Луковые кольца в сахарном сиропе - Катя Тева
— Мама… — Маша протянула руки и крепко обняла ее. — Прости, пожалуйста.
— Ты во всем права, и лишь об одном я молюсь, чтобы ты когда-нибудь простила меня за это. Ты не должна его ненавидеть, это неправильно. Твой отец любил нас, как умел. Постарайся понять это, пусть не сразу, но просто попробуй. И никогда не позволяй никому себя обижать, поняла?
Маша кивнула. Ирина поцеловала девочку в щеку и вышла из комнаты, чтобы дать каждой возможность переварить то, что только что произошло.
Глава 3
Чем стремительнее приближалось лето, тем больше веснушек проступало на его лице и руках. Зимой они впадали в спячку.
«Рыжий!» — то и дело слышал Витя себе в след. Его давно перестало это заботить, по крайней мере так казалось со стороны. Он жил своей жизнью, не обращая внимания на тех, кто не играл никакой роли в его судьбе.
Да и к восьмому классу его одноклассники остепенились и вектор их интересов повернул в другую сторону. Обзывательства стали менее обидными и редкими, а драки и вовсе сошли на нет. Другое дело девчонки. Те цеплялись, обзывались, толкались и пакостили через день.
— На уроке просят списать, а на перемене поливает грязью. И как понять вашу женскую логику? — Витя требовал от Маши объяснений.
— Может, Иванова просто в тебя влюбилась? — Маша толкнула его в плечо и засмеялась.
Витя покраснел, как вареный рак.
— В гробу я видел такую любовь, — он ускорил шаг.
— Или бесится, что ты учишься лучше, чем она, — Маше пришлось перейти на бег, чтобы догнать друга. — Помнишь, как она плакала в шестом классе из-за каждой четверки?
— Я не виноват, что умнее ее, — Витя резко остановился. — А с тобой они почему тогда не дружат?
— Потому что я им по формату не подхожу, — Маша уперлась ладонями в колени, мысленно благодаря Витю, что он прекратил так быстро идти. — Да и мне с ними не интересно. Зачем они мне?
— Тоже верно, хорошо, что ты не такая. А то я не смог бы с тобой общаться, — он снова прибавил шаг.
— Чем сегодня займемся? Может сходим на берег? Река разлилась, сейчас самое время.
— У меня сегодня встреча с матерью, отец звонил, предупреждал.
— Так вот почему ты мечешься, как бешеный? Мог бы сразу сказать, я бы одна домой пошла.
Витя недовольно посмотрел на нее, но промолчал.
Ребята остановились на перекрестке, на котором обычно прощались.
— Если не хочешь, то не ходи, — Маша знала, как он относится к своей маме.
— Не могу, надо. Иначе она подаст в суд и мне придется видеться с ней принудительно. Папа попросил с ней не ссорится. Перетерплю, не в первый раз. Как только освобожусь, сразу к тебе, — он махнул рукой на прощанье и пошел в сторону своего дома.
Маша помахала в ответ.
Они подружились во втором классе, когда Витя перевелся в их школу. Его родители как раз развелись и разъехались. Мать отправилась заниматься своей карьерой и личной жизнью, а отец забрал сына и переехал в маленький домик на соседней от Маши улице.
Оказавшись за одной партой, ребята сразу нашли общий язык. Но по-настоящему их сблизило то, что отец Вити работал в ветеринарной клинике, куда они вместе начали ходить после уроков. Маше там нравилось абсолютно всё. Дома ей животных не разрешал заводить отец — у него была жуткая аллергия на шерсть.
Потом Витя начал приходить к ней в гости, они вместе делали уроки и много гуляли в поисках приключений.
Его же отец был рад, что ребенку не приходится одному сидеть дома или целый день ошиваться в клинике, поэтому всячески поощрял их дружбу.
Ирина так привыкла, что Витя проводит время у них дома, что порой забывала, что у нее всего один ребенок, а не два.
Маша вернулась со школы, переоделась и приготовила себе два больших бутерброда. Мама не одобряла на обед ничего, кроме первого, но ее не было дома, поэтому поругать было некому.
Первое время после смерти отца ей непривычно было оставаться одной. Когда он выпивал, они почти не общались, но Маша знала, что он здесь. Она старалась прошмыгнуть мимо него, вечно лежащего в зале на диване, к себе в комнату, куда посторонним вход был запрещен.
Она села на диван и уставилась в выключенный телевизор. Два месяца назад он замолчал вместе со своим хозяином. За окном ветер трепал пушистые ветки ели, сквозь которую практически не проникал солнечный свет.
Дверь в родительскую спальню была открытой. Маша заглянула туда, словно преступница, но не решилась войти. Она знала, что ей это не запрещено, но одной там нечего было делать. Встречались члены семьи всегда на нейтральной территории — в зале или на кухне. Спальни были полностью личным пространством.
Маша заметила, что после того, как отца не стало, эти границы несколько размылись. Мама начала приходить к ней перед сном, чтобы поболтать или просто поцеловать. Она же никак не могла побороть себя и так же свободно заходить к ней. Видимо то, что там жил ее покойный отец, наложило свой отпечаток.
Она откусила бутерброд, крошки посыпались ей на грудь, а затем слетели на пол. Расшвыряв их ногой в разные стороны, она пошла в свою комнату, самую солнечную в их доме.
Вчерашний разговор с матерью кое-что прояснил. Маша достала из верхнего ящика письменного стола свой личный дневник. Розовая толстая тетрадь с потрепанной обложкой стала для нее местом для исповеди. Прятала она ее в самую глубь нижнего ящика. Она знала, что никто не возьмет и не прочитает, но так было спокойнее. Маша уселась на пол, положила бутерброд на кровать и открыла тетрадь в том месте, где лежала картонная закладка и ручка. Иногда она писала много, в подробностях описывая свой день или мысли, которые накопились, но последние недели ограничивалась короткими фразами, которые умещались всего в несколько строк.
«3 апреля. Мама скоро придет в себя, мне нужно только подождать. Вчера я поняла, что она не будет вечно страдать по нему. Я очень боялась, но больше не боюсь. Вчера она ходила на кладбище к отцу. Мама думает, что я не в курсе. Не знаю, почему она решила это утаить от меня. Боится, что я не пойму, наверное. Моя злость на него понятна и
