Лилия Беляева - "Новый русский" и американка
— Хорошо я тебя? — спросил рыжий, веснушчатый Фрэнк, сверкая голубыми, наглыми, прекрасными глазами победителя и главаря.
— Замечательно! — искренне ответила я.
Так вот, в те дни мне было не до карьеры манекенщицы. Мы с Фрэнком еле-еле дожидались вечерних сумерек, чтобы пробраться в заброшенную конюшню, и там, смеясь оттого, вроде, что сено колется, торопились раздеться догола… До сих пор запах старого конюшенного сена и лошадиного навоза возбуждает во мне свирепое сексуальное желание… До сих пор…
Но я что-то слишком далеко ушла от каюты на русском теплоходе, который плыл в Японию из Гонконга. От уютной каюты, где, слава Богу, было подходящее зеркало, которое позволило мне тщательно осмотреть свое тело и лишний раз убедиться — природа не пожалела на меня усилий, а также не зря я пользуюсь патентованной косметикой: смотрюсь лет на двадцать, не больше. Ну, конечно же, не последнюю роль здесь играют мои густые, светлые, с золотой искрой волосы. Когда я быстро иду — они летят за мной по ветру, как легкая накидка, чуть-чуть отставая… ничего не скажу — очень-очень эффектно.
Для чего смотрюсь в зеркало с тщательностью контролера-ревизора? Для того, чтобы лишний раз убедиться в одном — я создана для любви, только для любви, как иные женщины — для поддержания огня в домашнем очаге, для приготовления салата «виктория», для работы с газонокосилкой, для родов и последующего глубинного интереса к качеству детского кала на текущий момент…
Нет, нет, я вовсе не отрицаю значимости вполне одомашненных, «кухонных» женщин, как и женщин деловых, которые нравятся себе в костюме и с короткой стрижкой, толкующих о «маркетинге» и прочих серьезных, великих вещах. Я не отрицаю и величие материнства. Смешно было бы все это отрицать, если все человечество держится на женщинах-добровольцах, которые хотят иметь детей, а следовательно, поступают весьма патриотично, постоянно пополняя ряды солдат, юристов, полицейских, новых матерей, всякого рода общественных деятелей, официантов, часовых дел мастеров и так далее.
Я лично? Но я же, кажется, уже сказала, что составила план: до тридцати лет — только секс, а там видно будет. Хотя бы потому, что мне противно медицинское вранье — будто роды удивительно облагораживают женщину и добавляют ей красоты.
Могу поверить — мученическая жизнь женщине до родов, когда она превращается в огромную сардельку, когда её лицо заляпывают желтые пятна, когда у неё (это мне рассказывала подружка по колледжу Ирэн, которая рожала уже трижды) возникает, фффу-у! — геморрой от того, что на нижние органы давит плод, — так вот, мученическая жизнь женщине обеспечена.
Не привлекаю в качестве аргумента сам процесс родов — как это больно, страшно, а подчас и опасно… Но облагораживание мученичеством — это ведь не нечто, что так и бросается в глаза. А вот потери, которые несет после родов бедная юная женщина, очень часто невосполнимы… У той же Ирэн обвисла грудь, прорезались первые морщинки. Да и талия заметно сдала…
…Повертевшись у зеркала, голенькая, как только что рожденная из белокружевной пены за кормой, я подвела итог: «Во мне ещё столько прелести, я ещё такая красоточка, что… вполне… вполне…» И, надев свое белое шифоновое платье, в котором меньше веса, чем в носовом платке, сунув свои прелестные узкие ножки в белые босоножки на тонком каблуке, в последний раз сравнив правую и левую бровь — ровно ли покрасила их, и быстренько побрив ноги, я вышла на палубу, на ветер, под солнце… И, делая вид, будто мне как-то немного меланхолично, а в общем-то ничего не интересует, прошлась туда-сюда. Но нигде, нигде… Продефилировала по палубе с другого боку, поднялась на нос теплохода, постояла рядом с флагштоком, на котором бился под встречным ветром какой-то полотняный квадрат… Но нигде, нигде…
Вернулась в каюту, подновила линию по контуру губ… опять вышла…
Чего я хотела? Вроде бы немногого — ещё раз увидеть «нового русского», того, в белых плавках, которые он по незнанию приобрел в магазине «сюрпризов».
Нет, конечно же, вру. Мне захотелось, очень захотелось, чтобы он, увидев меня, немножко удивился бы моей, скажу так, приятной внешности… А дальше… дальше будет видно… В глубине души я не сомневалась — и этот человек, как и десятки до него, падет к моим ногам и будет, хоть на время, но безраздельно мой. Мне ведь тоже никакой мужчина пока не нужен надолго и тем более навсегда. Для меня пока мир тем и интересен, что полон этих живых и тоже жаждущих игрушек — мужчин.
Однако и этот мой «выход в свет» оказался безуспешным. Нигде высокого блондина не наблюдалось. Время подошло к обеду. По трансляции объявили, что ресторан ждет гостей, и я пошла. И шла медленно, осторожно оглядываясь, но нигде, нигде… И каким же ненужным, надоедливым показался мне мой самурайчик, аккуратист и педант, хоть он в сущности никаких неудобств мне не создавал. Но требовал однако небольшого, а внимания. И, видимо, по праву «первой ночи» сел со мной за один столик, что не было запланировано. В конце концов он, впрочем, догадался своим изощренным японским подсознанием, что ему лучше освободить меня от своего присутствия, — и ушел, безупречно вежливо откланявшись. А я осталась в ресторане делать вид, что никак не могу допить крошечную чашечку кофе и игрушечную рюмочку ликера.
Напрасно. Высокий блондин так и не возник. Где же он обедает? Здесь есть ещё буфеты… Пошла посмотреть… Но и там его не было. Не утратила усердия и вечером — ходила, ходила… Нигде… Словно его вообще нет на этом белоснежном лайнере, набитом разнокалиберной публикой, словно он утопился от стыда, бросившись в море…
Проходя по палубе, я ловила обрывки разговоров западной публики и своих соотечественников-американцев:
— О, это такое смешное зрелище — эти «новые русские»…
— У «новых русских» денег много, а вкуса никакого…
— Нам, предпринимателям, выгодны эти «новые русские» — они сметают с прилавков дорогие меха, не торгуясь…
— Эти «новые русские» — обыкновенные дикари… Как и «старые», впрочем…
— Говорят, «новые русские» просто грабители и бандиты…
Я ловила обрывки этих разговоров, как оказалось, не зря. Во-первых, мне всегда противно объединившееся большинство против кого-то в единственном числе. Всякая, даже словесная охота на человека у меня вызывает отвращение. Во-вторых, симпатия моя к «новому русскому» росла и росла. Авантюристка по натуре, я с удовольствием узнавала, что «новые русские» — криминал. Тем интереснее познакомиться, и поближе, с таким.
…Всю ночь мне не спалось. В каюте сгустилась духота. Вентилятор, казалось, жужжал не столь напористо, как обычно, и нагонял на мое лицо тепловатый, влажный, исключительно сексапильный ветер. По трансляции передали, что начинается шторм в три балла. Но я не из тех женщин, на которых шторм действует угнетающе. Видимо, и тут природа пошла мне навстречу. Хуже было то, что передо мной ярко, как в кино, продолжал стоять высокий «новый русский» со всеми своими роскошно-зазывными мускулами, загорелый, в белых плавках и без них… Меня неудержимо влекла его беспомощность там, под взрывами смеха, на палубе, его наивность, с какой он, видимо, решил, что покупает очень престижную вещь… А обилие великолепной, интимной русской плоти, которая мне виделась так отчетливо, как будто я смотрела голограмму, взвинтило меня настолько, что от одного нетерпеливого желания обладать этим сказочным, волшебных богатством я стонала, как истязаемая бегемотиха… Или тигрица… Или львица…
Но так или иначе я стонала, и ныла, и, схватив подушку, прижимала ею изо всех сил свою беснующуюся в одиночестве, недоумевающую интимную дырочку. О, боги, духи, шаманы, шарлатаны, дайте, дайте мне этого «нового русского»! Иначе я погибну, истеку соком жизни, превращусь в одну из жутких, дряблых, унылых старух!
Кстати, когда русский убегал босиком — я успела заметить, что его пятки, мягко говоря, не отличались чистотой. Но вот ведь неожиданность это не вызвало во мне, стерильной американке, никакой брезгливости! И то, что он вполне мог оказаться убийцей, — не озадачило и не пугало меня. Его было так много — этого «нового русского»! Его божественная плоть так могуче, победоносно, многозначительно провисала между его крупных, устойчивых, загорелых бедер… А как мощно дымилось при этом все его секс-гнездо, переполненное рыжеватыми завитками! Мне-то ясно было — это гнездо даже не ястреба, а орла!
Что же со мной произошло? Куда девались осколки повышенной требовательности к возможному секс-партнеру?
Профессорская дочка, я, вероятно, успела устать от чистоплюйства своих родителей, специалистов по всякого рода литературам, и меня невольно завлекло отклонение от так называемого «общепринятого». «Новый русский», да ещё при том криминальный элемент! Что может быть вожделенней? Только где же он? Неужели ему до такой степени неудобно теперь появиться перед публикой? Неужели грабитель или убийца может быть столь стеснительным? Странно, загадочно и очень-очень интригующе…
