Елена Михалкова - Золушка и Дракон
Когда он закончил, то почувствовал себя намного лучше. Надо было еще пару дней назад сюда прийти, подумал Бабкин. Он позанимался еще немного и вдруг остро ощутил, что хочет есть.
Радостное ощущение владения своим телом, легкая эйфория, охватившая его после занятия, немедленно покинули Сергея, и он остался наедине с недовольным желудком. Брюзгливое бурчание заставило его поморщиться. «Хорошо еще, что никого поблизости нет».
Из чувства противоречия Бабкин направился не к коттеджу, как собирался, а в противоположном направлении, решив закончить занятие пробежкой по лесу. В ответ желудок злобно сообщил, что затея эта идиотская и он категорически возражает. Но Сергей, стиснув зубы и стараясь не прислушиваться к предательскому бурлению, рассудил, что нужно отвлечься от мыслей о еде и показать взбунтовавшемуся организму, кто хозяин.
Он выбрал не слишком быстрый темп, и поначалу бег доставлял ему наслаждение. Бабкин выкинул из головы все мысли о расследовании и только считал про себя, чтобы не сбить дыхание: раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре… Солнце светило по-августовски, слегка отстраненно, из кустов вдоль дорожки выпархивала потревоженная птичья мелюзга, в ушах шумел лесной ветер, и Сергей уверился в том, что идея с пробежкой была абсолютно правильной.
Решив, что на сегодня хватит, он перешел с бега на шаг, а потом, отдышавшись, и вовсе остановился, прикидывая, каким путем вернуться обратно. Он забежал довольно далеко и не был уверен, что дорожка выведет его в правильном направлении. И как раз тогда, когда Бабкин потягивался, глубоко вдыхая звенящий сосновый воздух, организм преподнес ему пренеприятнейший сюрприз.
Вместо смолистого аромата августовского леса, который хотелось втянуть в себя и не выдыхать, сыщику в нос ударил пошлый, но крайне настойчивый запах копченых шпрот.
Бабкин вздрогнул. Обонятельная галлюцинация была такой яркой, что он воочию представил узкую банку, обклеенную полосой черной бумаги, на которой большими желтыми буквами выведено: «Шпроты в масле».
Он нервно сглотнул, убеждая себя в том, что запах навеян горькими думами о еде. Здесь неоткуда было взяться шпротам! Вокруг стоял лес, не испорченный помойками, не изуродованный «местами для пикников», не превращенный в парк для туристов! Неподалеку от Бабкина поднимался заросший травой холм, вокруг которого кустилась малина, и кое-где даже виднелись мелкие рубиновые ягодки, поклеванные птицами. Вот чем должно было пахнуть! Малиной!
Бабкин фыркнул, отгоняя наваждение. В ответ лес утвердительно завонял рыбой. Бабкин зажмурился. Пока он стоял, закрыв глаза, со всех сторон выросли ароматные копченые рыбешки. Его окружал лес из консервов. Шпроты колосились на поле за лесом. В озере, играя и подпрыгивая над водой, носились безголовые кильки и салаки, а само озеро пахло маслом. Повсюду, куда ни плюнь, были только они, и Сергей взвыл, осознав окончательно и бесповоротно, что никуда ему не деться от этого жуткого гастрономического морока.
Внизу, прямо под его ногами, раздался писк, и Бабкин открыл глаза. А открыв, тотчас отпрыгнул в сторону, потому что на дорожку из кустов малины выползала девушка в майке и джинсах. Едва у Сергея мелькнуло подозрение, что он сбрендил окончательно, как девушка поднялась и стало очевидно, что это живой человек, а не плод его воображения и не шпрота.
– Господи… – ошеломленно, чуть не заикаясь выговорила она. – Я вас не видела… Простите!
– Что вы там делали?! Вы кто? – возмутился Бабкин, смутно начиная догадываться о подоплеке своих видений.
Вместо того чтобы назвать себя, она внимательно вгляделась в него, и лицо ее осветилось радостью узнавания:
– Вы же Сергей! Вы приходили к нам, в дом Гейдманов. Вы, наверное, не помните…
И тут Бабкин в самом деле вспомнил ее.
– Мы виделись вчера. Меня зовут Лилия, я жена Олега, – смущенно сказала она, как-то неловко протягивая ему руку – вывернув узкой ладонью вверх. Ладонь была вся перепачкана в земле, и, как только девушка это заметила, она тут же застенчиво спрятала обе руки за спину: – Ой! Извините…
Бабкин даже не ответил на ее извинение, настолько он был поражен этой встречей. Не тем, что из кустов неожиданно выполз человек, а тем, кем этот человек оказался, сняв очки и дурацкий платок.
Перед ним стояла маленькая, едва достававшая ему до плеча девушка – нет, не девушка, а фарфоровая куколка! Матовое личико, золотые встрепанные волосы, незабудковые глаза – большущие, испуганные. Затасканное до пошлости сравнение с озерами навязчиво лезло ему в голову, но что же поделать, если цвет глаз у нее оказался точно такой же, как вода в Светлом озере.
Хрупкая, нежная, она действительно напоминала цветок, но только не лилию, а, скорее, кувшинку: тоненький покачивающийся в воде стебелек, белоснежные заостренные лепестки, солнечная сердцевинка.
Он давно не видел таких женщин и поначалу даже опешил: было неясно, как с ней обращаться. И еще смутно ощущалось разительное несоответствие между нею и ее одеждой – грязными джинсами и футболкой в коричнево-зеленых разводах. Эта девочка-Дюймовочка, раз уж она появилась здесь, в волшебном лесу, пусть и не из цветка, но хотя бы из зарослей, должна быть наряжена в тонкий шелк, в легкие летящие платьица, в невесомые босоножки… Бабкин был чужд поэзии, но и у него имелось чувство прекрасного. Драная футболка и рыбные консервы не вписывались в образ этой женщины.
– Вы ели шпроты, – обвиняюще сказал он. Под этим подразумевалось: «Как же вы, такая нежная, ели шпроты? Может, вы еще и водку пьете?!»
– Ела, – призналась Лиля и порозовела: ей послышался упрек в том, что она не предложила разделить трапезу. И, желая исправиться, немедленно предложила: – А вы хотите шпрот? Еще есть свежий хлеб. Ржаной. С корочкой.
Сергей давно не слышал ничего более музыкального, чем эти слова. «Свежий хлеб. Ржаной. С корочкой» – это звучало прекрасно, особенно после того, как несколько дней подряд ему предлагали к обеду и завтраку нечто полусырое, явно очень полезное, под названием «Девять злаков». Каждый раз, когда Бабкин откусывал от предложенного куска, он думал, что злаки можно было бы и помолоть, хотя бы четыре из девяти.
– У вас что, пикник? – спросил он, рассматривая кусты за спиной этого лесного чуда с золотыми волосами.
Она снова смешалась. Похоже было, что она смущается от каждого его предложения.
– Н-не совсем. У меня там… как бы вам сказать… У меня там домик.
– Домик, – понимающе протянул Сергей, бросив взгляд на пригорок и волнующиеся под ветром непролазные кусты. На миг у него возникло чувство, что он разговаривает с безудержно фантазирующим ребенком, и он подыграл ей: – Под землей?
Лиля вздрогнула и со страхом уставилась на него своими большущими озерными глазищами.
– Я пошутил, – поторопился объяснить он, чувствуя себя неуклюжим ослом. – Простите, это просто была попытка юмора. Неудачная.
– Нет, не под землей, – медленно сказала она и опять порозовела. – Если хотите, я вам покажу… Но предупреждаю, там грязно!
Сергей решил больше не задавать вопросов.
– Ничего страшного, – сказал он. – Честное слово, мне было бы очень интересно взглянуть.
Она кивнула и с серьезным видом подвела его к тому месту, откуда выбралась на дорожку. Здесь побеги, склоняясь и переплетаясь, образовывали подобие очень низкого навеса, и, присев на корточки, Сергей увидел, что под ним открывается темный проход, достаточный для того, чтобы в него пролез ребенок. Или маленькая женщина.
– А вы никому не скажете? – вдруг с тревогой спросила Лиля. – Это тайна, секрет!
Сергей посмотрел на нее снизу вверх и отрицательно покачал головой. У него едва не сорвалось: «Солдат ребенка не обидит», но он благоразумно сдержался.
– Я первая, а вы за мной. Здесь совсем недалеко.
Бабкин подвинулся, пропуская ее, и девушка легко, словно рыбка, нырнула в этот лисий лаз и исчезла в нем. До него доносилось шуршание и шелест листьев, но когда он поднялся, желая отследить направление ее движения, то ему не удалось этого сделать. Кусты шевелились то здесь, то там, как будто внизу девушка дергала за привязанные к ним ниточки, сбивая его с толку. К тому же мешал ветер. Возле пригорка торчали из бурелома засохшие жерди, но Сергей усомнился, что именно это называется «домик».
– Где же вы? – донесся до него звонкий голос. – Я уже здесь!
Сергей огляделся, удостоверился, что поблизости нет свидетелей его позора, и полез в кусты. Тяжело дались лишь первые несколько метров, а затем стебли немного раздвинулись, и он резво пополз вперед, заинтригованный, как мальчишка. Подняться ему не удалось, но, по его прикидкам, он уверенно двигался к холму.
И вдруг малина закончилась. Кусты расступились, и открылась круглая, ровная, словно блюдечко, полянка. С одной стороны ее ограждали те самые «оглобли», которые он видел с дорожки, но изнутри они оказались укреплены подпорками, и между ними был натянут брезент. Получалось укрытие и от дождя, и от ветра. Рядом были аккуратно сложены еловые ветки, а сверху на них брошена дырявая телогрейка, из которой нахально лезла клочковатая желтая вата.
