Ирина Градова - Источник вечной жизни
Звуки песни донеслись до нее еще до того, как Лиля открыла дверь. Замок заело, как всегда, и ей пришлось слушать завывания Нюры еще по меньшей мере минуты три. Нюра была соседкой – одной из семи, проживающих в коммуналке, где самая большая комната принадлежала Лиле и ее бабушке. Ежедневно к Нюре приходили небритые, татуированные типы и приносили с собой водку и закуску – водки всегда хватало, а вот с закуской частенько возникали проблемы, и тогда веселая компания начинала ломиться к соседям с просьбами «одолжить чего-нибудь пожевать». Чтобы отбиться, приходилось кинуть за дверь, словно в печную топку, буханку хлеба или пару огурцов – тогда Нюркины приятели ретировались и на некоторое время воцарялась благословенная тишина. Слава богу, комната Лили и бабушки располагалась в самом начале коридора, поэтому она прямо с порога нырнула в свою дверь. Дальше по коридору располагались апартаменты большой армянской семьи, состоящей из мужа с женой и четверых детей. Им принадлежали целых две комнаты, поэтому Нюрка и ее друзья называли их буржуями. Глава семейства, Вартан Акопян, держал три ларька на Сенном рынке и имел «большие связи». Хозяйка, пятой комнаты, пожилая еврейка, умерла много лет назад. Сын, проживающий в Израиле, появился всего один раз, на следующий день после похорон, и с тех самых пор комната стояла запертой. Вартан ворчал, что жилплощадь пропадает, но поделать ничего не мог: сын соседки не оставил никаких координат, и связаться с ним возможности не представлялось. Лиля знала, что Акопян лелеет мечту о расселении их коммуналки, но для этого ему необходимо было найти подходящее жилье для всех соседей, а это дело непростое. Старый дом дореволюционной постройки на улице Восстания, в самом сердце Санкт-Петербурга, с видом на Московский вокзал, считался памятником старины, и квадратные метры в нем, несмотря на прогнившие полы, шатающиеся рамы и старую электропроводку, стоили баснословных денег. С одной стороны, Лиля спрашивала себя, каково это – иметь собственную квартиру, без надоедливых и шумных соседей, когда не нужно следовать расписанию в туалет и ванную и нет необходимости прятать продукты. С другой – у нее никогда не было возможности оценить преимущества отдельной жилплощади, ведь, почти сколько себя помнила, Лиля проживала здесь, с бабушкой и мамой, пока та была жива. Девушка знала, что у бабули есть еще старший сын, но она почему-то не любила говорить о нем. Из разговоров мамы и бабушки ей стали известны некоторые детали давней истории, в результате которой, как она поняла, и возник разлад в семье. Дядя не присутствовал на похоронах мамы, и Лиля никогда его не видела, полагая, что он живет где-то в другом городе. Нехорошо забывать о своих родственниках, где бы ты ни находился, – этот постулат Лиля усвоила, когда заболела мама. Она рано испытала чувство потери, и с тех самых пор ее главной заботой стало здоровье бабули, последнего оплота семьи. К счастью, баба Катя была еще не старой женщиной без хронических заболеваний. Потомственный медик, она ушла на пенсию, только когда тяжело заболела дочь, и полностью посвятила себя выхаживанию больной.
Бабушка, вопреки обыкновению, не смотрела телевизор (ее любимые сериалы начинались в пять часов и шли до десяти вечера), а сидела за массивным антикварным столом, доставшимся ей по наследству. Лак на столешнице облупился, краска растрескалась, но оленьи головы, украшающие ножки, сохранились почти идеально. Этот стол вкупе со старинным немецким сервизом являлся Лилиным «приданым». Сама Лиля посмеивалась над словами бабушки: ну кому, скажите на милость, в наше время нужно приданое?
– Чем занимаешься, ба? – поинтересовалась Лиля, пытаясь перекричать непрекращающийся аккомпанемент, доносящийся из комнаты Нюры: предыдущая песня закончилась, и ее сменил «Шумел камыш».
– Да вот, Лилечка, пытаюсь упорядочить архив твоего прадедушки, – оторвавшись от груды бумаг, ответила Екатерина Матвеевна Перова, когда-то ведущий хирург-гинеколог Центральной женской консультации, а ныне заслуженная пенсионерка. После смерти матери Лиля начала побаиваться, что баба Катя, не найдя достойного занятия, способного заменить ударный труд, станет чахнуть на пенсии. Слава богу, есть спасительные сериалы, позволяющие бабушке оторваться от тусклой действительности, соседки, а теперь вот еще и прадедушкины записи!
– Не понимаю, ба, зачем тебе все это нужно? – пожала плечами девушка.
– Как ты можешь так говорить! – возмутилась Екатерина Матвеевна. – Это же твой прадед!
– Я очень уважаю прадедушку, ба, но зачем ты портишь зрение? У него отвратительный почерк, и...
– Вот именно поэтому я и пытаюсь расшифровать его записи! Я тебе не говорила, что недавно встретилась с сыном тети Любы?
Тетя Люба жила в соседнем подъезде и являлась одной из ближайших приятельниц бабы Кати. Иногда они вместе посещали мероприятия, организуемые местными депутатами с целью обеспечить себе голоса избирателей. Женщины ходили на бесплатные утренние сеансы в кино, получали билеты в некоторые театры на не слишком котирующиеся спектакли и на концерты звезд третьей и четвертой величины. Лиля понимала, насколько безысходной стала бы жизнь пенсионерки без этих маленьких радостей, а потому всячески приветствовала ее общение с тетей Любой, которую, правда, недолюбливала за неистребимую тягу к всякого рода сплетням. Вот, к примеру, недавно она «принесла на хвосте», что какой-то богатей желает выкупить два этажа в их доме и устроить здесь мини-отель. Однако сама она ничего не слышала о неизвестном толстосуме, а потому полагала, что тетя Люба, как всегда, ставит телегу впереди лошади и просто занимается любимым делом – распространяет слухи.
– И что говорит тетя Люба на этот раз? – без особого энтузиазма поинтересовалась Лиля.
– У нее, оказывается, племянник – какая-то шишка в крупном издательстве, представляешь? Так вот, услышав от нее, что твой прадед был известным хирургом, работавшим с самим Пироговым, он предложил издать мемуары!
– Ме...муары? – переспросила Лиля. – Но, ба, нет же никаких мемуаров! Есть только дневники, какие-то истории болезней и так далее...
– Вот это самое «и так далее» как раз и нужно довести до ума, чтобы оно стало похоже на настоящие «записки врача», дорогая! – прервала девушку бабушка. – Ты понимаешь, какую ценность может представлять этот труд для будущих поколений врачей?
Лиля сильно сомневалась в том, что писанина прадеда может быть кому-то интересна: со времен его бурной и, без сомнения, интересной молодости прошла куча времени. Изменилось все – техника медицины ушла далеко вперед, появились современные лекарственные препараты, о которых прадед мог лишь мечтать, излечимыми стали болезни, которые в его бытность не поддавались даже диагностике! И что нового мог он сказать живущему поколению врачей? Однако Лиля не стала спорить с бабой Катей: в конце концов, то, что она нашла себе новое занятие, только к лучшему.
– Ой, прости, совсем забыла, что сегодня – твой первый рабочий день! – внезапно всплеснула руками Екатерина Матвеевна, поднимаясь. – Ну и как все прошло?
Лиля не уставала удивляться тому, как мало унаследовала от «породы» Перовых. Ее бабушка и мама были женщинами рослыми, статными, красивыми, а она... Порой, глядя в зеркало, Лиля спрашивала себя: почему ее внешность настолько неприметна, почему она не так привлекательна, как все ее родственники по женской линии? Маленькая, едва дотягивавшая до ста пятидесяти пяти сантиметров и, как на зло, ненавидящая каблуки, Лиля до сих пор выглядела как подросток. Честно оценив собственные шансы еще в семнадцать лет, единственными своими достоинствами Лиля считала волосы и зубы. Она являлась натуральной блондинкой и, хотя всю жизнь носила толстую косу, на третьем курсе отрезала ее, сочтя, что для будущей профессии так гораздо удобнее. Теперь густые кудри нельзя было завязать в спасительный хвост, и они постоянно падали на глаза непослушными прядями, которые приходилось постоянно отбрасывать рукой или прятать под медицинский колпак. Лиля всегда хотела иметь голубые глаза, как у матери, но ее собственные были какого-то неопределенного цвета, ни карими, ни зелеными – «болотными», как описывала их баба Катя. Ну конечно, просто красотища – девушка с глазами цвета болота! Кожа, слишком белая, да к тому же усыпанная веснушками на носу, также, по мнению Лили, не могла являться предметом гордости.
– Все в порядке, девочка? – снова спросила бабушка, слишком долго не получая ответа на свой безобидный вопрос.
– А? Да, все отлично, ба, – оторвавшись от размышлений, сказала Лиля.
– Как тебя встретили? Как там Никодим Иванович?
– Никодим Иванович встретил меня хорошо. Представляешь, он в первый же день дал мне двух своих пациенток!
– А остальные?
– Что – остальные? – сделала вид, что не понимает, Лиля: ей не хотелось рассказывать о Кузе, Бобе и меньше всего о Кане Кае Хо. – Да я еще толком ни с кем не успела познакомиться, ба! А что у нас на обед?
