Николай Новиков - Тень убитого банкира
- Увы, Настенька, это выше моих сил,- горестно взмахнул руками Консольский.- Русский интеллигент не может просить про-хиндея, не имеет морального права.
- Так вы же не о себе его попросите, и даже не обо мне. О писателе, который заслуживает лучшей участи,- напористо сказа-ла Настя.- Сами же говорили, банкиры ограбили народ, разве плохо будет, если Квочкин отдаст малую часть награбленного на благое дело? Он ведь уже поступал так.
- Не могу.
- Виктор Иванович, я не говорю о том, что нужно просить деньги, нет. Только о том, чтобы Квочкин принял моего друга, посмотрел его рукопись и сам решил, стоит ли помогать автору или нет. Ведь просто так к нему невозможно попасть.
- Вы же попали, узнали обо мне,- вспомнил старик.- Почему сами не попросили о своем друге?
- Ох, Виктор Иванович!.. Когда мы встретились в его каби-нете, и я стала рассказывать о замысле наших начальников, он слушал и больше всего боялся, что я стану просить денег. По лицу видно было. Если б заикнулась о своем друге, он бы и раз-говаривать не стал, мол, занят, позвоните попозже. Меня бы с работы выгнали за это...
- Нет, не могу. Сожалею...
- Я понимаю, Виктор Иванович. До свидания.
Настя вышла в прихожую, когда за спиной послышался крик:
- Погодите, Настенька! Послушайте!..
Вернувшись в гостиную, она удивилась перемене, происшед-шей с Консольским. Когда он говорил "нет" - был похож на под-рубленное дерево с увядающими листьями, теперь же перед ней стоял вальяжный мужчина, преклонного, правда, возраста, но уверенный в себе и преисполненный галантности.
- Виктор Иванович?
- Пожалуйста, садитесь, милая, прошу вас,- он широким взмахом руки указал на кресло.- Видите ли, я подумал и решил, что вы правы. Квочкин должен принять вашего друга и дать ему деньги на издание книги.
- Что вы, не надо говорить о деньгах, пожалуйста, Виктор Иванович. Только о том, чтобы Квочкин принял автора и посмот-рел рукопись, а уж дальше пусть решает сам.
- Хорошо, пусть решает сам,- не стал спорить Консоль-ский.- Где-то у меня был его телефон...
- У меня есть,- Настя достала из сумочки записную книжку, продиктовала старику номер служебного телефона банкира, потом имя своего друга: Сергей Чекмарев.
- Если, разумеется, он на месте,- сказал Консольский, за-писав на полях газеты имя и номер.- Но вы должны обещать мне, что погостите еще хотя бы полчаса. И мы выпьем, и поговорим.
- Обещаю. Вы скажите, кто звонит, скажите, что нужно срочно поговорить с Виталием Даниловичем. Если его нет на мес-те, секретарша передаст информацию по мобильному телефону, и он перезвонит вам даже из бани.
- Из бани? Вот как? Это интересно, интересно.
- И еще, Виктор Иванович, пожалуйста, не говорите, что об этом просила вас я. Представьте автора, как своего бывшего ученика, а то, понимаете...
- Естественно, милая, естественно!- с воодушевлением воскликнул Консольский.- Именно так я и скажу, вас не подведу, Настенька, ни в коем случае.
Он решительно снял трубку телефона.
Настя гостила у Консольского еще целый час. За это время она выпила две рюмки коньяка и выслушала суждения о всех госу-дарственных деятелях Советского Союза и обновленной России, о всех переменах, случившихся в стране, и всех проблемах, кото-рые есть и непременно будут. В ее лице одинокий старик нашел благодарную слушательницу и понятливую собеседницу. Ну а то, что она красавица, было ясно с первого взгляда. Он даже игриво посматривал на Настю, однако, даже заикнуться о своих стари-ковских фантазиях не решился, дабы мгновенно не потерять то, что имеет.
Не так-то просто было вытерпеть этот час. И все же, выйдя на лестничную площадку, Настя чувствовала себя превосходно. Квочкин, хоть и с явной неохотой, но согласился принять Сергея завтра и посмотреть его рукопись. Он предупредил, что ничего не обещает, но Насте и не требовались обещания, главное, чтобы он взял рукопись! Теперь нужно уговорить Сергея позвонить Квочкину завтра и выяснить точное время встречи.
"Судя по всему, старик упрям и ненавидит перемены в стра-не и все, что с ними связано. Кажется, даже в том, что жена умерла, и он остался один, винит Горбачева, Ельцина и демокра-тов. Но их он видел только по телевизору, а Квочкина знал па-цаном, поэтому банкир Квочкин для него олицетворение зла. Если тебе удастся убедить Консольского позвонить Квочкину и устроить твою встречу с ним, можно считать, что главное пре-пятствие пройдено. Я бы порадовался за тебя, но увы... И самое важное подумай, прежде, чем встречаться с Квочкиным. Проще всего не делать этого."
- Это не проще, поэтому я сделала то, что ты хотел, Олег,- прошептала Настя, спускаясь по лестнице.- Только не совсем понимаю, зачем это мне нужно сейчас?
- Чтобы доказать свою любовь ко мне. Ты ведь очень хотела это сделать, не так ли, Настя?
- Так... Но я теперь люблю другого...
3
Сергей Чекмарев перевернул последнюю страницу, потянулся и с некоторым удивлением посмотрел на солидную стопку бумаги на кухонном столе.
- Триста девяносто две страницы,- негромко сказал он сам себе.- Вот уж не думал, что сподоблюсь испортить такое коли-чество бумаги за три месяца.
Несколько минут он сидел неподвижно, откинувшись на жест-кую спинку венского стула, а потом похлопал рукопись ладонью, будто непоседливого пса по спине: мол, лежи и без моей команды
- никуда, и подошел к окну.
Уже стемнело. Внизу, во дворе было пусто, лишь старуха в каракулевой шубе гуляла с детской коляской, но одинокая фигура счастливой бабушки, освещаемая неярким светом лампочек над подъездами лишь подчеркивала пустоту двора.
Черный асфальт был покрыт кашицей подмерзающей грязи, на газоне под деревьями белели пятна снега, он падал днем, но уцелел только на желтой траве, там, где не бегали дети. "Где не ступала нога человека",- с усмешкой подумал Чекмарев.
До настоящей весны с ярким солнцем и распускающимися поч-ками на деревьях было еще далеко, впереди март и апрель, снег и морозы, но все же чувствовалось, что зима на исходе. Не только потому, что пошла последняя неделя февраля - сам воздух постепенно напитывался весенней свежестью.
Да, зима кончалась, какая-то сумасшедшая, неожиданно и невероятно счастливая зима! Не ослепительные сугробы, мороз и солнце, свежий воздух и лыжные прогулки сделали зимние дни во-истину чудесными, а рыжеволосая, зеленоглазая женщина, девчон-ка, которая спала сейчас в комнате на диване. Она растормошила его спокойную холостяцкую жизнь, вдребезги расколотила привыч-ный быт и соединила осколки в такое сверкающее чудо - куда там морозу и солнцу, и просто чудесным дням!
Ну и пусть кончается зима, придет весна, и она будет еще прекрасней, потому что у него есть Настя. Весной всегда хочет-ся чего-то нового, необычного, хочется любить, но редакционные дамы и давние подруги, и проститутки с Тверской, которых он особенно часто приводил в свою однокомнатную квартиру в прош-лые весны, лишь на время приглушали голод страсти и уже на следующий день он с вожделением смотрел вослед чужой красави-це, гордо ступающей по весенней улице. Этой весной он будет смотреть только на одну красавицу - Настю, и приводить к себе никого не станет - зачем, если у него все уже есть для полного счастья?
Чекмарев повернулся к столу, взял с полсотни страниц, по-листал их, любуясь отличным качеством печати - не хуже, чем в подарочном издании. Четыре дня назад Настя взяла дискету в свое издательство и принесла отпечатанный лазерным принтером текст. Надо же, "Свет и тьма" - умирающее издательство, зарп-лату в этом году еще не платили, а принтеры у них лазерные, и каждый сотрудник может отпечатать все, что угодно на финской белой бумаге. Остатки былой роскоши? Наверное.
Положив страницы на стопку и аккуратно подравняв ее по краям, он пошел в комнату. На цыпочках добрался до торшера, включил его, а потом встал на колени перед диваном, на кото-ром, закутавшись в одеяло, спала Настя. Чекмарев наклонился, поцеловал кончик вздернутого носика с едва заметными веснушка-ми и пропел:
- Открой сомкнуты негой взоры, навстречу вечерней Авроре и мне, Сергею Чекмареву - явись!
- Ты все перепутал,- не открывая глаз, сказала Настя.- Аврора утренняя звезда.
- А Чекмарев бывает вечерний?
- Он бывает всяким,- улыбнулась Настя.
- Но всегда - твой! И утренний, и дневной, и вечерний, и, особенно, ночной!
Он поцеловал ее в щеку, ласково погладил выглядывающее из-под одеяла плечо, а потом его ладонь скользнула вниз, легла на горячую грудь девушки.
- Не надо, Сережа,- недовольно поморщилась она.- Ты поче-му не разбудил меня, когда вернулся из редакции? Мы на службе отмечали день рождения, немного выпили, я пришла и решила под-ремать до твоего ухода. Надо было разбудить меня.
- Ты так сладко посапывала, что я не решился. К тому же, хотелось дочитать рукопись, что я и сделал.
Она отодвинула его нетерпеливую ладонь, но Чекмарев нак-лонил голову, уперся носом в ложбинку между грудей и попытался добраться губами до розового соска.
