Фридрих Незнанский - Платиновая карта
— Есть подозрение на отравление. Шеф-повар ресторана как в воду канул. А рыбу принес именно он. Опера уже отдали посуду и бокал, из которого пил Платт, на анализ. Слушай, мне сейчас некогда. Я послал за тобой машину, приедешь в управление — там все узнаешь. Пока!
На том конце провода раздались короткие гудки.
Турецкий медленно положил трубку на рычаг. Ирина пристально на него посмотрела и сухо усмехнулась:
— Как я понимаю, романтический ужин отменяется?
Александр Борисович вздохнул, сел на диван и попытался обнять жену, но она выскользнула из его объятий и резко встала с дивана.
— Езжай. Когда вернешься — постарайся не шуметь. Я буду спать.
2Следующий день, в отличие от предыдущего, выдался пасмурным и ветреным. Солнце почти не показывалось из-за темных, мохнатых туч. К обеду начал накрапывать мелкий, противный дождь, но в ливень он так и не превратился.
Переводчик Никита Андреевич Сергеев съежился под колючим взглядом Турецкого. Обстановка кабинета следователя прокуратуры явно действовала на него угнетающе. Время от времени он прикладывал руку к лицу — на скуле переводчика темнел большой синяк. Турецкий отмечал эти движения ироничной усмешкой. Сергеев в ответ хмурился.
— Вы ведь не в первый раз работали с Платтом? — спросил Турецкий после очередного такого жеста.
Переводчик пожал плечами:
— В прошлый его приезд в Москву я тоже был переводчиком.
Турецкий откинулся на спинку стула и задумчиво склонил голову набок:
— Никита Сергеевич, могу я узнать, что вы с ним праздновали?
— Ничего, — угрюмо ответил переводчик. — Мы просто ужинали.
— Вы всегда ужинаете со своими подопечными?
— Нет.
Александр Борисович кивнул, словно Сергеев подтвердил его подозрения.
— Платт никогда раньше не приглашал вас в ресторан, так ведь? — сухо спросил Турецкий.
Переводчик нахмурился. Видно было, что этот разговор не приносит ему никакого удовольствия.
— Нет. За исключением светских раутов, где я должен был переводить.
— Так что же случилось на этот раз?
— Не знаю, — ответил Сергеев.
Турецкий выдвинул верхний ящик стола, вынул из него помятый чек и положил его на стол.
— Телохранители магната сообщили, что вы беседовали с Платтом о каких-то деньгах, — по-прежнему с холодком в голосе сказал Турецкий. — Не об этих ли?
Сергеев покосился на чек и сглотнул слюну — острый кадык резко подпрыгнул на худой шее.
— Ладно, — с усилием сказал он. — Ладно, я расскажу. Этот чек дал мне мистер Платт. Я пожаловался ему на то, что мне не дают ссуду в банке, и он выписал мне этот чек.
— Вот так вот просто: взял и выписал, да? — усмехнулся Турецкий.
Переводчик нервно поморщился.
— Я говорю вам правду, — сказал он. — Я не просил у него эти деньги. Мистер Платт любил играть в доброго барина. Ему было приятно чувствовать себя благодетелем. У всех есть свои слабости, и я его за это не осуждаю. Но честное слово — я не просил у него этих денег. Я сказал, что не смогу вернуть ему такую сумму в короткие сроки, но он лишь отмахнулся. Он сказал, что это его подарок на мой день рождения.
— Гм… Весьма великодушно. А когда у вас день рождения?
— Да еще не скоро.
Сергеев перехватил недоверчивый взгляд следователя и в сердцах воскликнул:
— Не смотрите на меня так! Клянусь Богом, это правда! Он выписал мне чек, а потом предложил отпраздновать это событие в ресторане. Я не знаю, что ему так припекло. Вероятно, у него было хорошее настроение и ему нужен был человек, с которым он мог этим настроением поделиться. С вами такого никогда не бывало?
— Ну почему, бывало. Конечно, я не разбрасывался направо и налево тысячами долларов. Но, с другой стороны, я ведь и не миллиардер.
— Вы мне не верите, — угрюмо отозвался Сергеев. — И напрасно.
На самом деле Турецкий верил переводчику. За долгие годы работы в прокуратуре он научился хорошо разбираться в людях. Иногда ему хватало одного взгляда, чтобы сказать, кто перед ним — честный работяга или человек, вступивший в сделку с собственной совестью. Некоторые называют это интуицией, Александр Борисович же считал «обыкновенной профессиональной проницательностью».
Турецкий внимательно вгляделся в лицо Сергеева.
— Значит, рыбу вам принес сам шеф-повар? — спросил он.
— Да.
— Расскажите мне об этом поваре.
Лицо переводчика выражало крайнюю степень недовольства.
— Я уже рассказывал оперативнику из МУРа, — резко ответил он.
— А теперь расскажите мне.
Сергеев пожал плечами:
— Да тут, собственно, и рассказывать-то нечего. Заказ Платт сделал официанту. Пока горячее готовилось, он принес нам сок и пиво. Потом подошел повар с рыбой и рассыпался в любезностях. Сказал, что рыба — подарок заведения.
— За какие заслуги? — поинтересовался Турецкий.
— Платт так и спросил. А тот ему ответил: за то, что вы наш постоянный и лучший клиент.
— И как это воспринял Платт?
— Слегка напрягся. Сказал, что не привык получать подарки. Сказал что-то насчет русской халявы и… Черт, а почему бы вам не расспросить обо всем самого повара?
— Расспросим. Когда найдем.
Глаза Сергеева округлились от удивления.
— Так что, он пропал?
— Угу. Скрылся в неизвестном направлении. Сразу после смерти Платта.
Высокий, бледный лоб переводчика покрылся испариной.
— Вот черт… Значит, его все-таки отравили. А ведь я мог быть на его месте.
— В каком смысле?
— Ну если бы этот проклятый повар перепутал блюда.
— Но ведь он не перепутал, — с легкой усмешкой заметил Турецкий. — Скажите, о чем вы говорили с Платтом.
— Да ни о чем не говорили. Он разглагольствовал о русском языке. О том, что русский язык красивый и выразительный. Помянул Томаса Манна.
— И все?
— И все.
— Он ничего не говорил об опасности, которая ему угрожает?
Сергеев задумался, потом пожал плечами:
— Да нет. Наоборот, он был в прекрасном настроении. И на рыбу набросился так, будто не ел три дня. Конечно, поначалу он немного удивился, что повар сделал ему подарок, отпустил шутку по поводу того, что рыба, наверное, несвежая. Но потом попробовал и остался доволен. — Сергеев еще немного подумал и заключил: — Это все, что я знаю. Больше мне нечего добавить.
Беседа продолжалась еще пять минут, после чего Турецкий удовлетворенно кивнул и потянулся за ручкой, чтобы подписать пропуск.
— Я вернусь в изолятор? — угрюмо спросил Сергеев.
— Нет. — Турецкий подмахнул пропуск. — У нас нет причин для вашего задержания, Никита Андреевич. Постарайтесь в ближайшие две недели никуда не уезжать из Москвы. Возможно, вы нам еще понадобитесь.
— В качестве свидетеля? — осторожно спросил Сергеев.
— Если все, что вы говорите, подтвердится, то да.
Сергеев замялся.
— А как насчет… чека? — слегка порозовев, спросил он.
— Вы его получите, но не раньше, чем закончится следствие. Вам придется здорово помучиться, чтобы обналичить его. — Турецкий протянул пропуск переводчику: — Счастливого пути. И впредь будьте осторожнее, когда едите рыбу с миллиардерами.
— Я эту рыбу в рот больше не возьму, — угрюмо пообещал Сергеев.
3Персонал отеля «Балчуг», в котором проживал до своей нечаянной смерти мистер Платт, смотрел на Турецкого настороженными, перепуганными глазами.
— Ничего необычного не было, — заверил Турецкого менеджер, невысокий толстячок с розовыми, как у куклы, щечками. — Уезжал мистер Платт обычно рано, приезжал поздно. Вы ведь знаете бизнесменов.
— Сколько он прожил в отеле?
— Три дня.
— К нему кто-нибудь приходил?
Менеджер лишь развел руками:
— Честно говоря, не знаю. Давайте спросим у портье.
Тощий, бледный портье, выглядевший полной противоположностью менеджеру, меланхолично закатил глаза, пошевелил тонкими губами и, вновь выкатив глаза из-под век, сообщил:
— Так точно, приходили. Позавчера. Двое господ. Они полчаса ждали его в холле.
— Вот как? Значит, они не договаривались с Платтом о встрече?
Портье вновь закатил глаза, но на этот раз выкатил их намного быстрее.
— Мне кажется, встреча была назначенная. Когда мистер Платт увидел этих господ, он не удивился, а стал извиняться за свое опоздание.
— Ясно, — кивнул Турецкий. — Раз эти господа полчаса ждали в холле, значит, вы должны были хорошо их запомнить?
Тощий портье посмотрел на розовощекого менеджера. Тот сурово сдвинул брови.
— Вообще-то я их не разглядывал, — сказал портье. — Но память у меня неплохая. — Портье вновь, в третий раз за последние пять минут, закатил глаза, и губы его задумчиво зашевелились: — Один был невысокий и упитанный. Светлые волосы, голубые глаза. Рот… Рот неприятный, маленький, мокрый. И очень подвижный. Когда он говорил, было такое ощущение, что его губы дергаются в разные стороны. Второй… Второй, наоборот, был брюнет. Чернявый, как цыган. Тоже невысокий. Волосы слегка кучерявые, на висках седые. В руках у светлого был портфель. Коричневый, кожаный, с позолоченными застежками.