Фаворит - Дик Фрэнсис
Я пошел в свою комнату и переоделся. Внизу, в кухне, Джоан приготовила мне кофе, яичницу с беконом и горячие пышки. Я дал детям по плитке шоколада, который купил для них прошлым утром (казалось, оно было бесконечно давно, это утро), и они сидели рядом со мной, грызя шоколад, пока я завтракал. Джоан налила кофе и себе.
– Алан, – начал Уильям, самый младший. Ему было пять лет, и он никогда не продолжал разговор, если ему не отвечали «да» в знак того, что его слушают.
– Да, – сказал я.
– Что случилось с папой?
Я рассказал им. Обо всем, кроме проволоки.
Некоторое время они молчали. Потом Генри, которому как раз сравнялось восемь, спокойно спросил:
– Его похоронят или сожгут?
И прежде чем я успел ответить, он и его старшая сестра Полли принялись горячо и с удивительным знанием дела обсуждать, что лучше – захоронение или кремация. Я пришел в ужас, но в то же время почувствовал облегчение, а Джоан, перехватив мой взгляд, еле сдержалась, чтобы не хмыкнуть.
Эта бессознательная детская черствость занимала мои мысли, пока я возвращался в Мейденхед. Я поставил автомобиль Билла в гараж и вывел оттуда мой маленький темно-синий «лотос». Туман полностью рассеялся, но я все равно двигался очень медленно по сравнению с тем, как езжу обычно, и все обдумывал, что же мне делать.
Сперва я поехал в больницу. Я забрал вещи Билла, подписал какие-то бланки, сделал необходимые распоряжения. Полагающееся по закону вскрытие назначили на следующий день.
Было воскресенье. Я поехал на ипподром, но ворота оказались заперты. Я вернулся в город. Контора ипподрома была пуста и тоже заперта. Я позвонил управляющему домой, но там никто не снимал трубку.
После некоторого колебания я позвонил председателю Национального комитета конного спорта, решив обратиться в самую высокую инстанцию, которой подведомственны скачки с препятствиями. Дворецкий сэра Кресвелла Стампа ответил, что узнает, может ли сэр Кресвелл уделить мне несколько минут. Я сказал, что это чрезвычайно важное дело. Тогда сэр Кресвелл взял трубку.
– Надеюсь, дело действительно очень важное, мистер Йорк, – сказал он. – Вы оторвали меня от обеда с друзьями.
– Вы слышали, сэр, что майор Дэвидсон умер вчера вечером?
– Да, я очень этим огорчен, право, очень огорчен. – Он ждал, что я скажу дальше.
Я набрал в грудь побольше воздуха.
– Его падение – вовсе не несчастный случай, – сказал я.
– Что это значит?
– Лошадь майора Дэвидсона была сбита. Проволокой, – сказал я.
Я рассказал ему о своих поисках у забора и о том, что я нашел там.
– Вы известили об этом мистера Дэйса? – спросил Кресвелл.
Дэйс был управляющим ипподромом.
Я объяснил, что не мог его найти.
– И звоните мне? Понятно. – Он помолчал. – Ну что ж, мистер Йорк, если вы правы, это слишком серьезное дело, чтобы им занимался только Национальный комитет конного спорта. Я полагаю, вам следует немедленно известить полицию в Мейденхеде. И непременно держите меня в курсе дела. До вечера. Я попытаюсь связаться с мистером Дэйсом.
Я повесил трубку. Я понял, что ответственность переложена на чужие плечи. Я представлял себе, как стынет на тарелке у сэра Кресвелла соус к его ростбифу, пока он заставляет гудеть телефонные провода.
Полицейский участок на пустой воскресной улице выглядел темным, пыльным и неприятным. Я вошел. За барьером стояли три стола, за одним из них молодой констебль уткнулся в воскресное приложение к какой-то газете. «Должно быть, детективом зачитался», – подумал я.
– Чем могу быть полезен, сэр? – спросил он, поднимаясь.
– Есть тут еще кто-нибудь? – спросил я. – То есть я хотел сказать, старший чином. Речь идет об убийстве.
– Одну минуту, сэр. – Он исчез за дверью в глубине комнаты и, тут же вернувшись, сказал: – Пройдите сюда, пожалуйста.
Он посторонился, пропуская меня, и закрыл за мной дверь.
Человек, поднявшийся мне навстречу, был, пожалуй, маловат для полицейского. Коренастый крепыш, лет под сорок. У него были темные волосы. Он выглядел скорее воином, чем мыслителем, но, как я впоследствии убедился, это было поверхностное впечатление. На его столе были разбросаны газеты и толстенные юридические справочники. В кабинете стояла духота от газовой горелки, пепельница была полна окурков. Он тоже проводил воскресенье за чтением, правда – с пользой для дела.
– Добрый день. Я инспектор Лодж, – сказал он, показывая на стул напротив письменного стола. Он тоже сел и принялся складывать газеты в аккуратные стопки. – Вы пришли по поводу убийства? – Мои слова, когда он повторил их, прозвучали очень глупо, но он говорил весьма деловым тоном.
– Речь идет о майоре Дэвидсоне, – начал я.
– Да, у нас есть рапорт об этом. Он умер в госпитале ночью после падения на скачках.
– Это падение было подстроено, – выпалил я.
Инспектор Лодж посмотрел на меня внимательным взглядом, потом достал из ящика лист бумаги, отвинтил колпачок «вечной» ручки и написал дату и время. Аккуратный человек.
– Я думаю, надо вернуться к началу, – проговорил он. – Ваше имя?
– Алан Йорк.
– Возраст?
– Двадцать четыре года.
– Адрес?
Я назвал адрес, сказал, чья это квартира, и объяснил, что живу в основном там.
– А ваше настоящее местожительство?
– Южная Родезия, – ответил я. – Скотоводческая ферма близ деревни под названием Индума, около пятнадцати миль от Булавайо.
– Род занятий?
– Представляю отца в его лондонской конторе.
– А чем занимается ваш отец?
– Собственное дело. Торговая компания «Бэйли Йорк».
– Чем вы торгуете? – поинтересовался Лодж.
– Медь, свинец, скот. Чем попало и всем на свете. Вообще-то, мы транспортная фирма.
Он записал все это быстрым четким почерком.
– Ну а теперь, – сказал он, положив перо, – выкладывайте, в чем дело.
– В чем дело, я не знаю, а произошло вот что…
Я выложил ему все, что знал. Он слушал не перебивая, потом спросил:
– Что же вас заставило думать, что это не обычное падение?
– Адмирал – самый умелый прыгун на свете. У него ноги гибкие, как кошачьи лапы. Он не делает ошибок в прыжке.
По вежливо-удивленному выражению лица инспектора я понял, что он очень мало знает, если вообще знает что-нибудь, о скачках с препятствиями и, наверное, думает, что упасть может любая лошадь.
Я попытался еще раз убедить его:
– Адмирал блестяще берет препятствия. Он ни за что не упал бы вот так, этот забор – пустяк для него, он сам рассчитывал темп, его никто не подгонял. Он отлично поднялся в воздух, я сам видел. Его падение было неестественным. Для меня оно выглядело так, словно что-то было подстроено, чтобы свалить его. Я подумал, что это может быть проволока. И я вернулся, чтобы найти ее, и я