Повесть о родительской любви - Вера Русакова
– Ещё минуточку внимания, умоляю вас! А однажды девочка Ирочка, тринадцати лет от роду, уехала из дома к бабушке. Её мама в 9 вечера позвонила своей маме, упомянутой выше Ириной бабушке, и узнала, что дитя в пункт назначения не прибыло. Нимало не обеспокоившись этим, мама легла спокойно спать, а на следующий день пошла не в милицию – подавать заявление, а на работу, и через день то же самое. Ни в 10 часов в среду, ни в 11 часов, ни в четверг, ни в пятницу она не звонила в …
– Хватит! – не сдержавшись, закричала Татьяна Анатольевна.
– … В четверг Ирина подруга, не обладающая нежным материнским сердцем, заметила тем ни менее отсутствие девочки в школе, и позвонила ей домой…
– Хватит!!! – заорала Татьяна Анатольевна. – Убирайтесь! Убирайтесь, или я вас убью!
В субботу Кристина вновь входила в Наташин дом, но направлялась не к Наташе с Алисой, а к их соседу.
– Вы работаете кондуктором на троллейбусе номер 10?
– Работаю, – охотно подтвердил старичок-бодрячок, оглядывая Кристину, и глаза его замаслились. – Мог бы и не работать, пенсионер уже, да вот дома сидеть скучно. У меня ещё сил полно!
Последняя фраза была произнесена с чрезвычайно двусмысленной интонацией.
Кристина Александровна живо подхватила предложенный тон:
– Охотно верю, что вы ещё полны сил. Небось и женщин красивых замечаете?
Бодрячок радостно загоготал.
– Замечаю!
– И запоминаете?
– И запоминаю!
Затем ещё более интимно:
– И очень крепко.
– А эта мадама на вашем жизненном пути не попадалась?
Следователь протянула бодрячку фотографию. На лице Кристины играла дурашливая усмешка, но её тело под одеждой напряглось, как у кошки перед прыжком.
Старичок и впрямь не жаловался на память. Он излишне многословно, но точно описал, как в будний день – «не в понедельник и не в пятницу это было, но во вторник, в среду или в четверг – хоть на кусочки режьте, не помню» – эта дама вошла в троллейбус вместе с неизвестным мужчиной – «мужик был серый какой-то, да я на него особо и не смотрел». Дело было поздно вечером, «в салоне полтора человека было, все нормальные люди уже с работы пришли и перед ящиком для идиотов спали», так что кондуктор мог в своё удовольствие любоваться красивой нарядной дамой. «А сошли они в аккурат возле нашего дома».
– Вам известна сотрудница вашей фирмы Татьяна Анатольевна Щеглова?
– Да.
– Ваше знакомство носит приватный характер или вы консультируете её как юрист?
– Мы с ней познакомились через мою жену, которая работает с Татьяной Анатольевной в одном отделе, а служебных вопросов друг к другу у нас с ней как-то не возникало.
– Вы не общались с ней на прошлой неделе или сегодня?
– Сегодня рабочей день ещё только начался, и лично я видел ещё только вахтёра и вас. А Татьяна Анатольевна заходила в четверг, но интересовала её тема, никакого отношения к нашей конторе не имеющая. Она хотела знать, с какого возраста начинается уголовная ответственность, и могут ли несовершеннолетнего приговорить к смертной казни.
Утром во вторник мирный урок математики, проводимый Валентиной Феликсовной в одиннадцатом «Б», был прерван негромким, но настойчивым стуком в дверь. Не дожидаясь разрешения, Кристина Александровна распахнула дверь и прошествовала между рядами – красивая, зловещая и торжественная. За ней следовала свита: два безразличных ко всему милиционера и растерянный историк – классный руководитель 11-го «Б».
– Щеглов Александр, встаньте! Вы арестованы по обвинению в совершении убийства вашей сестры Щегловой Ирины Борисовны.
В классе установилась тревожная тишина. Вдруг, прежде чем Кристина Александровна успела понять, что происходит, и тем более среагировать, Щеглов вскочил с места. Правой рукой он ударил Кристину по щеке, а левой вцепился ей в волосы и с силой рванул вниз. Уже падая, девушка успела схватиться за край парты. Один из милиционеров резко оторвал парня от Кристины; затем на него одели наручники. Бледная, как смерть, но с красным пятном на щеке, тихо, но со сдерживаемым бешенством в голосе, она сказала:
– А это уже сопротивление власти.
Двое милиционеров стремились к «воронку», и Шуряк, зажатый между ними, в полном соответствии с известной теоремой невольно устремился туда же. Безлюдные коридоры и рекреация оглашались кликами гнева и возмущения:
– Сука-а! Меня-я! Арестова-ать!
Кристина Александровна уже закончила свои дела на сегодня и собиралась уходить, когда ей сообщили с вахты о визите гражданки Щегловой.
Татьяна Анатольевна буквально ворвалась в кабинет, и не дожидаясь приглашения, упала на стул. Она дышала, как загнанная лошадь.
– Саша арестован. Это правда?
– Правда.
– Как вы могли! Он же ещё ребёнок.
– Он убийца.
– У вас нет доказательств.
– Есть. Вы что же думаете, я во время следствия в потолок плевала?
– Да-да я знаю. У нас был обыск, вы допрашивали мою маму, соседей, учителей, моих и мужа сослуживцев и ещё неизвестно кого. Но всё равно … как вы могли?! Ребёнка! Арестовать!
– А как он мог? Убить ребёнка, и к тому же девочку?
– Это я её убила. Хотите, напишу заявление, официальное? Она плохо училась, я её ругала, ударила, а она упала и разбила лоб.
– Хочу, – Кристина Александровна положила перед ней лист бумаги. – Пишите-пишите, добавляйте к укрывательству преступления заведомо ложные показания. Она училась неплохо – во всяком случае, лучше, чем Саша, в день своей смерти получила пятёрку, а разбила не лоб, а висок. Час её смерти экспертизой установлен, что вы находились в это время на работе – тоже установлено. Мне продолжать?
– Господи, – Татьяна Анатольевна взмахнула руками. – Вы же женщина! Или у вас нет сердца? Пожалейте моего ребёнка, умоляю вас!
– А я и жалею. Всей душой жалею вашего несчастного ребёнка, которого брат постоянно избивал, а мать непрерывно ругала, и который умер в тринадцать лет.
– Боже! Да черт с ней, с Ирой! Её всё равно не вернуть, а жизнь моего мальчика будет сломана.
– Исходя из этих соображений, – медленно и мрачно проговорила Кристина. – Вы с мужем и укрывали преступление.
– Да, – торопливо, словно радуясь возможности наконец выговориться, отвечала ей Щеглова. – Борька сначала возникал, мол, ему стыдно, что, дескать, у него такой сын, но быстро выдохся. Мы положили Иру в старый ковёр, пол я вымыла, жаль, тряпку не выстирала, я знаю, вы её нашли при обыске, я растерялась… Вы правильно говорили, нам надо было подать заявление о пропаже, но я не в себе была… Он же ребёнок, он нечаянно, он не хотел…
– Вы говорите – он нечаянно убил сестру, он не хотел… Возможно. Но он вполне