Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
А Коля пробирался вслед за Арсением в вагон и, переступая через чьи-то ноги и тела, смотрел в спину благодетеля и думал, что благодетель человек чрезмерно для него, Коли, сложный, возвышенный, поумнее и похитрее самого батюшки, отца Серафима, и надо держать с ним ухо востро.
Но о том, что судьба его уже решена, Коля, конечно же, не догадывался.
Поезд пришел на Варшавский вокзал, как и полагалось, утром, но не потому, что точно соблюдал расписание, а потому, что ровно на сутки опоздал.
Утро выдалось пасмурное. Над стеклянной крышей дебаркадера висело низкое, слякотное небо, обычное небо осеннего Петербурга.
Давя друг друга, хлынули пассажиры, полетели через головы чемоданы, баулы, корзины, мешки.
– Держись за меня, – приказал Арсений и осклабился. – Я тебя на площадь выведу. А там – плыви, отрок, в море житейское, как и заповедал тебе отец Серафим.
Коля ухватил Арсения за рукав, и они двинулись. Вокруг ругались, толкались, кто-то кричал диким голосом: «Ой, порезали!», кто-то вторил: «Ой, ограбили!» Коля только успевал головой вертеть – все хотелось услышать, увидеть, рассмотреть: и крышу дебаркадера, набранную из мелких стекол, и невиданное здание вокзала, и странно одетых баб – в пушистых меховых воротниках, с черными, глубокими глазницами и длинными волосами, на которых колыхались огромные шляпы.
На перроне митинговали. Интеллигент в мятой шляпе, ежесекундно поправляя развевающийся шарф, бросал в толпу злые слова о спекулянтах, которые вывозят хлеб из России, обрекают народ на голод. Какой-то солдат заорал: «Даешь!», все подхватили и начали размахивать руками и кричать, и Коля понял, что толпа выражает оратору свое полное сочувствие. Под восторженные вопли интеллигент слез с ящика из-под монпасье и уступил место строгому человеку в кожаной куртке.
– Комиссар… Из Смольного, небось, – услышал Коля. – Этот сейчас скажет…
– Товарищи! – негромко сказал комиссар. – Мы объявили вне закона хищников, мародеров, спекулянтов. Они враги народа! Задерживайте хулиганов и черносотенных агитаторов! Доставляйте их комиссарам Советов! Беспорядков не будет, товарищи! А тех, кто попытается вызвать на улицах Петрограда смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу, мы сотрем с лица земли! Дело народа и революции в твердых руках, товарищи!
И снова толпа начала восторженно приветствовать оратора.
– Видишь, как люди не хотят, – вдруг сказал Коля. – Не хотят, чтобы разбойники были. А ты чего говорил?
«Ах ты, сволочь, – Арсений даже задохнулся от ярости. – Я же тебя, змеюка, на своих плечах из дерьма вытащил, а ты, пащенок, туда же… Ну, постой».
– Тюря ты, – сказал Арсений вслух. – Деревня неумытая. Мы таких говорков сшибали с бугорков, понял? Он кто? Еврей. Жид, другими словами. А жиды, как известно, Христа распяли. Понял, дурак?
На такой «веский довод» у Коли не нашлось ответа.
«Грамотный, черт, – подумал он. – Голыми руками не возьмешь…»
Они вышли на привокзальную площадь. У тротуара валялась дохлая лошадь, ветер перегонял через нее обрывки бумаг. Навстречу шла шумная, пьяная компания. Матросики обнимали барышень в шляпках, краснорожий парень в гетрах рвал мехи трехрядки:
Эх, буржуи-паразиты,Вам уже недолго ждать.Все керенские побиты,Вас мы будем добивать!
Голос у краснорожего был пронзительный и ввинчивался в уши, как звук гвоздя, которым царапают стекло.
Матросики окружили генерала с семейством: женой в черном кружевном платке и сыном-гимназистом. Генерал был в шинели без погон, на околыше фуражки чернел овал от кокарды.
– Давай, Степа! – крикнул кто-то, и краснорожий пустился вприсядку вокруг генеральской жены:
Вот этот рыжий господинС мамзелью в церкве венчаны.Да только я хожу один,Ну как мине без женщины?
Генерал хотел было оттолкнуть гармониста, но матросы удержали его за руки.
Офицеры-генералы,Мамок ваших и дышло!Нынче мы справляем балы,А ваше время – вышло!
– Вот так-то, ваше превосходительство, – осклабился матрос, шутовски вытягиваясь перед генералом во фрунт.
Генерал схватил жену и сына за руки, бросился бежать.
Веселая компания захохотала и удалилась, обнявшись.
Над площадью долго еще звенели переливы гармошки.
Коля зазевался и наступил на ногу мордастому мужчине с саквояжем, на затылке незнакомца каким-то чудом держался котелок.
– О-ох, – простонал мордастый, отталкивая Колю, ощерился, процедил: – Парчушник…
Коля увидел разом помертвевшее лицо Арсения, развел руками, сказал смущенно мордастому:
– Извиняйте. Ненароком мы…
Мордастый ударил Колю под дых: раз, второй, третий…
Коля не ожидал этого и защититься не успел. Он опустился на асфальт и только хватал ртом воздух.
Толпа брызнула в стороны.
– Убивают! – завопила бабка с узлом.
Мордастый пнул Колю ногой и сказал:
– Я бы тебя, фраер, на месте пришил, да у меня вон к нему, – он кивнул на Арсения, – дело есть… – Он шагнул в сторону и исчез – растворился в толпе.
Арсений, икая от страха и растерянности, поклонился ему в спину, дернул Колю за рукав:
– Вставай, рвем когти!
– Чего? – не понял Коля, с трудом поднимаясь и отряхивая одежду.
– А то, что слинять нам надо! – нервно сказал Арсений.
Он задумчиво посмотрел на Колю, словно заново его оценивая:
– Если что – поможешь мне?
– Само собой… – сказал Коля и добавил зло: – Убью я этого змея. Вот только пусть мне попадется еще раз!
– Нельзя, – сказал Арсений. – Сеня Милый это…
– Да хоть кто! – Коля обозлился окончательно. – Убью, и весь сказ!
– Пахан он. За ним знаешь сколько людей? Они нас на краю земли найдут! Иди за мной и молчи!
Они направились к трамвайной остановке. Арсений шел и думал, что Колю теперь бросать нельзя – силен парень, в случае чего защитит, хотя бы на первый раз. Дело-то ведь не в том, что Коля Сеню Милого обидел. Дело и том, что был за Арсением должок, и давно хотел Сеня этот должок получить, а Арсений по жадности и глупости уклонялся от расчета, да, кажется, доуклонялся.
А Коля думал, что, конечно же, нельзя бросать благодетеля в беде, а страна его, уркагания, должно быть, дрянь, если живут в ней такие вот Сени Милые и всех преследуют и грабят, да еще и отомстить могут.
Коля шагал следом за Арсением и даже не догадывался, что потом, спустя много-много лет, вспомнит эту свою первую встречу с уголовным миром и свои мысли вспомнит, и поймет, что именно в этот день и час вступил он с этим миром в долгую, изнурительную, опаснейшую борьбу, борьбу не на жизнь, а на смерть.
Подошел трамвай – красный, звенящий, с искрами над дугой, но Коля не удивился и воспринял это чудо как вещь саму собой разумеющуюся. Люди, сбивая друг друга с ног, хлынули к дверям вагонов, но Коля всех растолкал и не только успел втащить Арсения на площадку, но и сам забрался, спихнув на мостовую какого-то мешочника. Тот перевернулся и, грозя вслед уходящему трамваю кулаком, что-то кричал, должно быть, ругался.
Арсений одобрительно посмотрел на Колю:
– Так и делай. Не ты людишек – так они тебя.
И вдруг схватил Колю за руку, просипел срывающимся голосом:
– Там… На задней… Ох, мать честная!
Коля оглянулся: на задней площадке стояли два громилы – в шоферских картузах, в тельняшках под рваными пальто.
– Нам кранты, – одними губами проговорил Арсений.
– Что делать? – спросил Коля.
– На, – Арсений сунул Коле финку. – Если полезут – бей. Не мы их – так они нас… закон известный.
– Чего им надо? – хрипло спросил Коля, вздрагивая ог прикосновения к металлу: финки он еще ни разу в жизни в руках не держал.
– Должок за мной есть, – дернул уголком рта Арсений.
– Отдайте, – посоветовал Коля.
– Нечем, – глухо отозвался Арсений. – Да и поздно. За расчетом пришли. Поставят на правило, а там, глядишь, и амба будет.
Бандиты начали проталкиваться к передней площадке.
Арсений схватил Колю за руку и поволок за собой. Пассажиры ругались.
Человек лет сорока в рабочей одежде – длинный, нескладный, с вислыми усами и большими, добрыми глазами встретил испуганный Колин взгляд и улыбнулся, словно хотел подбодрить. Коля улыбнулся в ответ, и вдруг по трамваю пронесся всеобщий вздох: богато одетая женщина, которая стояла в проходе, держа в руках туго набитую сумку, начала сползать на пол. По спине ее расплывалось багровое пятно. Пассажиры хлынули в стороны, женщина упала. Один из бандитов подхватил ее сумку и тронул за плечо вагоновожатого.
– Стой!
Трамвай замер, словно налетел на невидимую стенку. Наверное, вожатый уже привык к подобным происшествиям и хорошо знал, с кем имеет дело.
– Сволочь, – в спину бандиту сказал вислоусый.
Бандит обернулся, тронул финкой подбородок вислоусого:
– Гуляй, папаша, не нарывайся.
Оба бандита спрыгнули с подножки. Коля подумал, что опасность миновала, и страхи Арсения, по всей вероятности, были напрасны, но первый бандит поманил Арсения пальцем:
