Екатерина Лесина - Кольцо князя-оборотня
– Я привыкла, с ним вполне можно было жить, если под руку не попадаться, он заводился, только когда меня видел, а если спрятаться, то… безопасно. Я и спряталась, залезла под кровать, я и в детстве всегда под кроватью пряталась, если чего-то пугалась, и тут тоже. Глупо, да?
Альдов сделал вид, что вопроса не услышал. Глупо? Да, взрослому человеку глупо прятаться под кроватью от другого взрослого человека. Все, что она успела натворить за свою недолгую жизнь, было глупо. А сам он лучше?
– Я хотела дождаться, когда Андрей заснет. Он бы отрубился часам к одиннадцати, и можно было бы поесть. Тот человек, убийца, он приехал около десяти. Андрей уже похрапывал, но, когда в окно постучали, проснулся.
– И приехавший его застрелил?
– Не сразу. – Анастасия закусила нижнюю губу. – Сначала он вошел в дом. Я слышала, как скрипели половицы. Андрей зачем-то погасил свет, оставил один ночник… Нет, не так было, его попросили убрать свет, Андрей послушался. Они разговаривали, сначала шепотом, потом пророк начал требовать деньги за что-то. Он говорил, будто не хотел впутываться в какую-то авантюру, а тот, другой, его заставил. Андрею обещали, что проблем не будет, но они были. Сначала сыщик, потом папаша… Это он так сказал, я не очень поняла.
– Я понял.
– Андрей заявил, что больше он не намерен прятаться, отдуваясь за чужие грехи, он завтра же уедет в город, а если проблемы снова возникнут, то он подскажет, кому следует задавать вопросы. Вот. Тот человек сначала уговаривал, тихо, я ничего не слышала, кажется, обещал помощь в одном деле, но Андрей разошелся. Он же пьяный был, невменяемый… – Ведьма зажмурилась, совсем как ребенок, который, закрыв глаза, отделяет себя от мира, населенного сказочными чудищами. – Я не сразу сообразила про выстрел. Громкий хлопок, удар и… Он упал прямо передо мной, понимаешь? Ноги там, а голова почти под кроватью. Глаза открыты, а во лбу дырка, из нее кровь течет. Медленно-медленно, густая темная струйка крови. Она стекала со лба на пол и пахла так… Отвратительно. А убийца все не уходил, и я боялась, что он почувствует мое присутствие и тоже убьет. Как Андрея. Дырка во лбу и кровь. Почему, когда стреляешь в лоб, крови почти нету?
– Не знаю.
– И я не знаю. Я пыталась не дышать и давила на сердце, чтобы оно не билось, чтобы не выдавало, а он все стоял и стоял… Когда наконец ушел, я… Мне плохо стало. Андрей, он еще теплый, но мертвый, совсем-совсем мертвый. И кровь, я, кажется, вляпалась в лужу, а потом она не отмывалась. Никак не отмывалась. – Настасья сдавленно всхлипнула. – Я поняла, что, если не сбегу, меня убьют. Они еще раньше хотели, когда Юля умерла, сказали, что меня сжечь надо, как ведьму. Я не ведьма, Егор. Я не убивала.
– Верю. – Альдов боялся пошевелиться, боялся спугнуть женщину-птицу – одно неловкое движение, и она улетит, растворившись в ночной тишине.
– Не убивала я… А они бы не поверили, я и раньше говорила, а они не верили, считали ведьмой, но разве я ведьма?
– Конечно, нет.
– Я убежала, нашла ключ, он у Андрея в кармане был, и убежала. Ночью не страшно, она помогла… И луна тоже помогала… Холодно было, и дождь шел, а потом меня Витька подобрал… Он добрый, у него сестра замужем за алкоголиком, вот он меня и пожалел…
– Тише, Настенька, все хорошо. – Собственные слова показались глупыми и совершенно неуместными. Разве может быть все хорошо, когда все плохо. Ее к врачу надо, таблеток каких или уколов, чтобы спала нормально, а то, считай, каждую ночь плачет, тихо, беззвучно, в подушку, но Егор все равно слышит. А помочь не в состоянии.
– Все хорошо.
– Хорошо… – послушно повторила она. – Тяжелее всего обыск дался, тело тяжелое, не переворачивается, воняет перегаром и кровью, а в карманах пусто. Мне сначала показалось, что пусто, ключ за подкладку завалился, а я… Я решила – придется до утра сидеть, утром Виктория обнаружит меня рядом с телом, и все. А ключ, оказывается, просто завалился за подкладку…
– Ключ от чего?
– От наручников, – охотно пояснила она. – Наручники и цепь. Чтобы не сбежала. Андрей боялся, что я сбегу, сначала не так сильно, а потом, после того как проболтался о том парне, совсем с ума сошел. По пять раз на день проверял. А чего проверять, цепь новая, крепкая, и замок хороший…
– О каком парне речь?
– Пророк убил кого-то, его заставили, и он убил. Застрелил насмерть. Убитый ему не давал покоя, я знаю, Андрей по ночам кричал, отбивался, просил прощения. Он убил, и его убили. Справедливо?
– Справедливо.
Она задумчиво провела пальцем по ободку чашки.
– Это Пашка был? Он застрелил пророка? – уточнил Егор.
– Да.
– Точно?
– Я голос узнала. И… Не только голос. У него аура… Я просто не знаю, как по-другому назвать, он подошел, и я сразу почувствовала, что это он.
Настасья затряслась всем телом.
– Но ты уверена?
Она кивнула. Выходит, уверена. Выходит, мировой парень Пашка, любитель отдыха на природе, холодной водки и длинноногих девиц, вовсе не так и прост. Пашка – убийца. Мысль была настолько дикой, что Егору понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к ней. Пашка – убийца. Он пришел и застрелил пророка. Но зачем? Пророк собирался вернуться в Москву, а Егор продолжал искать Любятского. И нашел бы. А Любятский, чтобы отвязаться от назойливого «папаши», собирался перевести стрелки на Кускова. Выходит, что…
Выходит, что Пашка причастен к Томочкиному побегу. Пашка был знаком и с Томилой, и с Андреем, скорее всего, он и свел их вместе. Но зачем?
Чтобы отобрать фирму. Тогда не вышло, вот Кусков и предпринял вторую попытку. Черт возьми, а у него есть все шансы… Только… Егор переиграет. Главное, чтобы никто не догадался. Сколько там Кусков дал на раздумье? Неделю? Плюс неделя переговоров, это минимум – адвокаты, встречи, изучение документов, возражения сторон, поиски выхода, которого не существует. Он управится, двух недель хватит.
Настя продолжала хлюпать носом и одновременно пыталась пить остывший чай.
– На следующей неделе мы с тобой поженимся.
– Зачем? – вяло поинтересовалась она.
– Надо.
Не ей, конечно, ему надо, но ради мести Альдов готов на все. Это будет хорошая шутка.
Егор и сам не понимал, зачем ему вся эта показуха. Точнее, он отчетливо понимал необходимость заключения брака, однако все можно было сделать тихо. Настасья уверена, что он сошел с ума от ненависти. Пускай. У Егора вообще сложилось впечатление, будто Анастасии безразлично все, кроме еды да старого плюшевого медведя. Нужно будет показать врачу, потом, когда все закончится.
Пашка согласился быть свидетелем.
Пашка согласился подождать с возвратом долга.
Пашка веселился и орал «горько», не понимая, что проигрывает.
Настя держалась молодцом, в обморок не падала, истерики не закатывала, дрожать не дрожала. Пока ухоженная тетка в бордовом костюме зачитывала полагающийся текст, ведьма с неприкрытым любопытством разглядывала помпезную желтую люстру. А когда пришла пора ставить подпись, долго не могла сообразить, чего от нее хотят.
На кой черт ему вообще церемония понадобилась, когда можно было расписаться по-тихому, но нет, решил пустить пыль в глаза, чтобы все было по-настоящему, с кольцами, шарами на машине, цветами и белым платьем на невесте. Он хотел, чтобы Пашка, глядя на этот спектакль, успокоился, поэтому и таскал горе-невесту по магазинам, выбирая эти чертовы кольца, пытался советоваться насчет ресторана и списка гостей, заставил перемерить сотню платьев и ничего не добился. Ей плевать и на кольца, и на ресторан, и на гостей, и на платье.
Стерва!
– Ты хочешь привязать меня, это глупо, – вдруг сказала стерва, и Егор от неожиданности вздрогнул.
– Я никуда не убегу. Мне некуда бежать. – В белом кружеве она выглядела потрясающе беспомощной, фата стыдливо прикрывала черный ежик волос и неправдоподобно тонкую шею. Альдов с трудом подавил желание взять эту шею-спичку двумя пальцами и сжать со всей силы, чтобы треснула, чтобы этой, в белом платье, стало больно, так же как Юленьке. Она, словно прочитав его мысли, улыбнулась и добавила:
– А он тебе не поверил. Он все равно убьет меня. И тебя тоже. Он теперь боится. Берегись, князь…
Она сама не поняла тогда, откуда и почему возникло это слово – «князь». На князя Альдов не был похож. Или… все-таки… был?
Жизнь шла своим чередом. Разве что Эльжбета Францевна стала реже улыбаться, а Ядвига изо всех сил игнорировала новоявленную родственницу. Страдала ли Элге от молчаливого презрения, окружавшего ее, Федор не знал. Она по-прежнему существовала в своем собственном, закрытом от назойливого внимания других людей мире. Элге молчалива и задумчива. Впрочем, она была таковой и до свадьбы. А вот князь… Он делал вид, что позабыл о той ночи и том разговоре, пьяном и бестолковом, лучился лихорадочным безумным весельем, но с каждым днем веселья становилось все меньше, а безумия больше. Князь то порывался ехать, бежать прочь из Крепи вместе с молодой женой, то в следующую минуту клялся, что не покинет родовое поместье, то вообще уезжал на целый день в болота, словно убегал… От себя ли, от злой птицы-Элге, медленно убивающей его сердце, или от любви и невозможности эту любовь уничтожить. Эльжбета Францевна смотрела на выходки пасынка с мрачной обреченностью, будто ждала чего-то. Чего?
