Смерть за добрые дела - Анна и Сергей Литвиновы
Юлия лишь виновато разводила руками:
– Никто не нравится. А пустых отношений я не люблю. И вообще мне с людьми тяжело.
Надя себя даже слегка виноватой чувствовала. Сама – при мужчине (да каком!). А Юля – ангел! – одинока.
Ведь реально вообще без изъянов девушка.
Волосы всегда шелк, лицо без единого пигментного пятнышка.
– Ты к косметологу ходишь? – выпытывала Надя.
– Нет, – в смущении улыбалась Юлия. – Просто генетика хорошая. И образ жизни правильный.
Красавица ни единого вечера в жизни не провела в алкогольном угаре или табачном дыму. Ошибок молодости вроде перепоя на вечеринке совершать даже не пыталась. Работала дома: переводила с романских языков. Для души – книги, для насущного хлеба – скучные деловые тексты. А в качестве хобби вела в социальных сетях канал по истории психологии, ради него и торчала в библиотеке.
Надя и начальница зала Всемирной истории любили иногда пообсуждать посетителей. Однажды даже заключили на Юлю пари. Умудренная жизнью руководительница утверждала: останется бедняга в старых девах, несмотря на всю свою внешнюю привлекательность.
– Мужику дьявольщинка нужна. Огонь адский в глазах. А она безжизненная совсем.
Митрофанова же считала, что это вопрос времени. Просто не встретила еще мисс Совершенство своего принца.
И в итоге оказалась права.
Пару месяцев назад в зал всемирной истории явился красавец. Чуть за тридцать, курчавый, мужественный. Царственная посадка головы и выворотные стопы выдавали балетного. В отличие от сдержанной Юлии, сразу всех обаял. Смущенной его великолепием Наде объявил: академия балета (где он помощник ректора) восстанавливает к выпускному вечеру балет на музыку Сергея Прокофьева «Классическая симфония». Ему нужен максимум информации по последней постановке Юрия Посохова в 2010 году для театра в Сан-Франциско.
Не совсем их профиль, но все, что имелось в Ленинке, великолепный мужчина по имени Феликс уже изучил.
Юлия (обычно, если уж получила свои книги, сидит словно мышка) подошла к библиотечной стойке ровно в тот момент, когда помощник ректора с истинно театральной экспрессией уверял Надю: теперь именно в ее руках будущее российского балета.
– Прошу вас, подберите все, что возможно, по моей теме! Сколько можно терзать публику бесконечным «Маршем суворовцев» или гран-па из «Пахиты», когда…
Оборвал речь на полуслове. Уставился на Юлию. Замер.
Та мило улыбнулась:
– Вы ведь Феликс Шарыпов? Я видела вас в «Корсаре».
– А вы, вероятно, Одиллия, – парировал красавец. – Только откуда? Из Ковент-Гардена? Метрополитен-опера?
Надя внутренне усмехнулась: у нее, несомненно, появился шанс выиграть пари.
В воздухе сразу заискрило. Молния, финский нож, как говаривал классик. Всегда спокойное, фарфорово-бледное лицо Юли покрылось румянцем. Феликс уверенно взял ее ладонь. Прижал к губам. Она противиться даже не попыталась.
Но своего телефона не дала.
Феликса отказ только раззадорил. Мгновенно забыл про «Классическую симфонию». Умчался. Через час явился снова – с охапкой лилий.
Вручил букет. Уверенно предложил:
– По бокалу шампанского?
– Спасибо. Я не пью.
– Тогда кофе? Здесь есть рядом очень милое заведение.
– Нет-нет. Не сегодня.
Он посмотрел озадаченно.
Надя сочла своим долгом вмешаться:
– «Не сегодня» – это для Юли огромный прогресс. Обычно она просто всех посылает.
– Тогда я обнадежен, – широко улыбнулся Феликс.
Первое свидание у пары так и прошло – за библиотечным столом. Посередине букет из лилий (вазу пожертвовала Надя). Юля с книгой. А Феликс даже не притворяется, что читает, – откровенно глазеет.
Теперь помощник ректора ежедневно являлся в историко-архивную. Приносил цветы. Пирожные (обычно доставались Наде). Строгие краски Юлиного лица с каждым днем становились ярче. Дикарка училась кокетничать и слать манящие улыбки. Великолепный Феликс больше не пытался обаять весь мир и сосредоточился исключительно на своей богине.
Даже известная вздорным нравом начальница зала признавала:
– Обычно чужому счастью завидуешь, а на них смотришь, и душа радуется.
Феликс не смог вовлечь Юлию в любимый им вихрь светской жизни. Иногда сподвигал разве что на кофейню или поход в театр. В основном рядышком в читальном зале сидели. Она делала вид, что вся в своих книгах, но украдкой поглядывала. А он откровенно глаз не сводил.
Любая бы современная пара дождалась максимум третьего дринка – и в койку, благо оба семьями не обременены. Но Юлия честно призналась Наде:
– Ты не думай, я не настолько несовременная, чтобы только в брачную ночь… Но мне очень страшно… что потом просто все кончится.
Митрофанова тоже опасалась: вертопрах (как называла его начальница) получит свое и бросит бедняжку.
Явно же: и молодые балеринки, и зрелые гранд-дамы в очереди к нему стоят. А покорить неприступную Юлю – что-то новое. Челлендж.
Добавит в коллекцию и убежит новых приключений искать? Или все-таки тут любовь?
Когда Юлия наконец уступила, Митрофанова поняла сразу. По довольной, сытой улыбке балеруна. По ее теперь постоянно взволнованному лицу. Юля потеряла единственный, как она считала, рычаг влияния и теперь боялась. Откровенно боялась.
Как можно изучать психологию и настолько не уметь строить собственную личную жизнь?
– Цену себе набивай. С другими кокетничай. Держи его в тонусе! – советовала Митрофанова.
Но влюбленная только глазами хлопала:
– Мне никто, кроме него, не нужен. А притворяться я не могу.
Поначалу идиллия длилась. Феликс давно закончил свои научные изыскания, но в историко-архивную библиотеку продолжал наведываться. Иногда просто Юлию у входа встречал, но часто поднимался в зал. Садился рядом. Вроде как просматривал театральные журналы, а сам то и дело поглядывал на мисс Совершенство.
Но последние несколько дней блестящий повеса в окрестностях историко-архивной не появлялся. А сегодня несчастная в одной легкой кофте на подоконнике. Рыдает. И явно готова спрыгнуть в промозглую осеннюю черноту.
– Юлька, – тихо велела Надя. – А ну быстро обратно!
Та и не подумала. Даже головы не повернула.
Блин. Подоконник скользкий.
А когда Митрофанова подошла поближе, хрипло каркнула:
– Отойди, я сказала!
Надя психологию не учила, но и без того понятно: потенциальная самоубийца. Надо, наверно, сказать, что все будет хорошо?
Но вместо правильных слов ляпнула:
– Если грохнешься, меня уволят.
А Юлька проклятая даже руками за подоконник не держится.
Надя повысила голос:
– Свински себя ведешь. Зачем других-то подставлять? Хочешь сдохнуть – иди домой, там и прыгай!
Красавица обернула к ней зареванное лицо. Простонала:
– На-адя! Феликс меня бросил!
– Так и сказал, что уходит?
– Нет! Просто исчез – и все!
– Так, может, что-то случилось с ним?
– Говорю тебе, бросил! Я знаю, я его видела! С другой!
– Где?
– В Главном театре. В ложе администрации. Они рядом сидели.
– И только-то?
– Да там все понятно! Он ее лапал, а она только рада! Променял меня! На эту фальшивую куклу!
– А как ты вообще узнала, что он в театре?
Всхлипнула:
– Я их отследила. У подъезда его стояла… с самого утра. А в пять вечера они оттуда уже вдвоем вышли. Значит, эта тварь у него всю ночь была!
– И что дальше?
– Они сели в машину. А я такси поймала. Ехала следом – до Главного театра. Они через служебный вход вошли, я билет с рук купила. Ну и увидела, как обнимаются – в ложе, у всех на глазах. Мне больше нет смысла жить!
– Господи, какая ты дура!
– Она красивая, богатая, раскованная! Я в сравнении с ней полный ноль!
– Никого красивее тебя в Москве нет, – твердо сказала Надя. И попросила: – Влезь, пожалуйста, обратно. Я не могу разговаривать, когда ты ко мне спиной.
– Да не о чем говорить, – отозвалась та безнадежно. – И жить мне незачем.
– Я могу тебе помочь, – решительно произнесла Митрофанова.
– Как? – спросила без надежды.
– Могу. Слезь с подоконника и выслушай.
Молчит.
Митрофанова рявкнула:
– Слезь, я сказала! Полчаса ничего не решат. Поговорим, а потом вали отсюда и делай, что хочешь. Хоть прыгай, хоть яд пей. Яд, кстати, эффектнее. А если с высоты – хоронить в закрытом гробу будут.
Задело – Юля сразу вцепилась руками в подоконник. А потом – счастье! – аккуратно, медленно обернулась и спрыгнула на пол.
Надя захлопнула окно. Юлия опустилась на паркет, закрыла лицо руками. Прошептала:
– Надь… да все равно бесполезно. Ты знаешь, кто она? Это Ангелина Асташина. Как мне с ней тягаться?
Ого. У Феликса губа не дура. Митрофанова светской хроникой не интересовалась, но про Асташину слышала. Одна из самых богатых женщин Москвы (покойный муж оставил огромное состояние).
