Эрнест Хорнунг - Совсем не синекура
— В этом здании два входа, — объяснил он, когда мы, стоя у печных труб, разглядывали звезды. — На нашей лестнице и за углом. Привратник же только один, он живет внизу, под нами, и следит только за ближайшим к нему входом. Сейчас он нас не заметил, потому что мы поднялись по лестнице вверх, к тому же там меньше риска столкнуться с Теобальдом. Это мне почтальон подсказал, который входит у нас, а выходит за углом. Ну а теперь за мной, осторожнее!
Там действительно нужно было быть осторожным: с обоих концов здания шли вертикальные колодцы до самой земли, а парапеты были настолько низкими, что ничего не стоило свалиться. Но следующие двадцать минут мы провели уже в экипаже, который плавно уносил нас куда-то в восточном направлении.
— Нельзя сказать, что здесь многое изменилось, Кролик. Ну, разве побольше стало рекламы с использованием волшебного фонаря… А в этой конной статуе с позолоченными стременами и всякими штуками совсем никакого вкуса, что-то в ней, конечно, есть, но почему бы не покрасить старикашке сапоги черной краской, да и лошади копыта, если уж на то пошло? Конечно, велосипедистов стало побольше. Тогда они только начинали, если ты помнишь. Нам бы тоже велосипед пригодился… А вот и наш старый клуб, разукрашен к юбилею… Черт возьми, Кролик, мы должны там побывать! Послушай, старина, я бы не стал высовываться на Пиккадилли. Если тебя заметят, обязательно подумают и обо мне, нам и у Келлнера надо быть очень осторожными… Ну, вот и приехали! Я тебе говорил, что я у Келлнера разговаривал как типичный низкопробный янки? Так что тебе тоже придется быть таким в присутствии официанта.
Наш кабинет был наверху, но, переступив порог, я, даже я, который так давно знал Раффлса, поразился. Стол был накрыт на троих. Я шепотом сказал ему об этом.
— Ну и что, конечно, — пробормотал он в ответ. — Скажем, третья — дама, она не пришла, но прибор остается на месте. Если я плачу, то и получаю все, за что плачу.
Я никогда не был в Америке и ни в коем случае не хотел бы обидеть американцев, но то, что он сказал и как произнес эти слова, могло легко обмануть такого простака, как я. Мне даже пришлось взглянуть на Раффлса, чтобы убедиться, что это действительно он, а кроме того, мне не понравилось и еще кое-что.
— О какой, черт побери, даме ты здесь упоминал? — при первой же возможности поинтересовался я.
— Да нет никакой дамы. Просто они не любят, когда этот кабинет заказывают для двоих, вот и все. Кролик! Ах, Кролик, ну давай, за нас обоих!
Мы чокнулись бокалами, наполненными золотистым штейнбергером[4] 1868 года. Боюсь, не сумею описать все великолепие нашего изысканного ужина. Это было не просто поедание пищи, не какая-нибудь грубая оргия, а утонченное божественное пиршество, ничуть не хуже лукулловых пиров. И я, который глотал баланду в «Уормвуд скрабз»[5], который затягивал потуже пояс в мансарде Холлоуэй, — я сидел сейчас за такой не поддающейся описанию трапезой! Блюд было немного, но каждое — само совершенство, невозможно выделить какое-нибудь одно, хотя трудно не упомянуть, например, вестфальскую ветчину в шампанском. А какое шампанское мы пили, дело не в количестве, конечно, а в качестве! Это было «Пол Роже» 84 года, по мне — так просто отличное. Но главной причиной ликования являлось не столько это сухое искрящееся шампанское, сколько мой друг, веселый разбойник, который втравил меня во все эти прегрешения и должен был и дальше вести по этому пути. И я начал говорить ему об этом. С тех пор как я вышел из тюрьмы, я изо всех сил старался быть честным, но мир был ко мне несправедлив. Я уже перешел к тому, как я принял окончательное решение, но тут меня прервал официант с «Шато Марго» — он принес не только это прекрасное вино, но еще и визитную карточку на серебряном подносе.
— Проводите его, — коротко распорядился Раффлс.
— Кто это? — удивился я, когда официант ушел.
Раффлс сжал мою руку. Глаза его превратились в стальные точки.
— Кролик, будь со мной рядом. — Знакомые неотразимые нотки послышались в его суровом, но обаятельном голосе. — Будь со мной рядом, Кролик, если начнется заварушка!
Ни на какие объяснения времени не было, так как в эту минуту дверь распахнулась и в комнату с поклоном впорхнул щегольски одетый человек в сюртуке, на носу пенсне в золотой оправе, в одной руке блестящая шляпа, в другой — черный саквояж.
— Добрый вечер, джентльмены, — проговорил он с улыбкой, чувствуя себя совсем как дома.
— Садитесь, — пригласил Раффлс гостя к столу. — Позвольте вам представить мистера Эзру Б. Мартина из Чикаго, — обратился он к нему. — Мистер Мартин — мой будущий шурин, брат моей будущей жены. А это мистер Робинсон, управляющий у Спарка и К°, известных ювелиров с Риджент-стрит[6].
Я навострил уши, но ограничился лишь кивком головы. Я не был уверен, что смогу соответствовать новому амплуа.
— Я рассчитывал, что мисс Мартин тоже будет здесь, — продолжал Раффлс, — но, к сожалению, она неважно себя чувствует. Завтра утром девятичасовым поездом мы едем в Париж, и она решила, что два мероприятия сразу — слишком утомительно для нее. Извините, что разочаровал вас, мистер Робинсон, но видите, я уже делаю вам рекламу.
Раффлс поднял правую руку, у него на мизинце сверкал бриллиант. Готов поклясться, что пять минут назад его там не было.
Лицо у продавца помрачнело, лишь на минуту оно вновь засветилось, когда он подробно распространялся о том, сколько это кольцо стоило и сколько они за него получили. Он предложил мне отгадать цифру, но я вежливо покачал головой. Не помню, чтобы я когда-либо за всю свою жизнь был менее разговорчивым.
— Сорок пять фунтов! — воскликнул ювелир. — Да за него и пятьдесят гиней было бы мало!
— Верно, — согласился Раффлс. — Конечно, мало. Но, между прочим, молодой человек, вы получили за него наличными, не забывайте об этом.
Не буду описывать, насколько я был заинтригован. Скажу только, что я получал огромное удовольствие от всей этой мистификации. Это было так похоже на Раффлса, так напоминало старые времена!
Оказалось, что мистическая дама, моя сестра, только что была помолвлена с Раффлсом, который изо всех сил старался привязать ее к себе при помощи дорогих подарков. Я не совсем понял, кому предназначалось кольцо с бриллиантом, но за него явно уже заплатили, хотя для меня было полной загадкой, когда и как. В это время из саквояжа ювелира выплеснулся целый поток драгоценностей. Своим блеском они успешно соперничали со светом электрических ламп под потолком. Мы втроем склонились над ними, у меня при этом не было ни малейшего представления, что последует дальше, хотя я и не исключал серьезного преступления. Восемнадцать месяцев тюрьмы не проходят даром.
— Мы выберем для нее, что нужно, сразу, но если ей что не понравится, вы потом обменяете. Неплохая мысль, а?
— Именно это я и хотел предложить, сэр.
— Тогда прошу, Эзра. Я думаю, ты знаешь вкус Сейди. Помоги мне выбрать.
Мы и выбрали. Боже! Чего мы только не выбрали! Сначала кольцо, обручальное кольцо с бриллиантом. Оно стоило девяносто пять фунтов. Потом бриллиантовое колье — двести гиней, но можно, конечно, и в фунтах. Предполагалось, что это будет подарок жениха. Свадьба явно была неминуема, и мне не уйти от роли брата. Ну что ж, я решил соответствовать случаю и высказал предположение, что моей сестре понравится бриллиантовая звезда (сто шестнадцать фунтов), правда, посчитал, что я вряд ли могу ее себе позволить, и тут же схлопотал приличный пинок под столом. Я уж и рот боялся открыть, чтобы попытаться предложить за звезду окончательную сумму — круглую сотню. Однако тут вдруг все было кончено, потому что заплатить-то мы не могли, хотя перевод (как сказал Раффлс) уже «давно должен был прийти из Нью-Йорка».
— Но я ведь вас совсем не знаю, джентльмены! — воскликнул ювелир. — Я даже не знаю, в каком отеле вы остановились!
— Разве не помните, я же вам говорил: мы живем у друзей, — сказал Раффлс не то чтобы рассерженно, но как-то подавленно. — Это правда, сэр! Чистая правда, поверьте, я совсем не хочу, чтобы вы шли на такой риск. Я попытаюсь придумать какой-нибудь выход. Да, сэр, я должен что-нибудь придумать.
— Неплохо бы! — горячо воскликнул ювелир. — Дело не в том, что мы не верим, что у вас есть деньги; мы их видели. Но существуют определенные правила, которые я обязан соблюдать, я ведь работаю не на себя, и потом, вы сказали, что утром едете в Париж!
— Девятичасовым поездом, — кивнул в раздумье Раффлс, — и, говорят, в Париже так много ювелирных магазинов! Но это несправедливо, не обращайте внимания. Я попытаюсь что-нибудь придумать.
Он курил сигарету за сигаретой, а мы с ювелиром дымили сигарами. Раффлс сидел нахмурившись, во взгляде моего друга отражалась напряженная работа ума, но мне было совершенно ясно, что все его планы дают осечку. Я не мог не признать, что они этого и заслуживают, если он рассчитывал сделать покупку в кредит на четыреста фунтов, заплатив при этом всего лишь десять процентов. Мне это даже казалось недостойным Раффлса, но со своей стороны я был готов в любой момент вскочить и вцепиться в глотку нашему гостю.
