Валерий Алексеев - Гипноз детали
Андрей Карнаухов. Для меня это — личная трагедия. Людмила Ивановна была моей последней надеждой. Она имела большое влияние на Галину, и я думал, что с ее помощью все наладится. Теперь не знаю, что нас ждет. Я без дочки жить не могу. Лично у меня с Людмилой Ивановной были очень теплые, даже дружеские отношения. У меня к вам личная просьба: не звоните больше ко мне на работу. Коллектив у нас женский, распространяются самые вздорные слухи. Кроме того, именно сейчас я прохожу очередную инстанцию оформления за рубеж, и ваши звонки могут затормозить дело. Если нужно, я могу сам звонить в определенные часы.?
Наш вопрос. Где вы находились и что делали ночь с 26 на 27.мая примерно с часу до трех? Кто может подтвердить ваши показания?
Лида Пахомова. Дома была, где же еще, куда же мне от маленького? Укачивала его или дремала, а подтвердить не может никто. Муж спал как сурок. Нет, он к Васеньке не встает.
Николай Пахомов. С одиннадцати вечера до шести утра спал у себя дома. Жена может подтвердить. Из комнаты не выходил.
Полина Дмитриевна. С десяти часов вечера была у себя в комнате, никуда до утра не выходила. Лежала в постели, но спала по обыкновению плохо. Сын тоже был дома, но вряд ли он сможет что-нибудь подтвердить: в его возрасте не мучаются бессонницей.
Гера Полуянов. Был дома, спал, из комнаты выходил два раза. Один раз к телефону, без чего-то двенадцать, другой — по нужде. В котором часу — не помню, где-то под самое утро. Мать может подтвердить, она плохо спала.
Тихонов. Был у себя, из комнаты не выходил, спал чутко, подтвердить никто не может.
Галина Карнаухова. Была дома, спала, до сих пор не понимаю, как могла заснуть. Ведь я была у мамы поздно вечером 26-го, ушла часов в одиннадцать. Посоветоваться приходила, кто еще может посоветовать, если не мать. Помню, еще колебалась: остаться мне у нее ночевать или не остаться. Никогда себе не прощу. Может быть, я была последняя, кто ее видел в живых. Если не считать этого негодяя… Мама была бодрая, ложиться как будто не собиралась. Нет, проводить меня не выходила. О чем разговаривали? Договаривалась, когда Аленку привезти. Она иногда ее брала на субботу и воскресенье. Ну и о разводе моем говорили. Сложно все у нас, с мужем в одной комнате живем. Вернулась домой около двенадцати. Муж был дома. Легла в половине первого. Ах да, еще был звонок, как раз около половины первого. Один знакомый звонил. Больше ничего. Муж может подтвердить, соседи.
Андрей Карнаухов. Был дома, заснул около часу. Вернулась жена, мы с ней поговорили немного, я уже был в постели, Аленка спала. Кто может подтвердить? Жена, конечно, но показания родственников, кажется, в расчет не принимаются? Нет, после одиннадцати нам никто не звонил.
Наш вопрос. Не находился ли в квартире кто-либо посторонний в ночь с 26-го на 27-е?
Лида Пахомова. Нет, посторонних, я думаю, никого не было. Галина приходила к матери, но то в 10 часов вечера, ушла примерно через час. Вообще-то она так поздно редко приходит. Обычно ее мать до дверей провожала, а в этот раз, по-моему, нет. Разговаривали они громко, мне сквозь закрытую дверь и то было слышно. О чем? Не прислушивалась. Людмила Ивановна очень сердилась. Голос-то у нее был глухой, слов я не разобрала, а вот Галина очень громко кричала. «Не говори ты мне о деньгах, я слышать о них не хочу! Что мне, своих не хватает?» А после одиннадцати, по-моему, никто не приходил. Вообще-то ночь была неспокойная. Все время ходили по коридору, ходили. А может, мне из-за Васи так кажется. Кто мог ходить? Да бог его знает. В двенадцать я вышла чайник налить, как раз Гера стоял у телефона. Курил, по-моему. То ли звонил, то ли ждал звонка. Я чайник налила и ушла в комнату. Что? На плиту не ставила, у меня электрическая плитка в комнате, на плитке чище, и выходить не надо. И больше я не выходила до утра. Ах нет. Часов около трех, да, по-моему, в три, точно, вышла еще один раз. Свету в коридоре и на кухне уже не было, входная дверь была уже на палке. Зачем подходила к входной двери? Да вроде показалось мне, что на площадке кто-то стоит. Нет, открывать не стала, побоялась. Послушала и ушла. Да не боюсь я ничего. Теперь-то уж мне всякое мерещится: будто ветретила я ЕГО. Будто иду я, а ОН в темном коридоре навстречу, лицо платком завязано… А то Людмилу Ивановну вижу. Чуть ли не каждую ночь вижу. Идет по коридору и за стеночку держится. Нет, здесь я жить больше не могу. Николай смеется, а я не могу. Размениваться буду в другой район, чтоб подальше. Между двенадцатью и тремя? Да все ходили, бродили, ногами шаркали. Или кажется теперь? Ну да, в моем конце коридора, оттуда-то мне не слышно. Но я все думала — Гера ходит, он часто по ночам звонит, и вид у него был расстроенный. Но в три часа его точно не было, и дверь была на палке.
Николай Пахомов. Насчет посторонних — не знаю, и шума не слышал. Спал.
Гера Полуянов. Да, выходил. Да, курил. Да, звонил. Кому — не имеет значения. Да, Лида выходила. По-моему, с чайником. Минут десять на кухне плескалась, потом ушла. При ней я не стал звонить, не люблю, когда интересуются. Ушла — перезвонил. Да нет, не бросал я трубки, когда Лида вышла. Занято было, допустим. Кстати, Илья Кузьмич тоже не спал. Дверь была приоткрыта, он стоял и прислушивался. Я как увидел — сразу ушел. Половина первого была.
Илья Кузьмич Тихонов. Свет жгут без конца, потому и смотрел. Вы думаете, он за собой погасил? И не подумал даже, мне выходить пришлось. Вышел, свет погасил, дверь проверил: на палке была. Правильно, в половине первого. Так вы же с часу до трех или до двух спрашивали. В час я уже третий сон видел. И шума, естественно, для меня никакого не было. А вот до часу была суета. Сначала Галина пришла, поругалась с матерью, хлопнула дверью, ушла, я за ней на палку закрыл. Только успокоился, прилег — Герка с Полиной поцапался, выскочил сам не свой, сел у телефона, сидит выжидает. А телефон под самой моей дверью, какой уж тут сон. Я и так у них вроде швейцара, да еще и в телефонистки на старости лет заделался. Как чуть звонок — вскакиваю, бегу подзывать. Все женские голоса на память знаю — кто Кольке звонит, кто Георгию… Ну, в этот раз никто не звонил, правда. А Герка — это и подслушивать не надо, и так известно, кому звонил. Галине он звонил, и никакого тут секрета нету.
Полина Дмитриевна. Ну я не думала, что это может иметь отношение. Глупость мальчишеская, и ничего больше. Я всегда его за эту странную привязанность ругала, и на этот раз не обошлось. Смешно же: на девять лет его старше, с ребенком, да еще разводится. Конечно, для нее предмет гордости: мальчики бегают. Не постеснялась же вам об этом сказать. Кстати, когда Георгий вернулся и я ему читала нотацию, шаги в коридоре все равно были. Причем непохоже, чтобы кто-то крался. Шаги уверенные, мужские. Я так и поняла, что кто-то свой. Наверно, думаю, Николай вернулся, он частенько поздно домой приходит. Но в тот вечер его что-то слышно не было. Он как придет — Лиде разнос учиняет. За что? А просто так, под пьяную руку. Нет, нет, у Ильи Кузьмича совсем другие шаги. Прошли в ту сторону, к Лидиной двери. А вот обратно шли или нет — не слышала. Очень я расстроилась после разговора с сыном. У него, видите ли, самые серьезные намерения. Глупый мальчишка. А что касается шагов — теперь и мне начинает казаться, что есть какая-то связь. Но очень уж уверенно шагали. Неужели можно так нагло, не ведая страха? Было это — не помню, во сколько. Только-только вернулся Герочка. Я пары слов ему не успела сказать. Нет, стук в стенку был много позже, я успела заснуть и проснуться. Не раньше чем через час… А может быть, и раньше, в бессонницу кажется иногда, что не спишь целый год. Вы знаете, просто представить себе не могу, как я ЭТОТ момент проспала. Преподавательская работа, нервы натянуты, ночью лежишь и вибрируешь. Чуть Лидочкин малыш во сне застонет — сна ни в одному глазу. Да что вы, очень слышно. В полудремоте, в полубреду иногда кажется уже, что не чужой малыш плачет, а Герочка лежит маленький, и нездоровится ему… Нет, как раз в ту ночь я детского плача не помню, не слышала. Да нет, не ошибаюсь, разве я тогда бы могла задремать. Детский плач у меня весь сон прогоняет. Один раз Васенька заплакал — считайте, мне всю ночь не спать. Лежу и жду, когда заплачет снова. Так до утра и жду: педагогическая специфика.
Анализ показаний. Показания Лиды Пахомовой не содержат противоречий до того, пожалуй, момента, когда она сочла нужным отметить, что в три часа ночи, то есть уже после преступления, входная дверь была «на палке». Мы заметили, как старательно все жильцы квартиры № 24 обходили вопрос об этой злополучной палке (за исключением Ильи Кузьмича — по причинам, которые будут подвергнуты анализу ниже), и это вполне естественно: палка резко ограничивает круг подозреваемых и замыкает его в стенах квартиры № 24. Кстати, мы пока и не настаивали на том, чтобы жильцы давали показания по этому пункту. Это очень их сковало бы. Поэтому оговорка Лиды Пахомовой вряд ли была случайной: сознательно или бессознательно, но она хотела отметить, что к трем часам ночи все были дома. Причем ее проверка настолько отчетливо выпадает из внутренней логики ее поведения (сомнительно, во-первых, чтобы она, озабоченная состоянием ребенка, стала прислушиваться к входной двери, во-вторых, далеко не всякая женщина, и уж тем более не такого психического склада, рискнула бы в одиночестве выяснять, кто там «стоит за дверью», и, наконец, навряд ли она могла что-нибудь услышать из своего дальнего конца коридора и тем более из своей комнаты), что мы вольны толковать ее либо как указание (неуверенное, осторожное) на то, что преступника следует искать среди жильцов, либо как стремление защититься от возможных показаний других жильцов, которые могли слышать ее шаги в коридоре.
