Борис Воробьев - Искатель. 1987. Выпуск №3

Волк, как и всегда, появился неожиданно. Крупный, лобастый, с прямым, как бы струящимся по воздуху хвостом, он легко перепрыгивал выворотни и завалы, все дальше углубляясь в болото. Никакой добычи волк не нес, но это ничего не значило. Он мог проглотить мясо, а потом отрыгнуть его у логова.

Егор сразу узнал волка — это был его прошлогодний знакомец. Раньше, когда Егор еще не имел дела с волками, он числил их всех на одно лицо. Да по-другому и не получалось. Волков нельзя было различить, как собак, по масти, все они серые, поди разберись, кого из них ты встречал, а кого не видел ни разу. Но, столкнувшись с волками поближе, Егор убедился, что среди них нет ни одного похожего, все они были разными, и для опытного человека запоминались с первого взгляда. Как люди, которые по-разному ходят, по-разному что-то делают, разговаривают и смеются, так и волки по-разному бегали, различались статью и привычками. Охотник, встретивший волка один раз, уже не путал его с другими.

До зверя было метров триста, не больше, и Егор хорошо видел его — матерого, мощного, но еще не кончившего линять и оттого казавшегося тощим. Особенно впалы были волчьи бока, не успевшие обрасти новой шерстью, старая же лезла вовсю, образуя на шкуре целые проплешины.

Егор прикинул направление, которого держался волк, и рассудил, что тот скорее всего метит к видневшемуся вдали сосновому островку, темная зелень которого пятном выделялась среди весенней зелени остального болотного мелколесья. На островке наверняка было повыше и посуше — чем не место для логова?

Между тем волк добежал до островка и скрылся в кустах. Егор с нетерпением ждал, что будет дальше. Если он ошибался и логово было в другом месте, волк мог с минуты на минуту объявиться на противоположном конце островка. Но если логово там, зверь выйдет не скоро. Пока волчат накормит, пока сам отдышится. Небось километров сто отмахал за день. А если на островке не логово, а лежка? Хоть и волк, а не круглые же сутки ему бегать, надо и отдохнуть.

Волк не появлялся. Логово или лежка? Выяснить это сегодня Егор не мог по одной простой причине — он не захватил с собой мешка. Подумал: чего таскать лишний груз, когда сначала нужно узнать, где окопались волки. Не рассчитывал, что в первый же день повезет. А вот поди ж ты, повезло. Но идти без мешка нельзя. Если логово — волчат за пазуху не положишь. И на ночь не оставишь, потому что за ночь волки перенесут их в другое логово. У них для таких случаев запасные квартиры имеются. Так что пусть подождут до утра, как говорят, утро вечера мудренее.

…Привалившись боком к стволу, Егор устало закрыл гласа. И тут же ему показалось, что он запрокидывается и падает, и он закричал, как в страшном сне, и ухватился за ствол. Выл ли это миг краткого забытья или он действительно чуть не упал, Егор так и не понял, но смерть в волчьих зубах представилась ему с такой ужасающей реальностью, что он ощутил и боль от клыков, рвущих тело, и смрад, идущий из разинутой волчьей пасти.

И впервые в жизни Егор подумал, что, может быть, такая смерть ему и назначена. Быть у воды и не замочиться? Все время с волками, когда-нибудь да промахнешься. Вот и дождался. Сожрут, как ту дохлятину, какой сам же прикармливал их…

Логово — неглубокая яма, оборудованная, по-волчьему обыкновению, без всякой подстилки и боковых ходов, — было вырыто среди корневищ двух сросшихся между собой сосен. Вокруг валялись обглоданные кости и остро пахло волчьей мочой.

Волчата, сбившись в тесную кучку, поглядывали на Егора скорее с любопытством, чем со страхом. Страх еще сидел в самой глубине звериных душ, высвободить его оттуда мог только опыт, а какой опыт у волчат, которые еще недавно были голыми и слепыми?

И все-таки они почувствовали опасность и, когда Егор стал вытаскивать их из ямы, огрызались и норовили вцепиться острыми зубками в руку. Егор отвлекал их внимание и, хватая за шиворот, тут же совал в мешок. Волчата ползали по его дну, тыкались носами в углы и потихоньку скулили.

На все ушло не больше десяти минут, и, завязывая мешок, Егор в который уже раз подивился странному свойству волков, которые даже и не думали спасать потомство. Все звери и птицы защищают свои выводки, на что уж клуша — и та глаза выклюет за цыплят, а волки нет. Убегают и смотрят на все издали, и Егор не мог объяснить себе, в чем тут дело.

Но коли речь зашла о странностях, то и сам Егор слыл среди остальных охотников человеком с причудами. А как сказать по-другому, когда все, кто занимался добыванием волчьих выводков, всегда убивали волчат — палкой, прикладом, кто как умел, а Егор не убивал? Он без всяких раздумий стрелял взрослых волков, ловил их капканами, но волчат приносил живыми. Живыми сдавал и в заготконтору, чем поначалу вызвал там полный скандал. На него смотрели как на дурачка, спрашивали: «Ты что, парень, того?», но, когда Егор молча сложил волчат обратно в мешок, заготовители притихли. План есть план, за каждую лишнюю шкуру им шли премиальные, и они рассудили, что какая разница, от кого принимать шкуры — от умного или от дурака. Егора мало заботило, как о нем думали в заготконторе. Давали бы порох и другие припасы, а больше от них ничего не требуется. И ему давали. И даже больше, чем другим, потому что никто не приносил за сезон столько шкур, сколько Егор.

Неплохой почин был сделан и нынче. До зимы еще ждать да ждать, а пять шкур вот они, в мешке. Те самые полторы тысячи, которые чуть не уплыли из-под носа, не придумай он номер с биноклем. И ведь что интересно, рассуждал Егор. Ведь загадывал, что пусть будет пять волчат, пять и получилось. Как по заказу! А выпадет снег, он и до всей стаи доберется.

…Его все сильнее удивляло, почему так долго никто не едет, но, представив себе ход событий, он понял, что по-другому не может быть. Если даже лошадь и убежала от волков, в деревне не сразу раскачаются. Сперва пойдут к конюху узнавать, кому и по какому делу тот давал кобылу, а уж потом кинутся к председателю.

Но больше всего надежд у Егора была на жену. И конюх, и все другие могли и не вспомнить о нем, но жена не могла. По времени догадается, что что-то случилось. Баня, чай, давно остыла, а ведь он обещал к бане. Да не в этом даже и дело. Сердце женское обо всем скажет, голубиная Машина душа. Хорошо, что он ничего не сказал ей тогда про волчицу, пусть лучше думает, что запозднился мужик, приедет…

Хотя Егор брал выводок не первый раз, он не считал себя специалистом в этом деле. Так же, как и в охоте с флажками. Отказавшись от нее с самого начала, он потом все же попробовал себя два раза на облавах, но так и не прикипел к ним душой. Самое интересное в облавах, к чему Егор имел расположение, было выслеживание стаи. Здесь требовалась сметка, знание звериных повадок и терпение, а настоящих помощников у Егора так и не нашлось, и он окончательно поставил на облавах крест.

Капканы — вот это по нему. Здесь он один выступал во всех лицах — сам выслеживал, сам приваживал волков и ставил капканы, сам добывал из них зверей. Никто не мешал ему, не советовал и не кричал под руку, но зато никто и не помогал, когда приходилось брать волка.

Одно было плохо: капканный промысел был занятием сугубо сезонным. На него в году падало в лучшем случае три—четыре месяца, в остальное же время приходилось перебиваться с хлеба на квас. Была, правда, отдушина — выводки, но Егор занимался ими без особой страсти. Не велика заслуга — брать беспомощных волчат. Мальчишка — и тот сможет. Проще простого дело: пришел, сложил, как дрова, в мешок, и вся недолга. Даже ружья не надо. Зачем, спрашивается, ружье, когда обороняться все равно не от кого — ты только чихнешь, а волки уже и пятки смазывают.

Однако с некоторых пор Егор стал замечать; что вокруг него закрутилась какая-то непонятная кутерьма. Начать с того, что по ночам стал лаять Дымок. Ничего особенного в этом вроде бы и не было, Дымок лаял и раньше, на то он и собака, но тогда это был лай как лай, а теперь в нем слышался постоянный страх, что и удивило Егора. Конечно, Дымок был самой обыкновенной беспородной дворнягой, какие жили в каждом деревенском дворе, но трусости за ним никогда не замечалось. Наоборот, он не пропускал случая, чтобы не ввязаться в собачью драку, с яростью изгонял из огорода забредших туда коров и даже порывался ходить с Егором в лес, но там от него было пользы как от козла молока. Волки чуяли Дымка за версту, и Егор раз и навсегда внушил ему, что его место — при доме. Бегай, карауль, делай свои собачьи дела, а куда не просят, не суйся.

И вот Дымок стал бояться. Что ни ночь, он исходил лаем, просился в дом, и Егор не знал, что подумать, чем объяснить такую перемену в собаке. Раньше у Егора не было привычки просыпаться по ночам, теперь же его будил лай Дымка. Стоило выйти из дома, и Дымок подбегал, непривычно жался к ногам. Егор успокаивая, гладил собаку и всматривался в темноту. Что могло так пугать Дымка? Не волки же, в самом деле! Волки летом не подходят к деревне. Зимой — да, зимой в лесу мало пропитания, и звери наглеют, а сейчас еды хватает везде. Но тогда что же? Не станет же Дымок пугаться ни с того ни с сего.