогда не объяснишь ли заодно, каким способом Ирина отправляет женщин в мир иной? Черная магия сюда не вписывается. А? «Пришлая» колдунья никак не может быть Ириной Рудневой, даже с бо-о-ольшой натяжкой. Разумеется, оборотень может принять любое обличье… и возраста у него нет. Он не стареет.
- Вот именно! - разозлилась Ева. - Ты правильно подметил.
- Надеюсь, ты не успела сообщить Гордею Ивановичу, что он женат на оборотне?
- Хватит язвить. Лучше скажи, что удалось узнать у Локшинова.
Сыщик помрачнел.
- Ничего.
- Ка-а-ак?
- Представь себе. Он наотрез отказывается говорить на тему Березина, «собачьего» дома, своего пылкого романа и попытки самоубийства. Все отрицает! Мол, сестра Лиза наболтала лишнего по женской склонности преувеличивать, фантазировать и выдавать одно за другое. На фото он взглянул мельком, позеленел и заявил, что не имеет понятия, кто это. Я ему не верю. Демьян Васильевич скрытен и замкнут неспроста.
- Ты оставил ему визитку? - уныло спросила Ева.
- Да. Хотя вряд ли у Локшинова появится желание позвонить.
- Почему он не идет на откровенность? Боится?
Смирнов помолчал, рассматривая рисунок на скатерти - водяные лилии. Он не знал ответа.
- Человек, который решился на суицид, обыкновенно имеет проблемы с психикой, - наконец сказал сыщик. - Он необщителен, насторожен и в каждом видит врага. Насчет Локшинова я судить пока не могу - подождем, понаблюдаем. На мстителя он не похож. Его что-то гложет… то ли страх, то ли… черт знает!
- Придется тебе еще раз съездить в Березин, - решительно заявила Ева. - Хочешь, поедем вместе? Надо разыскать кого-нибудь, кто знал бывшего жениха Кати Зотовой. Женщина, к которой он ушел, наверняка жива.
- А покойная мама Иры как же?
- Вот и проверим, - отмахнулась Ева. - Покажем «преподобной Евлании» фотографию Мавры Ершовой. У нее память получше, чем у брата.
- Есть еще священник из Троице-Сергиевой лавры, которому исповедовалась Екатерина Максимовна, - напомнил Смирнов.
- Да ты что? Во-первых, мы не знаем, кто он. Во-вторых, тайна исповеди нерушима. Он ничего нам не скажет.
Глава восемнадцатая
Игнат Серебров не спал, он ворочался с боку на бок, измучился и наконец встал. За стеной, в соседней комнате кашляла жена. Эти звуки напоминали ему о том, как он виноват перед ней.
Он вышел на балкон - беззвездное небо дышало сыростью. Городские огни проступали сквозь туман. Игнат наслаждался прохладным воздухом с запахом назревающего дождя. Сырость вызвала ухудшение здоровья Зои - ее организм отказывался бороться с болезнью, сдавался.
- За что ты наказываешь меня, Господи? - прошептал Игнат в черноту ночи.
Вместо ответа зашумели кронами деревья внизу, во дворе.
Господин Серебров поймал себя на запретных мыслях, глухо застонал. Жена в тяжелом состоянии, а он думает о… Боже, как мерзко, отвратительно! Но он не мог избавиться от этих постыдных, гадких воспоминаний. Ощущая себя облепленным несмываемой грязью, он, тем не менее, купался в ней, упивался ею, как наркоман, увязший в страшных и одновременно пьянящих иллюзиях.
Вчера Игнат Николаевич привозил домой хорошего врача. Тот долго провозился с Зоей, подробнейшим образом ее расспрашивал, выслушивал легкие и бронхи, велел сделать дополнительные анализы и назначил принимать новые дорогостоящие лекарства.
- Весьма редкий, странный случай, - сказал он ожидающему в гостиной Сереброву. - Не буду утомлять вас медицинскими терминами… в общем, картина следующая: лекарства, которые принимала ваша супруга, не поправили, а усугубили положение. Сердечная и дыхательная функции тесно взаимосвязаны, поэтому… впрочем, вы все равно не поймете всех тонкостей. Да и не нужны они вам.
На вопрос о диагнозе доктор произнес длинную фразу, из которой ни слова невозможно было понять.
- На что мы можем рассчитывать? - попытался уточнить Игнат.
- На Всевышнего, батенька мой, - отвел глаза знаменитый эскулап. - Только на Него. У вашей супруги развивается блокировка… - он махнул рукой с тщательно отполированными, ухоженными ногтями. - Опять я увлекаюсь научными пояснениями! Человеческое тело - тончайшая штука. Если вы думаете, что медицина в этом полностью разбирается, то боюсь вас разочаровать: мы делаем хорошую мину при плохой игре. Увы, увы! Признаюсь без опасений, так как мы с вами люди интеллигентные.
Доктор спросил за визит баснословный гонорар и, преисполненный важности, согласился выпить с господином Серебровым по рюмочке коньяка.
- Вызывайте, сударь, если понадоблюсь, - пожимая на прощание руку Игната, сказал он. - Дело движется к развязке… - он осекся, засуетился и поспешил скрыться за дверями.
Серебров молча постоял, тупо глядя на захлопнувшуюся за врачом дверь, вернулся за стол, налил себе полную рюмку коньяка и залпом выпил. Он хотел выловить у себя внутри какие-то чувства, эмоции… но напрасно. Оглушительная пустота звенела в голове, в сознании же застряла одна мысль: «Я стану свободен и смогу… раз она тоже этого хочет. Никто не узнает».
Он гнал эту мысль, но она не уходила. Она разрасталась и становилась огромной, как гора… черной и огнедышащей. Она показывала на Игната пальцем и дико, истерически хохотала.
- Я схожу с ума… - он смахнул выступившую на лбу испарину. - Что же это такое?! Я тоже болен?
До сих пор у него не ладились две вещи - личная жизнь и отношения с дочерью. Теперь все выглядело гораздо хуже. Смолоду он считал себя порядочным человеком, способным на неразумный порыв, на ошибку - но достойным уважения. Сейчас и этого не было.
Когда доктор, уходя, сказал: «Дело движется к развязке», в душе Игната молнией полыхнуло: свобода! Теперь он сможет… И тут же разряд ушел в землю, потух, сменился тайным раскаянием и горем. Зоя прожила с ним бок о бок многие годы, терпеливо сносила его равнодушие, периодические депрессии, ужасные выходки Карины, возникающие, как в каждой семье, неурядицы. Она умела все сгладить, найти компромисс, не мучила себя недовольством, а его - упреками, никогда ничего не просила. Лучшего друга, жену трудно представить. И чем он заплатил Зое за преданность и любовь?
- Нет, это не я! - ужаснулся Игнат. - У меня не может родиться подобная мысль! Это… чудовищно.
Он отрицал собственные чувства, стыдился их и ненавидел себя за это.
Где-то вдалеке, на западной стороне города начиналась гроза - бледные вспышки молний делали небо призрачным, как казались призрачными Сереброву те мысли, которых он боялся и в которых не смел признаться себе. С неба упали первые крупные капли, эти звуки оглушили Игната, вернули его к жестокой реальности. Хлынул ливень…
Господин Серебров поспешил к жене - как она там? В спальне горел синий ночник, Зоя лежала с открытыми глазами, тяжело, хрипло дышала.
- Ты не спишь?
Лишний вопрос, потому что он и так отлично видел - Зоя проснулась.
- Дождь… - прошептала она. - Открой окно.
- Нельзя, ты простудишься.
- Открой, Игнат, - попросила она. - Мне хуже не будет.
Он распахнул створки, свежесть и звуки ливня наполнили комнату.
- Забыла тебя спросить, - тихо произнесла жена. - Что сказал доктор? Сколько мне еще осталось?
- Зоя! Ты поправишься… он обнадежил меня. Новые лекарства…
- Не лги, Игнат, - перебила Зоя. - Неужели ты не устал лгать? Успокойся, наконец. Тебе не нужно больше притворяться. Бедный, бедный… как это, должно быть, ужасно - постоянно следить за каждым своим взглядом, каждым движением… словом. Теперь ты вздохнешь с облегчением.
Серебров смешался. Его подбородок дрогнул, во рту пересохло.
- Ты… догадывалась?
Она кивнула, приступ кашля помешал ей ответить. Серебров подал микстуру, присел на край кровати.
- И молчала?
- Разве язык повернется говорить о таком? - прошептала она. - Я думать себе запрещала. Пыталась обмануться… Знаешь, получалось…
Он онемел. Выходит, Зоя все знала! Все ли?
- Когда ты поняла?
- Не сразу…
Игнат тешился надеждой, что они говорят о разных вещах. Они оба себя обманывали, даже сейчас, на пороге… смерти? Это слово не выговаривалось, не думалось - оно существовало где-то в стороне, на другом берегу. Наверное, и Зоя не осознавала происходящее до конца.
- Не сразу… - повторила она еле слышно. - Потом… когда мы праздновали юбилей, десять лет совместной жизни.
- Еще тогда?
Она не ответила. Тяжелое молчание повисло между ними. Дождь с шумом лил за окном черной блестящей стеной. В спальне пахло водой, ландышевой отдушкой и микстурой от кашля. Серебров чувствовал себя разоблаченным преступником, боялся поднять глаза на жену. Его грех страшен… ох, и страшен!
- Между вами… что-то было?
- Зоя! Зоя… умоляю тебя, - простонал Игнат Николаевич.
- Мне лучше… уйти, - прошептала она.
