Бретт Холлидей - Один час с Барбарой
Сжав губы, мужчина взял листок и подошел к блондинке. Она только что передала очередную информацию и, нажав какую-то кнопку, подняла на него взгляд.
— Вы можете по этому вашему аппарату вызвать Арчи, машина шестьдесят два?! — спросил мужчина.
— Конечно.
— Окажите любезность, спросите его, куда он отвез девушку, которая полчаса назад села в его такси возле отеля «Ибикус».
— Не знаю, сэр, что вам и сказать. В принципе, ничего личного по радио передавать нельзя. Это противоречит правилам.
— Но тут особый случай. Я должен найти свою сестру. Она… Словом, у нее серьезные неприятности: я полагаю, ей грозит опасность. Если мне удастся немедленно ее отыскать, я, быть может, спасу ей жизнь.
Блондинка недовольно нахмурила брови и окликнула верзилу.
— Как мне быть, Берт?
Берт, не оборачиваясь, в очередной раз пожал плечами.
— Решай сама, малышка. То, что ты вещаешь там в свою жестянку, — твое личное дело.
Мужчина снова достал бумажник и весьма неохотно извлек из него десятидолларовую купюру.
Девица, исподтишка наблюдавшая за ним, тут же нажала кнопку: «Вызываю машину шестьдесят два. Шестьдесят два, Арчи, ответьте!.. — Затем нажала другую кнопку и поудобней устроилась в кресле с наушниками на голове. — Арчи, — сказала она тридцать секунд спустя, — тут один господин хочет знать, куда ты отвез пассажирку, которая села к тебе возле „Ибикуса“ полчаса назад».
Выслушав ответ, она спросила у мужчины:
— С какой стороны «Ибикуса», северной или южной?
Закрыв глаза, тот быстренько соображал, пытаясь мысленно сориентироваться.
— С северной. Приблизительно в ста ярдах, с северной.
Девица проговорила в микрофон: «Северная», затем послушала, и глаза у нее округлились.
— Арчи спрашивает, это вы бежали за малышкой, чтоб ее напугать?
— Ну конечно же нет! Повторяю вам, она моя сестра. Именно того человека, который бежал за ней, я и боюсь. Скажите шоферу, что она в опасности и что мне надо как можно скорее ее увидеть.
Герти передала ответ таксисту, снова послушала и проворно схватила купюру, которую мужчина держал в руке.
— Арчи говорит, что, к вашему сведению, не имеет значения, вы за ней гнались или кто другой. Он отвез ее к Майклу Шейну, и, если вы рискнете связаться с этим рыжим, он хотел бы посмотреть, что из этого выйдет.
— К Майклу Шейну?
— Я вижу, мистер, вы нездешний. Это частный детектив, о нем все время пишут в газетах.
— Частный детектив? — Мужчина с озабоченным видом кусал губы. — В таком случае, мне думается, ей больше ничего не угрожает. Но все же я хотел бы ее увидеть. Арчи сказал вам, где он живет, этот самый Шейн?
Герти дала ему адрес, который назвал таксист. Коротко ее поблагодарив, мужчина стремительным шагом вышел из конторы.
IV
21.40
В небе светился тонкий рожок луны. Легкий ветерок, налетавший с Атлантики, смешивался с теплыми испарениями, поднимавшимися от еще не остывшей после дневной жары земли. В ночном осеннем воздухе разливалась какая-то сладострастная истома.
Майкл Шейн медленно вел машину по бульвару Бискайн, возвращаясь в город. Ветерок трепал его рыжую шевелюру, на плече он ощущал приятную тяжесть черноволосой головки Люси Гамильтон. Он чувствовал себя спокойным и счастливым.
Поистине, в Майами это лучшее время года, подумал Шейн. Лето с его зноем позади, а те, кто отправляется зимой в погоне за солнцем на юг, еще не заполонили Волшебный город. В настоящий момент Шейн бил свободен от дел, и в ближайший месяц ситуация вряд ли изменится. Однако, когда начнется массовое нашествие на город богатых мотов и простаков, его талант детектива понадобится многим.
Люси, нимало не стесняясь, погладила Шейна по щеке и чуть слышно прошептала:
— Разбудите меня, Майкл, когда приедем. Кажется, последний бокал шампанского буквально свалил меня с ног.
Он снисходительно усмехнулся.
— Я обожаю, когда вы чуточку навеселе, мой ангел.
— Вы говорите ужасные вещи.
Она на мгновение приподняла головку, чтобы выразить свое возмущение, и снова прикорнула, прижавшись к Шейну.
— Вовсе нет, — сказал он, подтрунивая над ней. — Тогда вы, по крайней мере, оттаиваете и перестаете быть образцовой чопорной секретаршей.
— Как будто я когда-нибудь ею была!
— Конечно. Во время работы вы ни разу не удостоили меня ласковым словом. Пришлось выводить вас в свет, кормить изысканными блюдами, поить «Пол Роджером», чтоб вы хоть немного смягчились.
— «Пол Роджер»? Вы что, думаете, это шампанское в самом деле из Калифорнии?
— Как бы там ни было, оно на вас подействовало, и, когда мы приедем, я собираюсь подло этим воспользоваться, чтобы вас поцеловать.
— Для чего?
— Что значит «для чего»?
— Да, для чего столько трудов?
— Труд — целовать вас? — спросил он, будто недоумевая.
— Ну да.
Шейн прекрасно знал, куда она клонит, и ему нелегко было найти умный ответ. Разумеется, он целовал ее, потому что ему было приятно, но этого недостаточно, и это не давало ответ на вопрос, который задала Люси.
Ведь на самом деле она спрашивала: «К чему нас это приведет?» И, если честно, он мог ответить лишь: «Ни к чему». Люси нечасто задавала такого рода вопросы. В общем, ее, похоже, вполне удовлетворяли сложившиеся между ними отношения. Она, казалось, жила настоящим, работала с увлечением, прекрасно справляясь со своими обязанностями, и без разговоров соглашалась проводить с ним все вечера, которые он мог — или желал — посвятить ей.
Шейн машинально почесал ухо, как делал всякий раз, когда пребывал в растерянности.
— Если бы это зависело от вас, стали бы вы что-нибудь менять в наших отношениях? — осторожно спросил он.
Люси выпрямилась и слегка отстранилась от него, словно разговор, приняв такой оборот, требовал более строгой позы.
— Я не знаю, Майкл. Правда, не знаю, — серьезно ответила она.
Они обменялись короткими взглядами, и почему-то оба смутились. Шейн отвел глаза и, казалось, сосредоточил все внимание на дороге. Они проехали Семьдесят девятую улицу и приближались к дому Люси.
— Рано или поздно это должно было с нами случиться, мой ангел. — Шейн снова старался говорить шутливым тоном. — Я думаю, нам следует серьезно побеседовать. У нас найдется коньяк?
— Вы сами знаете, что найдется. То есть… немножко, то, что осталось после вашего последнего визита.
— А я волновался. Все никак не могу отделаться от мысли, что в один прекрасный день вы позволите опустошить бутылку какому-нибудь другому парню.
— Кто знает? Может, это и произойдет.
Погрузившись каждый в свои мысли, они молча доехали до дома, где жила Люси. Выйдя из машины, Шейн обошел вокруг, открыл дверцу и помог выйти своей спутнице. Затем взял девушку за локти и склонился над ее зарумянившимся лицом. Замерев в ожидании, она не сделала ни малейшего движения, чтобы приблизиться или отстраниться.
Он сжал ее руки, чувствуя ладонями нежную кожу, и охрипшим вдруг голосом произнес:
— Люси?
— Да, Майкл.
Он слегка коснулся губами ее лба — там, где начинали виться черные локоны, и, схватив девушку под руку, повлек ее к дому.
В маленьком вестибюле Люси достала из сумочки ключи и отперла дверь, которая вела на лестницу. Шейн пропустил девушку вперед и последовал за ней.
Когда поднимаешься по лестнице следом за женщиной, чувствуешь какую-то особую близость к ней, подумал Шейн. В этом есть что-то окончательное, бесповоротное, вроде как «жребий брошен!». Шейн счел эту мысль смешной и отогнал ее от себя. Ему уже не раз доводилось подниматься по этой самой лестнице вслед за Люси, чтобы, завершая вечер, выпить еще рюмочку. Но сегодня все было по-другому, и, сознавая это, он испытывал радость.
Квартира Люси находилась на втором этаже. Девушка открыла дверь, зажгла свет, и они вошли в комнату. На Люси было скромное, с небольшим вырезом спереди и на спине вечернее платье, обнажавшее ее молочно-белые плечи.
— Устраивайтесь. Сейчас я все приготовлю.
Она пересекла продолговатую комнату и исчезла на кухне. Проводив девушку задумчивым взглядом, Шейн опустился в удобное кресло рядом с диваном и закурил сигарету.
У Люси было удивительно хорошо. В уютной гостиной никакой лишней мебели, все расставлено удобно и со вкусом.
Шейн вытянул свои длинные ноги, запрокинул голову и прикрыл глаза, выпуская дым через нос.
Ну хорошо! Почему бы им не пожениться? Сегодня вечером он был полон решимости спросить Люси об этом без обиняков, и пусть она ответит со всей откровенностью.
Услышав шорох платья, Шейн выпрямился в кресле, Люси вернулась из кухни, неся на подносе бутылку коньяка, пузатую рюмку и два больших бокала, один — с крошеным льдом — для нее, второй — с водой и со льдом — для Шейна: он любил запивать коньяк холодной водой.
