Чарлз Тодд - Поиски в темноте
Комнату заливали лучи закатного солнца. Высокие окна выходили на небольшой внутренний двор, заросший сорняками. Здесь тоже было очень душно, но открытые окна все же помогли Иену справиться с клаустрофобией. Свет и свобода! Хэмиш у него в подсознании тоже вздохнул с облегчением — он страдал не меньше Ратлиджа.
— Инспектор Ратлидж, инспектор Хильдебранд. Если позволите, сэр?.. — Не договорив, констебль вышел и закрыл за собой дверь.
Хильдебранд оглядел Ратлиджа с ног до головы и мрачно заметил:
— А обещали прислать опытного.
— Я служил в Скотленд-Ярде еще до войны… — начал Ратлидж.
— Но почти всю войну вас там не было, — закончил за него Хильдебранд.
Его волосы посеребрила седина, но лицо было моложавым. Ратлидж решил, что ему лет сорок пять, не больше.
— Ну ладно. Садитесь! Итак, вот что мы имеем. Судя по всему, жертву звали миссис Мэри Сандра Моубрей из Лондона. Ее внешность примерно совпадает с приметами покойной миссис Моубрей… наверное, лучше называть ее якобы покойной. Даже лондонцы умирают только один раз, верно? Арестованный Моубрей носил в бумажнике фотографию жены и детей; их сняли в пятнадцатом году, перед тем как он отплыл во Францию. Мы изготовили копии и разослали их по округе. Пока никакого ответа мы не получили. — Хильдебранд взял из груды бумаг папку и придвинул ее Ратлиджу.
Раскрыв папку, Ратлидж увидел выцветший снимок. Молодая женщина смотрела прямо в объектив, прищурившись от солнца. На ней было платье в цветочек, на шее — нитка жемчуга. Волосы, скорее всего, темно-русые; такие слегка меняют оттенок в зависимости от освещения. Красивое овальное лицо с правильными, благородными чертами лица. Дети, стоявшие по обеим сторонам от матери, вышли четче. Мальчик не старше двух лет, одет в матроску и шапку, лихо заломленную на одну сторону. Улыбаясь во весь рот и щурясь, он прижимал к груди мяч размером почти с себя. Девочка, уже переросшая младенческую пухлость, красотой явно пошла в мать. Она весело улыбалась, показывая передние молочные зубы. На вид ей можно было дать лет пять с небольшим. Рукой она держалась за юбку матери, а голову наклонила. Судя по открытому взгляду, у нее был веселый добрый нрав.
Отложив снимок, Ратлидж стал перебирать другие документы из папки: официально заверенные копии брачного свидетельства из Лондона, выписанного на имя Мэри Сандры Марш и Альберта Артура Моубрея, копии свидетельств о рождении детей и свидетельств о смерти Мэри и двух детей. Подписаны неразборчиво каким-то лондонским врачом. Во всех трех свидетельствах причиной смерти значились «травмы, несовместимые с жизнью». Все травмы, как следовало из свидетельства, выявлены на вскрытии.
— Печально. — Хильдебранд покачал головой. — Молодая женщина, муж воюет во Франции. Ей одиноко. Наверное, она сказала бедняге, что для нее он все равно что умер… И отъявленной лгуньей ее не назовешь, верно? На войне погибли многие. Только не ее муж. Он выжил, вернулся домой. Наверное, ей и в страшном сне не могла присниться такая вот случайная встреча! И надо же, какое совпадение: он едет из Лондона на побережье в поисках работы и видит ее на платформе в Синглтон-Магна. Среди бела дня!
— Думаете, она тоже сразу его узнала? Увидела, как он высунулся из окна вагона? — спросил Ратлидж, просматривая показания проводника и нескольких пассажиров, ехавших тем же поездом: фермерши и ее сестры, а также двух кочегаров, которые возвращались на свой корабль.
— По-моему, все очень логично. И становится понятно, почему они вчетвером в такой спешке покинули город. Ведь нигде ни следа! Ее мельком видели на станции — скорее всего, еще до того, как ее выследил Моубрей. После этого она как сквозь землю провалилась. Я лично наводил о ней справки, никому другому не поручал.
— Все правильно, — рассеянно сказал Ратлидж, перечитывая сухие протоколы. — И все же мы не знаем наверняка, что на станции были именно жена и дети Моубрея. Никто, кроме него, их не видел.
— А я еще отправил запрос в Лондон, — с довольным видом ответил Хильдебранд. — В ту ночь, когда немцы устроили бомбежку, на улице, где жили Моубреи, погибло несколько семей. Миссис Моубрей с детьми опознал констебль Тедли. Их тела нашли на лестнице в подъезде дома, где она жила. А потом никто не опроверг слова констебля. Вот почему никто не стал искать людей, которые могли остаться в живых. Что касается Лондона, мне почти все ясно.
Ратлидж кивнул и закрыл папку.
— Как Моубрей потом все же нашел ее? — спросил он. — Он вам сказал?
— Он сейчас не в том состоянии, чтобы говорить. Доктор уверяет, что у него тяжелая степень депрессии. Сидит на койке и смотрит в одну точку. На лице — никакого выражения. Все очень логично, — повторил он. Ратлидж решил, что это его любимое выражение. — Жена умерла дважды, так? Первый раз, когда ему сказали, что они погибли после бомбежки, второй — от его собственной руки. Шок. Вот как это называется! По-моему, любой на его месте испытывал бы то же самое. Конечно, для него это не оправдание… Но нам хотя бы понятно, как все произошло.
Ратлидж прекрасно знал, что такое шок…
— Где орудие убийства? — спросил он совсем с другой интонацией.
— Очень интересный вопрос! Лицо у нее разбито тупым орудием, а под такое определение подходит все что угодно, от тяжелого камня до любого рабочего инструмента. Мы осмотрели инструменты, которые у Моубрея были при себе. Молотки, отвертки, пара пил, уровень и прочее. Нигде нет ни следов крови, ни волос. Значит, орудие он выкинул. Избавился от него. Где? По-моему, там, где оставил другие трупы.
— Каков характер повреждений? Где они?
— Главным образом на лице. Он нанес ей множественные удары, врач насчитал восемь или десять. Но следы есть и на шее. Видимо, он гнался за ней, схватил за горло, повалил и стал бить по лицу. Так бывает часто, если мотив преступления — ревность. Подсознательно ему хотелось сильно изуродовать ее, обезобразить, чтобы соперник больше не смел даже взглянуть на нее. По словам доктора, удары наносились с дикой силой, как будто убийца был охвачен ужасным гневом или страхом.
— На самом Моубрее, на его одежде нет следов крови?
— Нет. Но он вполне мог успеть помыться и даже переодеться. Мы ведь не знаем, сколько запасных рубашек он захватил с собой. В его сумке мы нашли одну рабочую рубашку и одну белую, воскресную. Возможно, их было больше.
Ратлидж вернул папку Хильдебранду.
— Вы позволите мне повидаться с Моубреем?
Хильдебранд встал и ехидно улыбнулся:
— По-моему, знакомство с ним пойдет вам на пользу! Ключ от камеры возьмем по пути.
Они снова вышли в темный коридор и прошли его до конца; ключ хранился в небольшом шкафчике. Хильдебранд отпер дверь слева. Металлический ключ громко лязгал в замке, действуя Ратлиджу на нервы. Когда дверь распахнулась, Хильдебранд сказал:
— К тебе гости, Моубрей. Из самого Скотленд-Ярда. Встать!
Человек, лежавший на койке, застеленной серым солдатским одеялом, медленно спустил ноги на пол и посмотрел на вошедших невыразительным взглядом. Положение он поменял с большим трудом, как будто даже незначительные физические усилия чрезмерно утомляли его, высасывали все силы.
Ратлидж взял стул, стоявший у дальней стены узкой камеры, и придвинул его ближе к койке. Камера оказалась узкой, длинной, без окон. Духота стояла такая, что, казалось, воздух можно пощупать рукой. Хэмиш что-то настойчиво повторял.
— Мистер Моубрей! — обратился к заключенному Ратлидж.
Моубрей пошевелил ногами и кивнул.
— Ту женщину, которую нашли в поле, убили вы? Женщину в розовом платье? — Ратлидж говорил тихо, спокойно; он не обвинял, а спрашивал как будто только из любопытства.
— Она была моей женой, я бы ни за что не обидел ее, — не сразу ответил Моубрей. Голос у него был хриплый, невыразительный.
— По словам таксиста, ты угрожал убить ее… — начал Хильдебранд, стоявший в дверях. Ратлидж жестом велел ему замолчать.
— Вы злились на нее, так? За то, что она вас обманула, причинила вам такие страдания. Вам ведь дали отпуск, чтобы вы могли похоронить жену и детей. И вдруг… она оказалась жива, и дети тоже, и когда вы увидели их, то первым делом испытали гнев. Неукротимый гнев.
— Я был потрясен… а поезд не останавливался… я вышел из себя… и говорил, не думая. Я бы ни за что не обидел ее.
— Даже за то, что она забрала детей и ушла от вас к другому?
Моубрей закрыл лицо руками.
— Его я бы с радостью убил, — хрипло ответил он, — за то, что увивался за ней. И заставил ее уйти от меня. Во всем виноват он, а не она!
— У него только что был адвокат, — снова вмешался Хильдебранд. — Научил его, что отвечать. Вы уже услышали от него больше, чем слышал я… Как будто…
Но Ратлидж не обращал на него внимания; он отмахнулся от потока слов, как будто их не произносили вовсе.
