Саймон Гандольфи - Золотая девушка
Полковник Смит, начальник нового подразделения ЕС[3] по борьбе с терроризмом, стоял у окна, глядя на улицу сквозь кисейные занавески, которые за годы небрежного обращения стали желтовато-коричневыми от никотина. Оглянувшись через плечо, он указал Тренту на один из легких стульев возле обшитого пластиком кофейного столика.
Таким же ободранным пластиком были отделаны письменный стол и то, что архитектор, планируя интерьер номера, видимо, назвал туалетным столиком. Покосившаяся двухспальная кровать была прикрыта застиранным белым покрывалом, а ковер представлял собой запятнанный кусок коричневого клетчатого шерстяного полотна, от которого исходил запах дешевой косметики и табака.
В своем костюме от Сэвиль Роу и галстуке Мэрилебонского крикетного клуба полковник выглядел здесь так же нелепо, как завернутый в простыню куклуксклановец, голосующий на углу улицы в Гарлеме. Трент знал, что все это заранее спланировано, чтобы вызвать у него раздражение. В первые годы своей работы он слишком часто задавал себе вопрос "почему?", чтобы теперь не понимать полковника. Полковник мастерски управлял эмоциями людей. Трент жил в его доме в Лондоне с двенадцатилетнего возраста. Отец Трента служил с ним в одном кавалерийском полку – полковник ушел с почетом, в то время как старший Махонк вышел в отставку после того, как в его эскадроне вскрылись серьезные, хотя и неподсудные, злоупотребления с казенными деньгами: в кавалерийских полках не любят скандалов. – Ну что, плохие новости? – Смит задал этот вопрос спокойным, ровным голосом, в котором сквозила едва заметная усталость, обычная для людей, долгое время несущих на себе бремя ответственности за безопасность сограждан. Информация, ложившаяся на письменный стол полковника Смита, всегда несла в себе беду – разница была лишь в степени опасности.
– Возможно, это не наше дело, – осторожно начал Трент. – Бельпан – сфера американских интересов. Наркотики или что-то вроде этого.
Он ожидал ответа, но полковник по-прежнему разглядывал улицу. Исходя из опыта, Трент знал, что молчание Смита – игра, в которую он играет со своими подчиненными. Помолчав, Трент продолжил:
– Сначала на шоссе, ведущем с юга на север, приземляется самолет. Ни один из кульвертов не был закрыт. Оба пилота погибли, и сотня килограммов кокаина осталась на дороге. Те, кто занимается контрабандой марихуаны, могут позволить себе витать в облаках, не проверяя шоссе. Но торговля кокаином – дело профессионалов. Я видел это место. Глубина кульверта – четыре с половиной метра, отвесные стояки. У них не было шанса. – Хотя Трент и считал себя достаточно сообразительным, но он так и не смог тогда найти веской причины для посещения морга и не видел тел погибших. – Затем другой самолет, уже с кокаином, делает ночную посадку на остров, где находится загородный дом президента. Посадочная полоса достаточно длинная, но сигнальные огни были установлены на сто метров дальше, чем следовало, а стоповые – на шестьдесят метров, в глубине леса. Пилота во время приземления кто-то ослепил мощным стробоскопом. Пилот был настоящим профессионалом. – Трент бросил на кофейный столик фотографию пилота. – Американцы внесут его в свою картотеку. Ему каким-то образом удалось посадить самолет между деревьями. Крылья погасили скорость, и он выжил. Помощник пилота – тоже.
– Потрясающе! – Полковник был удивлен так, как червяк, которого приготовили для наживки и вдруг отпустили.
"Побольше игры", – подумал Трент. В начале их служебных отношений полковник иногда выводил его из себя, теперь же он даже не чертыхнулся.
– Готов поспорить, что он выполнял фигуры высшего пилотажа, – добавил Трент. – Пилот понял, что его подставили и теперь он является прекрасной мишенью. Прибор ночного видения выведен из строя светом стробоскопа, так что удрать вряд ли удастся, хотя, пожалуй, бегство – единственный шанс. Но едва он спрыгнул на землю, как кто-то размозжил ему череп куском свинцовой трубы. Необычайно опытный был пилот, что называется "тертый калач", – продолжал Трент.
Он тряхнул головой, чтобы отогнать кошмарные воспоминания. Полковник прошел суровую школу жизни, в которой эмоции считались бесполезной и опасной роскошью и поэтому были строго-настрого запрещены.
– Той же самой трубой убийца разбил ветровое стекло – я нашел свинцовую стружку на стекле, – а потом перерезал горло помощнику пилота и воткнул в рану осколок стекла. Профессионал. Ничего сложного, но достаточно, чтобы одурачить местную полицию.
– Ты их проинформировал? – Полковник слегка перебарщивал, делая вид, будто скорее любопытствует, чем беспокоится, и Трент решил выдержать небольшую паузу. Смит подошел к кофейному столику и взял фотографию, которую Трент считал своим козырем.
– Конечно, ты их не проинформировал. – Полковник убрал фотографию в кожаный бумажник и вернулся к окну. – Ну, что еще?
Трент пожал плечами:
– В такой дыре, как Бельпан, ничего не меняется. Здесь каждый парень, отучившись и вернувшись домой с гуманитарным дипломом, открывает свою газету, однако среди них есть две более или менее серьезные. Недавно у них появились новые хозяева, и теперь они обвиняют правительство в связи с наркомафией. – Трент сделал паузу. Полковник не одобрял вовлечения в дела посторонних, но у Трента не было выбора. – Находясь на островах, трудно быть в курсе событий. Поэтому уже в Бельпан-Сити я попросил одного парня проверить информацию. "Вашингтон пост" раздувает эту историю, "Нью-Йорк тайме" – тоже. Кроме того, по этому поводу было задано несколько вопросов в палате представителей. Похоже, все идет по чьему-то сценарию.
Полковник повернулся к Тренту. Кривая ухмылка, чуть тронувшая уголки его рта, вдруг сменилась внезапной усталостью в глазах. По улице с грохотом проехал грузовик. Пережидая, пока шум стихнет, полковник вынул из внутреннего кармана тонкий золотой портсигар, достал сигару и прикурил, щелкнув зажигалкой. Портсигар ему подарил отец Трента, и сейчас, вынув подарок, Смит как бы напомнил, что именно он встал на сторону старшего Махони, возместил недостающую сумму и тем самым спас его от трибунала. "Только идиот предпочел бы сесть в тюрьму, – говорив тогда полковник. – Это свело бы в могилу твою мать". Она погибла в автомобильной катастрофе через три недели после смерти отца.
Полковник закрыл портсигар:
– Почему ты не изложил все в письменной форме?
Трент опять мысленно вернулся к пилоту. Он представил себе выворачивающий наизнанку ужас от слепящего стробоскопа, удивление и шок, когда, включив посадочные огни, пилот был вынужден сесть между деревьями; бессильная ярость оттого, что его подставили, и полное недоумение. Нет времени думать о чем-либо другом, кроме как выбраться, но и сумей он сделать это – не поможет. Темнота, хоть глаз выколи… Он спрыгнул на землю. Где-то здесь, на земле, его кто-то поджидает… И тем не менее он надеялся.
"Интересно, – подумал Трент, – неужели полковник хочет, чтобы секретный агент вошел в контакт с торговцами кокаином?" И по-прежнему ли он является секретным агентом? Или его отстранили от работы? А может, полковник считает, что он выдохся за те три года, что прожил в Ирландии под чужим именем? Выдохся из-за постоянного страха, мучившего его все то время, пока он пытался проникнуть в террористическую организацию, и его нервы окончательно сдали после того, как он попал в ловушку.
– Вы считаете, что семи месяцев в Карибском море и документов на катамаран вполне достаточно для новой легенды?
– А что, ты чем-то недоволен?
– Давайте назовем это подозрением.
– Ты всегда был подозрительным, даже в детстве, – холодно отозвался полковник. – И какого черта тебе понадобилось носить на шее эти идиотские бусы?
Трент мог бы ответить, что именно подозрительность спасла ему жизнь, а на бусах между лопатками висит нож. Но он ничего этого не сказал, все еще проигрывая мысль в голове о гибели пилота: пилот выпрыгнул из самолета, темнота, хоть глаз выколи, паника… Не мог Трент не проводить параллелей между гибелью пилота и тем, как его самого предали в Ирландии.
– Профессионал убил четырех человек. Мне платят за то, что я подвергаю опасности свою жизнь. Держать меня в неведении просто глупо.
Полковник сухо хмыкнул.
– Мы искали тебя повсюду, – признался он.
Так вот оно что! Трент думал, что наконец-то освободился от страха, который стал его постоянным спутником за последний год в Ирландии. Ему не на кого было положиться и некому верить, его могли спокойно принести в жертву какой-нибудь абстрактной идее добра, в которую он больше не верил. Он понимал, что страх и утрата веры поставили его вне игры. А так как страх порождает страх, теперь он боялся, что его подставят.
– Искали для наживки? – Трент изобразил на лице привычную небрежную ухмылку, издеваясь над полковником с лукавинкой в глазах. Он понял, что сыграл хорошо; наградой ему явилось неприкрытое раздражение в голосе полковника.
