Трагедия, чтобы скрыть правду - Генри Ким
– Да зачем отходить, – глубоко вздыхает она, – если потом назад идти?
В голове что-то щёлкает.
– Назад? Ты с ума сошла? Тебя только что вязали? – от такой глупости у меня глаза чуть не лезут на лоб.
Девушка расстегивает куртку и медленно застегивает назад, пробуя молнию на целостность. Потом смотрит мне в глаза, разворачивается и, видимо, собирается идти назад в толпу. Я дёргаю её за руку. Она вырывается. Я дёргаю её сильнее, она описывает вокруг меня полукруг.
– Больно! – орёт на меня она, и мне приходит в голову страшная мысль, что руку ей только что могли повредить. – Чего тебе надо?
– Успокойся, дура! – хочу извиниться я, но буквы складываются иначе. – Куда ты собралась?
Она ухмыляется, и я делаю вывод, что с рукой у неё всё ок.
– Думаешь, помог одной девчонке и достаточно? Ты ж мент, полицейский, да? Да, я правильно поняла, ты такой же, как эти, на минутку благородство заиграло. Думаешь..
– Эй, – перебиваю её я. – Я следователь внутренних дел, если что. – Ты даже не представляешь, сколько всего я для народа делаю.
Хоть это и было обидно, но, должен признать, такого искреннего смеха я не слышал уже давно.
– Хорошего? – Она достаёт ингалятор из кармана и брызгает себе в рот, пытаясь отойти от приступа смеха. – Бомжей ты арестовывал и воришек магазинных. Людям жрать нечего, а такие, как ты, за булку хлеба спёртую сажаете.
Я хочу одёрнуть эту наглую девчонку, сказать, что кража от двух с половиной тысяч оформляется, но вставить слово в её монолог невозможно.
– Девяносто девять процентов политиков у нас можно за взятку посадить и превышение служебных, а вы о хлебушке беспокоитесь. Я хожу мимо магазина и постоянно вижу бабушку, которая в мусорке просрочку ищет. Или у метро бабушек с цветами. Вот этим вы занимаетесь, таким штрафы выписываете, а потом они ходят, побираются. Двадцать лет уже ничего не меняется.
– Я вот тебя слушаю, ты такая маленькая на самом деле. Ни в чём вообще не разбираешься. Далеко не всё так однозначно.
– Вы ничем не лучше этих цепных псов режима!
– Так, всё, давай успокоимся, пока не разозлился я, и пойдём, посидим где-нибудь, поговорим мирно.
– Никуда я с тобой не пойду, – фыркает она. Её молодое красивое лицо краснеет. – Ты мне омерзителен!
Лет на десять младше меня, а уже считает, что больше понимает. Всё неймётся молодежи.
– Ну и что будешь делать? – спрашиваю я, и вижу, как ей не нравится моя ухмылка. – Назад полезешь?
– Кто-то же должен бороться за всех нас.
Теперь уже я не мог сдержать приступа хохота.
– За этих ты собралась бороться? – я показываю пальцем на противоположный тротуар улицы, заполненный людьми, снимающими на телефоны шествие по главной улице города. Сотни людей обсуждают происходящее на их глазах недовольство. Оказавшись в центре событий, они возомнили себя журналистами, наверное, почувствовали, как прикоснулись к чему-то важному. Чему-то живому, не повседневному. Наверняка, кто-то осуждает, кто-то поддерживает, но все, все стоят в стороне. Они просто.. делятся друг с другом тем, что видят. Хвастаются своей причастностью к чему-то стоящему, и только. Человек – зритель, а не актёр.
– Посмотри, как они тебя поддерживают. Тупо глазеют и ржут, как обезьяны, не в состоянии отстоять какие? Наши идеи? Это просто мусор, просто пустые люди. Просто люди, которым ничё особо не надо, однако, их тоже надо защищать и ограничивать, чтобы они и дальше ни о чём не парились. Посмотри, посмотри! Им на тебя насрать, алё! А вот враг твой, который тебе “омерзителен”, почему-то спас тебя от штрафа в две твои зарплаты. Так это что получается, это уже я за тебя поборолся? Какие-то семейные склоки, не находишь? Такая, на самом деле, ты дурочка ещё..
По её выражению лица нетрудно догадаться, как сильно она злится и как ненавидит меня. Но вдруг я вижу в её глазах резкую перемену – молнией пролетает страх. Резко она разворачивается и бежит. Я начинаю разворачиваться, но удар по затылку – последнее, что я помню.
Приезжаем в знакомое мне отделение и долго ищем куда встать – парковочные места перекрывает перевязанная верёвочкой колбаса автозака. Свежее белое мясо тащат на крюках в отдел, на последующую разделку и обработку. Я улыбаюсь, когда вижу знакомые лица. Кесарев, старший сержант, тащит девчонку лет двадцати пяти и кривит лицо. В его движениях нетерпеливость. Сдерживающий приличия на людях, за закрытыми дверями он срывается по полной на тех, кого людьми не считает.
Входим внутрь. Проходим мимо молодёжи, ожидающей в коридоре. Из кабинета, где оформляют новоприбывших, слышатся глухие крики и громкие маты. Бледные лица напоминают очередь к кабинету стоматолога. Иван отводит меня в конец коридора, поворачивается и говорит:
– Он сейчас придёт. Мне по делам. Давай.
Жмём руки, и он удаляется в обратном направлении. Мне ничего не остаётся, как приземлиться на диван у кабинета майора и ждать. Телефона у меня с собой нет, делать вообще нечего, и ожидание скрашивают только мысли и крики той двадцатипятилетней девушки, доносящиеся из-за стены. За неимением других развлечений, я принялся прислушиваться.
– Сейчас будет ещё сильнее, давай вставай.. ага.
Звук удара.
– Ого.
– Ага.
Звук удара.
– Ёпт, ну нахрен, – говорит переводящая дыхание девушка, – хотя, не так сильно, если честно.
– Мы продолжаем, – отвечает ей мужской голос, наверное, мужчин в пыточной двое. Вроде, один из них Кесарева. – Или пятьдесят первая?
– Девушки, нормально вам смотреть?
– А, нормально ходить на митинг?
– Ты посмотри на себя, у тебя сиськи, вымя висит, посмотри, мразь. Обезьяна!
– Место учёбы?
– Я продолжу.
Девушку, как обычно, допрашивает женщина, возможно, две. А зачем две? А, наверное, новенькая стажируется. Фамилию не запомнил ещё, но мужик у неё военный, так что привыкнет. Бабы, типа, хорошего копа. По голосам двое мужчин – в «кабинете» один, понятное дело, быстро устаёт, да и подбадривать некому. Всё в кашу, и, если честно, не всё можно разобрать. Допрашиваемая почти всё время молчит. За исключением охов и стонов, конечно.
– Место учёбы или работы? Вы работаете?
– Ответь на элементарные вопросы и гуляй. Вот телефон щас скажешь, пришлём тебе повестку.. ещё позвонят.
– …
– Фуф, – чётко слышу выход Кесарева. – Продолжаем в том же духе.
– Да или нет?
– Я ответила уже. Я имею право не предоставлять свои данные.
– Тогда, знаешь как. Какую цель ты преследуешь.. в своих вот.. мы добьёмся, тут все уже были, все лежали. Цель твоя какая? Я тебе говорю, я только вот так вот буду сейчас всё расстёгивать.. в геометрической прогрессии. Нам похрен.
– Вы мне угрожаете?
– Да, я тебе, мразь, угрожаю. Я тебе угрожаю физической расправой.
– Мне неловко как-то, – стесняется через лёгкий смешок новенькая. – Сколько полных вам лет?
– Двадцать шесть, – я почти не ошибся.
– Рост какой примерно?
– Метр семьдесят восемь, не меньше.
– Официально трудоустроены?
– Я отказываюсь отвечать.
– Откуда узнала о проведении митинга? Откуда узнала о проведении митинга?
Звуки
