Медная роза - Андрей Михайлович Дышев
Ольга смеется:
– Глеб, дорогой! Мы только что поели. Разогрели на костре рисовую кашу с мясом в жестяных банках.
Глебу грустно. Кашу из солдатского пайка он нигде купить не сможет.
* * *Красивая сказка закончилась. Ольга только теперь в полной мере поняла, что такое война.
Они договорились встретиться, но он не пришел. Она позвонила ему вечером – трубку взяла его мама.
– А Сережа улетел в Чечню, – говорит она. – Их собрали по тревоге.
И Ольга сразу поняла и простила Катю.
Она сходила с ума, когда по телевизору передавали сообщение о расстреле нашей колонны в Грозном.
Ей стали неприятны люди, которые, как могло показаться, беспричинно веселятся.
Она стала с ужасом заглядывать в почтовый ящик.
Но еще она поняла, что любит Сергея. Она будет ждать его страшные три месяца командировки, будет считать дни до встречи, будет молиться, чтобы судьба уберегла его от пули, гранаты или мины. Она сама взвалила на себя этот крест, но не ропщет, ни о чем не жалеет, потому как не представляет себя счастливой без него.
Каждый вечер она уединяется в комнате, садится за стол под лампой, берет чистый лист бумаги и пишет: “Здравствуй, мой сержант”!
А мама плачет.
Глава вторая
Ольга приходит домой, опускает на пол сумки с продуктами, но не слышит привычного топота.
– Мам! – кричу она из прихожей. – А где Ксюшка?
Мама появляется из кухни. На ней фартук, в руке ложка.
– Ты не волнуйся, – говорит она. – Приходил Глеб, взял ее погулять.
– Как это – «взял погулять»?! – возмутилась Ольга. – Она что, собачка?
И как хлопнет дверью!
В лифте немного успокоилась. Бедная мама! Она сердцем ее понимает, а умом нет.
Ольга выскочила на улицу, платок на ходу повязала. Где они могут быть? На детской площадке? На горке? Или пошли в парк?
А уже темно. В свете фонарей падают снежинки. От сугробов исходит голубое сияние. Редкие прохожие движутся как тени. «Ну, Глебушка! – со злостью думает она. – Найду – убью!»
Добежала до бульвара. Около универмага увидела машину Глеба. Всмотрелась – они идут навстречу. Глеб Ксюшку за руку ведет, а она свободной рукой огромного леопарда к себе прижимает.
– Мама! – кричит девочка. – Он такой тепленький и пушистенький! Не бойся, он не кусается!
Вся злость куда-то улетучилась. Как говорил Серега, в ход пошла тяжелая артиллерия. Глеб решил штурмовать сердце Ольги через другие ворота. Ольга остановилась, как вкопанная, кончик платка покусывает.
– В честь чего праздник? – спрашивает.
Глеб подошел, остановился. Ольга чуть живая. Кажется, сердце замерло. Ну, чего молчит? Чего тянет?
– Соскучился», – отвечает.
Она с облегчением вздохнула. Хорошо, не стал предложение делать.
Они сели в машину погреться.
– Хорошенький мой! Мохнатенький! – тихонько воркует на заднем сидении Ксюшка. У меня ком стоит в горле.
– Ты хорошо выглядишь, – говорит Глеб, глядя на Ольгу с улыбкой. – Что-то давно не видно твоего бойфрэнда.
Она знает, что мама рассказала Глебу о том, где сейчас Сергей, и потому продолжает молчать. Глеб вдруг хлопает себя по лбу.
– Забыл тебе один прикол показать, – говорит он и вытаскивает из-под сидения какую-то мятую газетку. – Слушай! «Как рассказывают сами федералы, самые дорогие девочки в Грозном и на границе с Дагестаном. Дешевле всего – в предгорных районах Чечни. Как правило, блокпосты удовлетворяются одной девицей на всех, расплачиваясь потом с ней тушенкой или водкой. Проституток это вполне устраивает. Желающих провести ночь со взводом солдат отбоя нет…»
Он поднимает взгляд. Ольге хочется ударить его по щеке, но ей жаль чувств Ксюшки. Она смотрит на Глеба и сжимает зубы из всех сил. Ей кажется, будто ее посадили в глубокую яму, и от ее ребенка требуют выкуп.
* * *Почта работает безобразно: то несколько дней нет ни одного письма, то вдруг потом приходит сразу четыре! Серега, как нарочно, не ставит под письмами дат, и Ольга, читая, теряется: что было раньше, а что позже.
В воскресенье навестила Лешку. Он очень радуется, когда она приходит, и выглядит неплохо – опрятно одет и гладко выбрит. Ольга никогда не говорит ему, когда придет в следующий раз – пусть ждет каждый день. Это заставляет его держать себя в форме.
Он тренируется по методике Дикуля, которую она ему принесла. Уже запросто выжимает каждой рукой по двадцать кило. Ольга садится на стул и смотрит, как он работает с гантелями. Для него теперь это смысл жизни. Она сидит и просто молча смотрит. А он демонстрирует ей силу. Он словно говорит: «Смотри, я сильный! Я мужик! Я пить завязал! Я обязательно встану с этой коляски!»
Он опускает гантели на пол, вытирает вспотевшее лицо полотенцем и закидывает его за шею.
– Самое обидное, – говорит он, – что я ничего не успел сделать… Вспышка, потом удар по ушам – как будто в лицо петарду пустили, и все. Темнота… Казалось, что всего мгновение был в отключке. Открываю глаза и ничего не вижу. Что-то на лице лежит. Оказывается, это моя рука. В госпитале иголками кололи – ничего не чувствовал. Болталась вдоль тела, как плеть. А теперь у меня бицепс сорок сантиметров в окружности…
Потом они пьют чай. Лешка все время кидает на Ольгу вопросительные взгляды.
– Ты знаешь, – говорит он, – Серега очень, очень хороший парень. Я жизнью ему обязан. Это ведь он вытащил меня тогда из-под обстрела. Мог на плечо взвалить, но побоялся, что меня снайпер добьет. Так и тащил волоком, собой закрывая… Что-то ты побледнела!
Он не на шутку испугался за нее. С опозданием прикусил язык. А у нее перед глазами – туман. Сердце колотится, крик к горлу подступает. Она не помнила, как вышла из квартиры. У двери лифта Лешкина мама догоняет.
– Ты уж прости его, дочка, – шепчет она и по плечу ее гладит. – Он с тобой, как со своими ребятами – все
