Александра Маринина - Воющие псы одиночества
- Карточки писала, - мрачно изрек Коротков. - Так мы с тобой их тоже написали, вон весь пол ими усыпан. А толку? Еще она схемы чертила, связи потерпевших графически изображала, вон они, в рулонах, в углу стоят. Я, Серега, и так знаю, что делать надо, только, кроме этого, надо еще уметь увидеть, схватить глазами несколько факторов одновременно и отслеживать их. Мы с тобой не умеем, а Аська, чтоб ей пусто было, умеет. Сколько там натикало?
- Тридцать пять минут первого.
- Слушай, и вправду что-то жрать хочется - сил никаких нет. Ничего, потерпим, еще минут двадцать осталось.
- А чего так долго? - забеспокоился Зарубин, ерзая на стуле и с жадностью поглядывая в сторону кухни, откуда доносились дразнящие аппетитные запахи. - Я думал, как двенадцать стукнет - так все, можно разговляться.
- Ирку надо дождаться, у нас тут поблизости церкви нет, она куда-то далеко ездит, в Елоховский собор, кажется, или в Новоалексеевский монастырь, в общем, куда-то в те края.
- А без нее нельзя? - с робкой надеждой спросил Сережа.
- Ты что?! - возмутился Коротков. - Как это - без нее? Она семь недель постилась, в последнюю неделю вообще только на хлебе и воде сидела, похудела на шесть килограммов, стала такая тощая, что без слез не взглянешь, вся извелась, а ты говоришь: без нее. Она этой минуты, когда можно будет мяса с салатом поесть, знаешь как ждала? Вот у нее сегодня настоящий праздник, а мы с тобой так, примазавшиеся. Ну ты представь, у тебя день рождения, ты приходишь домой, а там гости уже весь стол разорили, всю красоту порушили, все выпили и съели и пьяными голосами анекдоты травят и песни поют. Приятно тебе будет?
- Ладно, не бухти. Ну можно я на кухню схожу понюхаю? Юр, я таскать ничего не буду, я только посмотрю и понюхаю.
- Сиди, я сказал! - прикрикнул Юра. - Вспоминай лучше, что Аська еще делала.
Зарубин замолк и несколько минут просидел с надутой физиономией, которая неожиданно прояснилась:
- Она еще графики строила с временными интервалами.
- Точно! - радостно воскликнул Коротков. - Как же я про графики-то забыл, кретин! Ты знаешь, я вот тут подумал, что Аська нас всех распустила и разбаловала. Она же всегда была под рукой, всегда рядом, никогда от работы не отказывалась, даже если в отпуске была, и мы всегда знали, что она есть,, что она знает, как обрабатывать информацию, наше дело - раздобыть нужные сведения, ножками побегать, зубками поклацать, ручками помахать и все, что требуется, ей в клювике принести, а остальное она сама сделает. Вот мы и не держим в голове даже самые элементарные приемы анализа. Теоретически все знаем, а практически не применяем и забываем, навыки утрачиваются. Зачем географию учить, когда есть извозчик, он довезет. А как извозчика не стало, тут мы и забуксовали. Чего сидишь-то?
- Так ты сам сказал сидеть, - растерялся Сережа.
- Чистый лист тащи, будем график строить. Все равно Ирку ждать нужно, так хоть отвлечемся. И дверь в комнату закрой, а то действительно пахнет так, что можно сознание потерять.
Они успели только начертить оси, когда хлопнула входная дверь и из прихожей раздался низкий звучный голос Ирины Савенич:
- Мальчики, Христос воскресе!
- Воистину воскресе!!! - дружным ревом отозвались сыщики и ломанулись из комнаты целоваться-христосоваться и садиться за стол.
Глава 6
В Баден- Бадене была русская церковь, и Вера половину субботы боролась с соблазном сходить на службу. В ней не было ни капли религиозности, но Пасхальная ночь так же, как и Рождество, служили для нее прекрасным поводом включиться в русскую общину, помелькать, напомнить о себе, обзавестись новыми знакомствами. Ей было очень одиноко здесь, в маленьком -всего пятьдесят тысяч жителей - курортном городке с непомерными ценами и мировой известностью. Вера была общительной, легко заводила контакты, и захоти она, вся русская диаспора Шварцвальда и Баден-Вюртемберга с удовольствием общалась бы с ней. Но она не хотела.
Вернее, хотела, очень хотела, но не могла. У нее было дело, занимаясь которым приходилось соблюдать определенную осторожность и прилагать усилия к тому, чтобы тебя знали как можно меньше людей. Пока. Когда-нибудь все переменится…
В церковь Вера не пошла. Посидела перед видеомагнитофоном, покрутила свои любимые кассеты, а ужинать отправилась на Лангештрассе, где совсем рядом друг с другом располагались два привлекательных для нее заведения. Одно - русское кафе «Артист», владела которым славная московская пара, бывшая певица и бывший танцовщик. В «Артисте» была отменная русская кухня и упоительно-чудовищный бордосский дог по кличке Иборг, страшный, огромный, брыластый, слюнявый, точь-в-точь такой, как в кинофильме «Тернер и Хуч». Только в отличие от кинематографического Хуча Иборг был игрив, ласков и готов любить всех без разбора. Метрах в ста от «Артиста», на Гинденбургплатц, рядом с фонтаном находился немецкий ресторан, в котором работал хорошо говорящий по-русски официант из Югославии по имени Кемаль. Когда Вере не хотелось напрягаться и возникало желание перекинуться парой-тройкой слов на родном языке, она выбирала одно из этих двух заведений.
Окна в «Артисте» были темными, дверь заперта, и даже табличка с надписью мелом «Здесь говорят по-русски» куда-то, исчезла. То ли владельцы уехали в отпуск в Россию, то ли оправдываются слухи о том, что кафе перекупил какой-то ресторатор из соседнего Карлсруэ и собирается делать здесь полноценный русский ресторан с эстрадной программой…
Вера вздохнула и отправилась «к Кемалю». Вечер был теплым, дождь давно закончился, и она заняла столик на улице. Отсюда хорошо просматривался вход в дорогой отель «Бадишер Хоф», где частенько останавливались русские. Вере не нужно было слышать, на каком языке говорят люди, своих соотечественников она распознавала с одного взгляда - по одежде, по походке, по прическе, по выражению лица, и абсолютно безошибочно могла определить, куда направляются выходящие из отеля гости: на вечерний променад и к Фатткуэлле за целебной водичкой для пищеварения, на романтическую прогулку с заходом в бар или знаменитое кафе-мороженое, на встречу с друзьями, остановившимися в другом отеле, или же в казино.
Мужчины, жившие в «Бадишер Хофе» и посещавшие казино, ее мало интересовали, но ровно до тех пор, пока не переселялись в отель подешевле.
Вот в этот-то момент они становились объектом пристального внимания Веры Лозинцевой…
Но это все в прошлом. По крайней мере, ей хотелось бы на это надеяться. Теперь все по-другому.
Кемаль, красивый молодой брюнет, принес ей ребра барашка и большую тарелку с салатом.
- Еще пива? - вежливо наклонившись, спросил он.
- Нет, пока достаточно, - улыбнулась в ответ Вера. - Чуть позже.
Она не была ярой поклонницей пива, по крайней мере тогда, когда жила в Москве, но здесь, в Германии, пиво пили поголовно все и практически с любыми блюдами, и она понемногу втянулась, выпивала за ужином одну-две кружки светлого нефильтрованного, которое называли коротко: Hefe. И не сказать, чтобы оно ей нравилось больше всех прочих сортов, просто слово оказалось удобным для запоминания и произнесения. «Хефе» и все тут. При всем природном уме и недюжинных способностях к различным человековедческим наукам, к языкам Вера Лозинцева ни склонностей, ни интереса не имела и изучать их не стремилась. Так, осталось в голове кое-что из школьной программы, да и то из английского языка, но в Баден-Бадене она этим вполне обходилась. Здесь достаточно много бывших русских немцев, да и тех, кто уехал по еврейской визе, тоже достаточно, не говоря уж о совсем «новых русских», покупающих собственность и оседающих на постоянное проживание, так что решить можно почти любой вопрос. Вон в парикмахерской, например, где Вера стрижется и делает маникюр, работает девушка Оля из Омска, в одном из гостиничных ресторанов - Валечка из Талды-Кургана, в магазине дорогого белья - Света из Новосибирска, в книжном магазине - Галя из Мурманска, а в римско-ирландских банях - там вообще целая смена девчонок из Харьковской области, и массаж делают, и простыни выдают. Ничего, она и без языка прекрасно проживет.
Вера медленно, с аппетитом обкусывала сочное мясо и обсасывала аккуратные, одна к одной, изогнутые косточки, делая маленькие глоточки светлого пива и привычно поглядывая на освещенный вход отеля. Вот вышли двое мужчин, обоим лет по тридцать пять, в строгих костюмах и дорогих плащах, сделали несколько решительных шагов в сторону дороги, ведущей в казино, потом остановились, посмотрели на часы, о чем-то посовещались, перешли дорогу и уселись за соседний с Верой столик. На беглом английском заказали два двойных эспрессо и два коньяка. «Готовятся, - машинально отметила про себя Вера, - куражу набираются. Или стратегию еще раз обсуждают, чтобы за игровым столом не вступать в дебаты. Знакомая картина».
