Стенли Эллин - День пули
– Потому что они его избили, разве нет? И полиция может посадить их в тюрьму на пятьдесят лет, если кто-нибудь сообщит им. Я свидетель. Я видел все, что произошло, и ты видел. Ты тоже свидетель.
Не нравилось мне все это. Конечно, я не испытывал симпатии к зловещим призракам, от которых я только что спасся, более того, я отмежевался от идеи иметь дело с полицией. Дело в том, что я, как большинство детей, чувствовал неловкость в присутствии человека в полицейской форме. Но Игги заинтриговал меня еще больше, чем всегда.
Сама мысль, что ребенок добровольно пойдет доносить в полицию, в моей голове не умещалась.
Я сказал с горечью:
– Хорошо. Я свидетель. Но почему сам он не может сообщить в полицию? Почему делать это должны мы?
– Потому что он никому об этом не скажет. Разве ты не видел, как он испугался мистера Роуза? Ты что, считаешь, что это в порядке вещей вести себя подобным образом: бить, кого захочешь, и чтобы никто не прекратил это?
Тогда я понял. За всем этим странным разговором, этой демонстрацией благородства скрывалась железная логика, что-то, что мне удалось уловить. Вовсе не маленький человечек в воде беспокоил Игги, а он сам.
Это его избил мистер Роуз, и сейчас Игги получил отличный шанс свести счеты.
Я не открыл своих соображений Игги, потому что, когда лучшего друга избили и унизили на ваших глазах, вы стараетесь ему не напоминать об этом. Но по крайней мере эта догадка все расставила по своим местам.
Кто-то ударил вас, вы наносите ответный удар, и на этом все заканчивается.
Эта догадка также помогла решиться следовать плану Игги. Мне не нужно было солидаризироваться с каким-то глупым взрослым, у которого произошла ссора с мистером Роузом. Я должен был доказать свои дружеские чувства Игги.
Итак, вдруг перспектива похода в полицейский участок и рассказа всей этой истории показалась мне в высшей степени интригующей. На периферии моего сознания возникла и еще одна мысль: мне не грозят неприятности, потому что завтра я переезжаю на Манхэттен.
Таким образом, я оказался там, пройдя следом за Игги между двумя зелеными шарами, от которых все еще веяло неясной угрозой, там – в полицейском участке. Внутри был высокий стол, похожий на кафедру судьи, за которым сидел седой мужчина и писал, а рядом стоял другой стол, за которым сидел очень толстый полицейский в форме и читал журнал. Когда мы подошли, он отложил журнал и посмотрел на нас, подняв брови.
– Да, – сказал он, – так что же случилось? Я мысленно репетировал свое сообщение о том, что видел на поле для гольфа. Однако мне не представилось шанса произнести речь. Игги начал так энергично, что не было возможности вставить хоть единое слово. Толстый полицейский слушал с недоумением, пощипывая нижнюю губу большим и указательным пальцами. Потом он взглянул на того, другого за высоким столом, и сказал:
– Эй, сержант, здесь двое ребят рассказывают, что они видели избиение на Дайкерских высотах, хотите послушать?
Сержант и не взглянул на нас, он продолжал писать.
Зачем? – спросил он. – У вас что, с ушами плохо?
Толстый снова сел на свой стул и улыбнулся:
– Ну, не знаю, но мне послышалось, что парень по имени Роуз замешан здесь.
Сержант вдруг бросил писать.
– Что такое? – спросил он.
– Парень по имени Роуз, – повторил толстый, казалось, он очень доволен собой. – Ты знаешь еще какого-нибудь Роуза, у кого есть большой серый “паккард”?
Сержант кивнул нам головой, чтобы мы подошли к его столу.
– Ну давай, детка, – обратился он к Игги, – так что нас беспокоит?
Так Игги повторил все снова, и, когда он закончил, сержант только сидел и смотрел на него, постукивая ручкой по столу. Он смотрел на него так долго и стучал ручкой так равномерно – так, так, так, – что моя кожа начала сползать. Я не удивился, когда он наконец сказал Игги твердым голосом:
– Ты славный, умный мальчик.
– Что вы имеете в виду? – ответил Игги. – Я видел все это. – Он указал на меня:
– Он тоже видел. Он подтвердит.
Я приготовился к худшему, но затем с облегчением заметил, что сержант не обращает на меня внимания. Он указал кивком на Игги и сказал:
– Обо всем здесь сказанном, малыш, одно я тебе скажу: у тебя слишком огромный рот для такого маленького мальчика. У тебя что, нет других развлечений, кроме как втягивать других в неприятности?
Вот тогда-то, подумал я, и надо было убираться восвояси, и если я когда-нибудь получал доказательства того, что лучше не вмешиваться в дела взрослых, так это именно в тот момент. Но Игги не шевельнулся. Он был силен в споре. Он умел отказаться от своих резонов, когда он был не прав, но в тот раз он чувствовал свою правоту, его убежденность подогревало попрание нравственности.
– Вы мне не вериге? – резко спросил он. – Клянусь святым Петром, я был там, когда это случилось. Я был совсем близко!
Сержант был мрачен как туча.
– Хорошо, ты был рядом, – сказал он, – а теперь выбрось это из головы. И держи рот на замке. У меня нет больше времени на пустые разговоры. Давайте, идите отсюда!
Игги был так взбешен, что даже большой полицейский значок, оказавшийся прямо перед его носом, не смог испугать его.
– Ну и наплевать, что вы мне не верите. Ничего, я расскажу отцу тогда посмотрите!
От наступившей вслед за этим тишины у меня зазвенело в ушах.
Сержант сел, уставившись на Игги, а Игги, слегка испугавшись собственной вспышки, уставился на него. Думаю, его посетили те же мысли, что и меня. Кричать на полицейского было все равно что ударить его. Теперь мы оба кончим жизнь в тюрьме. Кроме того, в отличие от Игги я не испытывал праведного гнева. Что касается меня, то он заманил меня в ловушку, и я должен был расплачиваться за его безумие.
Помнится, я ненавидел его тогда даже сильнее, чем сержант.
Сержант наконец повернулся к толстому полицейскому.
– Съездите на машине к Роузу, – сказал он, – объясните ему ситуацию и попросите приехать сюда. Да, еще: узнайте у парня его фамилию и адрес и привезите его отца. Тогда посмотрим.
Итак, это был мой первый и единственный опыт пребывания в полицейском участке, когда я сидел на скамье, следя за маятником больших настенных часов и вспоминая все свои грехи. Примерно через полчаса вошел толстый полицейский с мистером Роузом и отцом Игги. Но мне казалось, что прошло около года, долгого, несчастливого года.
Удивило меня то, как выглядел мистер Роуз. Я был почти уверен в том, что его приведут силой, дерущегося, сопротивляющегося, – ведь это сержант не поверил Игги, а мистер Роуз знал, что все так и было.
Но я ошибся. Мистер Роуз выглядел так, словно явился с дружеским визитом. Он был одет в отличный летний костюм, спортивные черные с белым туфли и вдобавок курил сигару. Он был абсолютно спокоен и учтив, и вот что странно: складывалось впечатление, что он здесь всем распоряжается.
Совсем иначе выглядел отец Игги. Должно быть, его застали, когда он в одном исподнем читал на крыльце газету, потому что его рубашка была небрежно засунута в брюки так, что один край свисал. И его поведение давало повод думать, что он совершил что-то противозаконное. Он громко сглатывал, вертел шеей, словно воротник был ему тесен, все время нервозно поглядывая на мистера Роуза. Он производил совсем не то впечатление, что обычно.
Сержант указал на Игги.
– Ладно, парень, – сказал он, – теперь рассказывай всем то, что рассказал мне. Встань-ка, чтобы все слышали.
Поскольку Игги уже дважды рассказывал, у него уже сложился текст выступления, он рассказал все снова на одном дыхании с начала до конца. И все это время мистер Роуз стоял, вежливо слушая, а мистер Ковак продолжал вертеть шеей.
***Когда рассказ Игги иссяк, сержант сказал:
– Я спрашиваю вас прямо, мистер Роуз. Вы были сегодня около поля для игры в гольф?
Мистер Роуз ответил с улыбкой:
– Нет, не был.
– Конечно же, нет, – сказал сержант, – но вы видите, с чем мы столкнулись.
– Конечно, вижу, – откликнулся мистер Роуз, он подошел к Игги и положил руку ему на плечо. – Знаете что, – сказал он, – я не осуждаю мальчишку за то, что он устроил эту комедию. Мы тут немного повздорили из-за того, что он все время забирался на мою машину, думаю, что он хотел расквитаться со мной. Я понимаю, он был страшно зол на меня.
Разве не так, сынок? – сказал он и дружелюбно пожал плечо Игги.
Я был ошеломлен точностью его попадания. Но реакция Игги была такой, словно разорвалась шутиха. Он рванулся из-под руки мистера Роуза и метнулся к своему отцу.
– Нет, я не лгу! – крикнул он в отчаянии и схватил мистера Ковака за рубашку, дергая изо всех сил. – Боже милостивый, пап, мы оба видели. Боже милостивый!
Мистер Ковак посмотрел на него, потом на каждого из нас. Когда его взгляд задержался на мистере Роузе, показалось, что его воротничок слишком тугой. Игги тем временем тянул его за рубашку, визжа, что он видел, что мы оба видели, что он не лжет, до тех пор пока мистер Ковак не встряхнул его как следует, и он замолчал.
