Лилиан Браун - Кот, у которого было 60 усиков
И за каждый такой перл — мало того что его печатали! — он награждал гордого собой автора толстенным жёлтым карандашом с золотой надписью «Перо Квилла» — трофеем, которым в народе очень даже дорожили.
По мнению Арчи Райкера, это была уловка ленивого журналиста — чтобы заставить читателей работать на себя и за себя. Это редакторское «фу», конечно, только спектакль, говорил себе Квиллер, взирая на мешки с письмами своих поклонников, заполнявшие почтовый отдел.
Не успел Квиллер втащить набитую книгами коробку в амбар, как тут же примчался Коко; Юм-Юм степенно явилась второй.
Квиллер поставил драгоценный трофей на бар, но Коко никак не мог успокоиться, устраивая спектакль под названием «Откуда добыча?». Однако, когда Квиллер распаковал книги, стало ясно, что причина вовсе не в них, а в коробке — именно она возбуждала у Коко неподдельный интерес. Интерес — это мягко говоря: кот неистовствовал по поводу коробки, то влезая в неё, то вылезая.
Квиллер позвонил в ЦЭС.
— Лайза, прилично ли поинтересоваться, кто даритель этих книг?
— А прилично ли спросить, на кой ляд тебе это нужно знать? — поддразнила его Лайза.
— Не мне, а Коко. Его интересуют не книги, а коробка, в которой они прибыли.
— Ну… она большая, — подумав, протянула Лайза. — Надо думать, он хочет свить в ней уютное гнездышко.
— Она не только большая, но и неприметная. Простая картонная коробка. Никаких наклеек — ни этикеток стирального порошка от «Проктор энд Гэмбл», ни рекламы «Супов от Кэмпбелла»…
— Знаешь, это забавнее, чем ты думаешь. Книги как раз от одной из ветвей семьи Кэмпбеллов, живущей на Алом мысу.
— Интересно, где они их приобретали… Ты близко с ними знакома? Тебе удобно у них спросить? Передай им, что хороший парень Коко интересуется происхождением их книг.
— Да они будут счастливы! Они все горячие поклонники «Пера Квилла».
После того как книгам определили место на полках и был прочитан вслух очередной кусок из «Женского портрета»[9], Коко успокоился. Что до коробки, то её отнесли в чулан, где хранились отслужившие своё вещи и несколько садовых инструментов. И прилепили к ней записку: «Не выбрасывать»; происхождение же её содержимого так и осталось тайной.
В тот же понедельник, ближе к вечеру, когда Квиллер сидел, развалясь в любимом кресле, вдруг откуда ни возьмись появился Коко и вспрыгнул на ручку кресла. Его гибкое тельце было напряжено, а стоявшие торчком уши направлены в сторону окна.
Кто-то к нам едет, подумал Квиллер. Кот соскочил с кресла и побежал на кухню, где с барной стойки открывался прекрасный вид в окне. Квиллер последовал за ним.
Из окна был виден двор амбара, а дальше — участок густого леса и раскисшая от дождей дорога, которая вела к Мейн-стрит и нескольким старинным особнякам. Вокруг кольцевой развязки стояли две церкви, Публичная библиотека, Центр искусств и огромное старое здание суда.
Квиллер ждал, что сейчас из леса выедет машина. Ничего не появлялось, хотя Коко не покидал своего наблюдательного поста. Квиллер вернулся в кресло.
И тут на кухне затрещал телефон. Звонил адвокат.
— Квилл! Это Барт! Я хочу заскочить. У тебя найдётся пара минут? Я звоню из суда.
Квиллер был так ошеломлён, что потерял дар речи: Коко знал про звонок из здания, отстоявшего от амбара на полмили!
— Квилл! Ты меня слышишь? Я говорю…
— Слышу, слышу, Барт. Это Коко отвлек моё внимание, вот и все. Приезжай.
— Скажи Коко, у меня для него вкусненькое.
— К нам едет ваш дядя Джордж, — объявил Квиллер сиамцам.
Несколько минут спустя адвокат прибыл и был радостно встречен тремя обитателями амбара. Теперь уже вчетвером они гуськом проследовали к заседательскому столу: Квиллер нёс кофе, адвокат — свой кейс, а сиамцы гордо несли свои поднятые как стяги хвосты.
Барт открыл кейс и сообщил:
— Жена прислала кискам угощение — она печёт эти штуковины для наших безобразников, которые обожают их за звуковые эффекты: весёлый хруст.
И он вытащил из кейса, набитого бумагами, полиэтиленовый мешочек.
— Это вроде бисквита, но с добавкой, делающей его особенно лакомым для кошек. Жена называет это бис-кот. Бискот!
Коко и Юм-Юм получили разрешение понюхать мешочек, но наслаждаться его содержимым было ещё рано.
— Пока ты здесь, Барт, нельзя ли просветить меня, что представляет собой дом Ледфилдов, в котором теперь устраивают музей. Далеко не все знают, что его называют «Старой усадьбой» — и называли так последние сто лет. Хотел бы я знать, не читал ли дед Натана Ледфилда «Легенды старой усадьбы» Готорна и не почерпнул ли из книги кое-какие идеи. Если так, то это материал для «Пера Квилла».
— Ты хотел бы прогуляться по дому Ледфилдов? — спросил Барт. — Это можно организовать.
И он подробно стал объяснять, какие юридические тонкости необходимо соблюсти для того, чтобы превратить частный дом в муниципальный музей.
— У Натана Ледфилда давно уже были две помощницы: Дейзи Бэбкок, занимавшаяся финансовыми вопросами, и Альма Ли Джеймс, которая ведает его коллекцией антиквариата и декоративно-прикладного искусства… Ты, возможно, знаком с художественной галереей её родителей, Квилл. Альма Ли очень знающая девица, а благодаря своим связям ещё и весьма полезна в плане приобретений для ледфилдовской коллекции… Можно ещё кофе?
— Передача усадьбы округу потребовала, должно быть, значительных перемен, — заметил Квиллер, наполняя чашку адвоката.
— Ну, не таких уж и значительных, — заверил тот. — Директором музея назначили Альму Ли. В её обязанности входит обучать экскурсоводов, а также надзирать за состоянием здания. Дейзи Бэбкок получит должность помощника директора, поскольку финансовая часть отходит к представителю округа — советнику по инвестициям.
— Значит, за разрешением осмотреть «Старую усадьбу» надо обращаться к мисс Джеймс, — заключил Квиллер.
— Да, либо она, либо мисс Бэбкок могут провести тебя по усадьбе… С твоего позволения, я немного посплетничаю: Дейзи Бэбкок недовольна, что её задвигают на второй план. При Натане Ледфилде, когда он был боссом, Дейзи ходила в его любимицах! Не удивлюсь, если она уйдёт. Она замужем за одним из сыновей Лингуини, но осталась при своей девичьей фамилии.
— Мудрый поступок, — пробормотал Квиллер, подумав про себя, что Дейзи Лингуини хорошо звучит для гимнастки, работающей на трапеции в цирке, но вряд ли подходит для секретарши миллиардера. — Это те самые Лингуини, которые владеют замечательной итальянской таверной?
Таверна Лингуини была семейным предприятием. Если завсегдатай справлял там день рождения, папа Лингуини выходил из кухни в шеф-поварском колпаке, вставал на одно колено, широко разбрасывал руки и голосом оперного певца возглашал: «С днём р-р-рождения!»
— Сыновья, по всей видимости, не продолжили семейную традицию…
— Они предпочли открыть магазин «Всё для фуршета» — гастрономия, кондитерские изделия, напитки — и завести виноградник. Хотят ещё запустить винный завод, но соседи, живущие на побережье, протестуют.
Собираясь уходить, Барт сказал:
— Что касается посещения «Старой усадьбы»… Обе женщины могут и поводить по ней, и ответить на твои вопросы, но из соображений политкорректности лучше, я думаю, обратиться к Альме Ли Джеймс. Давай я попробую навести мосты. Я знаю, ей смерть как хочется взглянуть на твой амбар…
— Половина населения Запада хочет взглянуть на мой амбар. Ладно, заметано. Как мы это организуем?
— Я как-нибудь при случае её подвезу, ну а если она будет толкаться тут слишком долго, ты от неё аккуратненько избавишься.
— А она любит кошек? — спросил Квиллер. — Коко, как известно, реагирует на алурофобов в весьма своеобразной манере.
— Она из Локмастера, ей привычнее собаки и лошади.
— Я могу отправить Коко и Юм-Юм на третий ярус.
— Нет! Нет! — воспротивился Барт, убеждённый алурофил. — Это их амбар. Пусть она к ним приноравливается. А если ей захочется чихнуть или почесаться, то надолго она не задержится.
Уловив нотки предубеждения в голосе адвоката, Квиллер спросил:
— А что ты сам думаешь об этих дамах, присматривающих за усадьбой?
— Дейзи всегда непосредственна и доброжелательна, Альма — терпеть не могу это имя — тепла или холодна, приветлива или сдержанна — смотря по настроению… Ты меня извини… Я вырос в доме тетки, которую звали Альма, она позволяла своим сыновьям ломать мои игрушки и палить в меня из водяных пистолетов.
За что Квиллер любил Барта, так это за искренность.
Уже прощаясь, Барт сказал:
— Почти забыл. Моя дочурка просит об одолжении. Она занимается какими-то исследованиями и будет благодарна, если ты собственноручно заполнишь вот эту карточку. Напиши на ней два слова… — Он вынул из кармана карточку и ручку. — На одной стороне — собака, а на другой — кошка. И поставь свои инициалы.
