Не проси моей любви - Татьяна Олеговна Воронцова
В таком духе Герман мог продолжать до второго пришествия. Он знал здесь историю каждого камня.
К воротам фермы они подходили уже в сумерках. Лес выглядел мрачным и зловещим после грозы. Отяжелевшие ветви деревьев нависали над тропинкой и, стоило случайно коснуться их, роняли на головы путников крупные капли холодной дождевой воды. Ноги у обоих промокли чуть ли не до колен. Стуча зубами, Герман тихонько молился, чтобы в баре Аркадия нашелся коньяк.
Вот и четвероногие стражи, тут как тут. Темными тенями беззвучно скользят вдоль решетчатых створок. Еще несколько минут, и можно будет сбросить мокрую обувь, принять горячий душ… ответить на тысячу вопросов Аркадия и Леры… разобрать чемодан… ох.
— Герман, можно нескромный вопрос?
— Давай.
— Ты сказал, что занимаешься метанием ножей.
— Да.
— Зачем?
Он помолчал, наблюдая за внушительной фигурой в кирзовых сапогах и армейском бушлате, которая приближалась из глубины сада, освещая себе путь мощным аккумуляторным фонарем.
— Чтобы не чувствовать себя жертвой при встрече с подонками. — Его красивое лицо исказила гримаса отвращения. — В рукопашном бою я не очень… да и вообще, — он усмехнулся, — в рукопашном бою побеждает тот, у кого патронов больше.
Нора хотела сказать, что и в рукопашном бою он вполне ничего, однажды ей довелось стать свидетелем его схватки с приятелем местного неформального лидера Николая Кондратьева (Леониду достался сам Николай), но подошедший мужчина уже снял замок и настежь распахнул калитку, так что пришлось отложить все личное на потом.
— Добро пожаловать, — прозвучало из сумеречной мглы.
— Спасибо, — отозвался Герман.
И первым пересек границу владений доктора Шадрина, немедленно оказавшись объектом внимания всех пятерых собак. Нора вошла следом.
Радостно поскуливая и неистово виляя хвостами, бельгийские овчарки Грей и Скай кружили рядом с явным намерением облизать пришельцев с головы до ног. Герман добродушно отпихивал их, но они, шумно дыша, продолжали лезть со своими собачьими нежностями. Доберманы Джон, Ринго и Пол вели себя более солидно.
— Здравствуй, Элеонора, — адресовал ей персональное приветствие Аркадий. — Нам тебя очень не хватало.
— Надеюсь, это не сарказм… Здравствуй, Аркадий.
Тот слегка приподнял брови.
— Сарказм? Нет, конечно. Лера скучала. И девчонки — Леся, Даша, Света. Вспоминали тебя каждый день.
— Ну что ж, — слегка растерявшись, произнесла Нора, — теперь я снова с вами.
Навесив замок, Аркадий подхватил ее чемодан, который Герман выпустил из рук, чтобы потискаться с овчарками, и двинулся мимо гаражей в направлении Белого дома.
Дом этот, с кирпичными оштукатуренными стенами, двускатной черепичной кровлей, просторной террасой и отдельно стоящей, соединенной с ним крытым переходом, утепленной оранжереей, был резиденцией Аркадия Петровича Шадрина и его леди. Именно там, в комнате для гостей, проживала Нора, до того как переехала вместе с Германом в отель. И если бы они покинули ферму не вместе, а просто в одно и то же время, и следующие две недели спали не под одним одеялом, а под разными, то поселиться опять в той же самой комнате было бы в порядке вещей. Но теперь…
Интересно, что думает по этому поводу Герман.
— Эй, док! — негромко окликнул Герман, не трогаясь с места.
Тот остановился. Проворчал, не оборачиваясь:
— Ну что еще?
— Выдай нам ключ от двухместного номера «люкс», пожалуйста, а свои вещички мы уж сами как-нибудь дотащим.
Нора с трудом подавила желание кинуться ему на шею.
…выдай нам ключ…
…мы дотащим…
Минуту Аркадий стоял неподвижно, Герман же смотрел исподлобья на его спину. Потом один начал медленно поворачиваться, а другой сделал шаг вперед. Глаза их встретились.
— Нора, — заговорил Аркадий, продолжая в упор смотреть на Германа, — ты хочешь остаться с нами в Белом доме или переехать к нему в Первый корпус?
Первым корпусом он называл длинное двухэтажное здание, где проживали гости — девочки на первом этаже, мальчики на втором, — нечто среднее между студенческим общежитием и отелем категории «С». Множество отдельных комнатушек три с половиной на четыре метра. Линолеумный пол. Простая мебель из сосны: платяной шкаф, кровать, тумбочка, стол, пара стульев, кресло. Никаких электроприборов — ни чайника, ни фена, ни утюга. Санузлы и душевые — в подвальном помещении. Там же прачечная и гладильная.
Нора подавила вздох. За долю секунды перед мысленным взором ее промелькнули керамические кружки, плошечки и вазочки на уютной кухне Леры, вкус и аромат свежезаваренного чая с мятой, вечерние посиделки после забот и хлопот уходящего дня, дружеские перепалки, воспоминания, немножко сплетен… восхитительно расслабляющая ванна с морской солью, большие махровые полотенца… библиотека со стеллажами до потолка, куда можно заглянуть перед сном, чтобы выбрать очередную книгу… мягкая постель в гостевой комнате, золотистый свет ночника, уханье сов за распахнутыми настежь окнами… Впрочем, совы никуда не денутся.
— Я хочу жить вместе с Германом, все равно где, — ответила она, испытывая неловкость от необходимости объяснять взрослому человеку столь очевидные вещи.
Жаль, конечно, что в первом корпусе нет никаких номеров «люкс», но может быть, Аркадий понял намек и выдаст им ключ от какой-нибудь избушки на курьих ножках.
Намек Аркадий понял и выдал ключ от лазарета. Изолятора. Медсанчасти. Иными словами, от флигеля, где проводили первые дни гости, прибывшие в состоянии средней тяжести. Шесть просторных палат, процедурный кабинет, аптечный склад, сияющий чистотой санузел с двумя душевыми кабинами и отдельный вход со стороны небольшого ельника. Красота! Леонид провел здесь почти две недели, прежде чем был переведен в основное здание, где проживал до сих пор.
Сейчас все палаты пустовали.
— Располагайтесь, — предложил радушный хозяин.
Он все же счел нужным проводить Нору и Германа до их нового жилища и даже донес чемодан.
При ярком холодном свете люминесцентных ламп Нора взглянула ему в глаза. Лето у него выдалось непростое. Как и у них, да… у них всех. Однако сейчас Аркадий выглядел собранным и спокойным. Гладко выбритое мужественное лицо шерифа из вестерна, благородная седина на висках — недавно ему исполнилось сорок пять, — несмываемый загар морского волка. О внутреннем смятении, вызванном присутствием Германа, можно было догадаться
