Валерий Еремеев - Черный ангел
Слабые отблески былой заносчивости и важности пробегают по физии Сапеги и исчезают. Он наконец-то понимает, что теперь, он уже не личный водитель и доверенное лицо высокопоставленной особы, а просто обыкновенный прапор прокуратуры и не более. Ведь тот, кого назначат на место павшего Перминова, наверняка притащит за собой своего человека, а для него, Артема Сапеги, места не будет. Опустив лицо и втянув голову в плечи, он возвращается к парадному.
— Боже за что мне это все?! — стонет Жулин.
— Зато тебя, наверное, в телевизоре покажут, — утешаю я, но капитан, не слушая, идет к телефону в комнатке охранника, он, наконец, решается сообщить своему начальству о чрезвычайном происшествии.
Я поднимаюсь в квартиру номер пять, чтобы еще раз своими глазами взглянуть на то, что осталось от Александра Петровича. Скоро сюда нахлынут целые орды правоохранителей и начальников всех мастей и званий и меня вежливо попросят удалиться. Это в лучшем случае.
5
Войдя в квартиру Перминова, я начинаю жалеть, что у меня с собой нет резиновых сапог, они бы мне сейчас ой как пригодились. Кстати о сапогах — в углу прихожей валяется окровавленный костюм индивидуальной противохимической защиты «АЗК», который, скорее всего, и был на убийце в тот момент, когда он ставил на бедном прокуроре свои садистские опыты.
В квартире, кроме двух экспертов и меня, никого из живых нет. Все остальные пустились по второму кругу опрашивать жильцов в свете вновь открывшихся обстоятельств. Меня охватывают те же чувства, которые должны были быть у героя Арнольда Шварцнегерра в фильме «Хищник», когда он увидел в джунглях висящие на деревьях тела своих товарищей со снятой кожей. Наш клиент, хоть и не висит на дереве, но выглядит, пожалуй, еще покруче: мало того, что его ободрали как кролика, у него еще отрезали голову, которую в свою очередь разрубили на части. Верхняя часть черепа, лишенная скальпа и аккуратно очищенная от мозгов, разбросанных по всей комнате, стоит на журнальном столике. Поначалу я даже принял ее за пепельницу, но, только наведя резкость, понял, что это на самом деле. Рядом стоит на четверть опустошенная бутылка виски «Cheavas Rigal». В самом черепе находятся остатки желтоватой жидкости.
— Неплохой сервиз! Как думаете, Сережа? — спрашивает эксперт Головин, перехватывая мой взгляд и осторожно поднимая кусок прокурорского черепа.
— Что это за жидкость, Михал Михалыч?
— Судя по запаху, тоже самое, что и в бутылке, виски, — отвечает Михалыч, потом окунает облаченный в резину перчатки указательной палец и подносит желтую капельку к моему лицу. — Хотите попробовать?
Я автоматически отшатываюсь назад.
— Ну и шуточки у вас, однако!
— Что делать? Профессиональная деформация, — вздыхает Головин. — Ладно, не хотите попробовать, как хотите, тогда выйдете, пожалуйста, вы нам мешаете.
— Одну минуту, Михаил Михайлович! Значит что, убийца пил виски из этой хреновины! Он что, другой посуды не нашел?
— Возможно, эта штука ему больше понравилась. Может так вкуснее, не знаю, я не пробовал.
Я не могу оторвать взгляда от жутковатой посудины. Даже машинально протягиваю к ней руку, как будто хочу дотронуться. Михаил Михайлович хватает меня за запястье.
— Осторожно! Не трогать! Если из нее пили, то, возможно, на краях осталась слюна.
— Этот тип чокнутый, не иначе!
— Лично я в этом не сомневался уже тогда, когда сюда вошел. Маньяк изобразивший себя скифом или чем не будь еще в этом роде.
— Скифом? Почему скифом?
— По сохранившимся преданиям именно скифы, после победы в сражении, устраивали пир, вино на котором пили из чаш, сделанных из черепов убитых врагов. Тот же, кому не повезло убить ни одного врага, даже самого завалящего, вынужден скромно сидеть в сторонке и покусывать ногти. А как же иначе, посуды у него ведь не было! Кстати с древнерусским князем Святославом тоже подобная история приключилась.
— Он остался без бокала? Это — печально.
— Нет, из него самого бокал приготовили.
— Значит Александр Петрович погиб так же как наш известный предок. Хоть какое-то утешение для родных убитого, — соглашаюсь я. — Но все это давным-давно в прошлом. И скифов уже нет.
— Может быть, нашелся один чокнутый, который вообразил себя таковым. Поверхностный осмотр раны, полученной охранником на входе, не исключает возможность, что орудие преступления было очень нехарактерным.
— Нехарактерным… Это как?
— Никак. Просто нехарактерным, — отрезает собеседник, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Ну да меня не обманешь, я слишком хорошо знаю Михаила Михайловича и все его закидоны.
— А может, все-таки шепнете на ушко, а, дядь Миша? Это ведь и нас касается. Парень — охранником был, нашим коллегой. Увидите, что размеры моей благодарности, будут…
— Я люблю коньяк, — перебивает он. — Виски — говно.
— Вас понял, повторять не надо.
— Хороший коньяк. Дорогой, — мечтательно прибавляет он, задумчиво хлопая большими, как у коровы, веками. — Такой коричневый-коричневый, тягучий-тягучий и ароматный-ароматный.
— В тот день, когда вы решили заняться криминалистикой, отечественная поэзия понесла тяжелую утрату. Не беспокойтесь я вас понял, — говорю я, прижимая руку к груди. — За мной не выдохнется.
Михаил Головин вздыхает и еще раз оглядывает помещение и все, что в нем.
— Учитывая обстоятельства, рискну предположить, что орудием преступления был меч или же, на худой конец, нечто на него похожее. Может какой-то очень большой кинжал. Во всяком случае, тело охранника пробито насквозь очень острым и плоским предметом, с шириной лезвия не менее четырех сантиметров.
То, что он говорит, весомый довод в пользу версии о придурке, забывшем в каком времени он живет.
— А этот? — говорю я, показывая на сидящий, хоть слово «сидящий» не совсем уместно в такой ситуации, в кресле безголовый кусок мяса.
— Что этот? — не понимает Головин.
— Его тоже убили нечто подобным?
— Его? Не знаю. Проникающие раны на теле отсутствуют. Пока нельзя точно сказать, от чего конкретно он умер. Правда башку ему оттяпали точно не кухонным ножом, но мне почему-то кажется, что это оказия произошла уже тогда, когда он был мертв. Прав я или нет, покажет детальная экспертиза. И еще… На тумбочке есть следы от ударов, получившиеся, скорее всего, тогда, когда убийца рубил ему голову. Эти следы показывают, что клинок был не только широким, но и длинным. Вот, теперь думайте сами.
— А кожа? Или «скиф» забрал ее с собой, в надежде сделать из нее сбрую для своей лошади.
— Нет, — заверяет эксперт, — кожа на месте. Труп на ней сидит! А вы разве не заметили?
— Признаться, я особо не приглядывался.
— Ладно, — ставит точку Головин, — а теперь все, Сережа. Давай топай отсюда. Итак, из-за тебя, сколько времени потерял.
Я подчиняюсь, тем более, все, что хотел, уже увидел.
На кухне Александр Жулин терзает расспросами прапорщика Сапегу. Я говорю капитану, что если у него лично ко мне нет вопросов, то я, пожалуй, пойду. Скоро здесь будет очень жарко. Саша останавливает меня, говоря, что с прапорщиком он закончил.
— Могу тебя поздравить, — говорю я, когда мы выходим из злополучной квартиры, — на сей раз это, кажется, не заказное убийство. Значит, у вас есть шанс его раскрыть.
— Из того, что мне уже пришлось увидеть, речь может идти о маньяке-психопате, — жалуется он, — а это значит, что вести расследование будет еще сложнее, нежели в том случае, о котором ты толкуешь. Психопаты действуют вне пределов человеческой логики, и в этом их сила.
— И слабость, — добавляю я. — Впрочем, существует проверенный способ узнать, имеем мы дело с маньяком или нет. Такие типы, как правило, не останавливаются на одном убийстве. Надо просто немного подождать. Если через пару недель вы найдете вашего Помордина, ошкуренного и с оторванной башкой или же посаженного на кол, значит — это точно маньяк.
Моя подколка его нисколько не злит. Напротив, услышав ее, Саша даже слегка улыбается. В первый раз за сегодняшнее утро. Я знаю: увидеть начальника ГУВД генерала-майора Помордина в одном из описанных мною видов — тайная и заветная мечта едва ли не каждого второго мента в городе.
— Михал Михалыч, — продолжаю я, — утверждает, что преступник использовал холодное оружие с длинным и широким клинком. Это может быть меч, широкая шпага, палаш, что-то в этом роде. А вся такая фигня осталась лишь в музеях или в частных коллекциях. Если хочешь услышать мой совет, то после того, как твои гвардейцы здесь все закончат, пошли их проверить всех любителей собирать подобную рухлядь. Ведь все коллекционеры холодного оружия должны состоять на учете в органах внутренних дел. И руководство краеведческого музея пусть спросят, все ли экспонаты на месте. Ничего ли не стырили у них за последнее время?
