Марина Серова - Десять заповедей мертвеца
– И что было дальше? – не выдержала я.
– Тут из кустов голос: «Пацаны, закурить не найдется?» Они отвлеклись, а я как дуну прямо через кусты, только меня и видели! А за спиной слышу, уже махаловка идет!
Интересный ангел у девушки – устраивает «махаловку» с подвыпившими хулиганами…
– Я ни у кого ничего не прошу. – Жанна вскинула на меня свои удивительные глаза. – Только чтоб ко мне не приставали. Я сама выучусь, карьеру сделаю, потом замуж выйду, ребеночка рожу, и все у меня будет как у людей. Только чтоб не мешали, понимаете?
– А Игорек, значит, мешал… – задумчиво проговорила я, глядя на толпу на остановке. Толпа разбухла до совершенно неприличных размеров. Теперь полицейским придется просеивать ее в поисках настоящих свидетелей, отсекая тех, кто что-то слышал краем уха. Ну, и сами виноваты – что так долго не едут?
– Я ему зла не желала, – отрезала Жанна. – Я вообще никому зла не желаю. Игорька я честно предупредила, чтобы он от меня отстал, а то хуже будет. А он не послушал, дурак…
Девушка всхлипнула и сунула за щеку очередную аскорбинку.
– Значит, ты думаешь, что плиту на твоего друга уронил ангел? – не сдержалась я.
– Он мне не друг! – огрызнулась девчонка. – Совсем наоборот! А насчет плиты… Конечно, ангел. Кто ж еще? Да вы сами посмотрите – разве человеку хватит сил такую махину поднять?!
Следовало признать, в словах девушки был определенный смысл.
А вот что касается высказывания Жанны по поводу моих собственных родителей, тут все далеко не так однозначно. Моя мама давно умерла – у нее было больное сердце, а с отцом я не общаюсь с тех самых пор, как он – прямо на похоронах мамы, кстати, – заявил, что у него давно уже другая семья. Так что мой отец, генерал Максим Охотников, до сих пор живет во Владивостоке, а вот мне пришлось искать другое место для жизни.
Сначала, когда я проходила обучение в Ворошиловке – так назывался вуз, который я окончила, – проблем не возникало. При вузе было комфортабельное общежитие. Потом, во времена моей службы в «Сигме», я вообще не задумывалась о том, что мне когда-нибудь понадобится свой дом. Меня вполне устраивала съемная квартира, куда я возвращалась после спецопераций и засыпала, не успев положить голову на подушку.
Но настал момент, когда со службой пришлось проститься. Я сама так захотела, а почему – слишком долго рассказывать. Самоубийство полковника Анисимова, человека, в которого я была влюблена еще с институтских времен, стало последней каплей, и я оставила службу.
И оказалась в очень странном положении. Всю сознательную жизнь, с восемнадцати лет, я училась, тренировалась, и вот теперь годы тренировок превратили меня в великолепную боевую машину. Я была заточена под выполнение очень специфических задач. Я умела драться и прыгать с парашютом, владела десятком иностранных языков и навыками ведения допроса, могла с закрытыми глазами обезвредить взрывное устройство и за пару минут до неузнаваемости изменить свою внешность. Меня научили выживать там, где выжить невозможно, стрелять из всех видов оружия, водить вертолет и убивать голыми руками.
Но в обычной жизни все это оказалось совершенно ненужным.
Поскольку мне пришлось резко сменить сферу деятельности, о службе в государственных структурах предстояло забыть. А стать киллером высочайшего класса на службе у одного олигарха, ныне покойного (можете не верить, но это была первая работа, которую мне предложили) я не захотела.
Я ощущала себя шахматной фигуркой – ладьей, к примеру (для пешки я недостаточно проста), когда остальные фигуры потерялись вместе с коробкой.
У меня приключился нервный срыв, и это несмотря на то, что у всех, прошедших выучку в «Сигме», нервы как у космонавтов. Но надо было как-то жить дальше.
И тогда мне на помощь пришла тетушка Мила. Сестра моего отца всю жизнь прожила в провинциальном Тарасове, преподавала в юридическом. Своей семьи тетя, вечно окруженная молодежью, завести так и не удосужилась. После выхода на пенсию Людмила Охотникова осталась совершенно одинокой – точь-в‑точь как я.
На мою несмелую просьбу пожить пару недель у родственницы Мила ответила телеграммой: «Срочно выезжай. Начинаю печь пироги».
С тех пор я живу в Тарасове. Довольно быстро я нашла свою первую работу в качестве телохранителя – точнее, это работа нашла меня. С тех пор в этом городе я номер первый. Ну, то есть среди женщин-бодигардов. Была тут недавно одна, что захотела подвинуть меня с моего законного места… Сейчас она в международном розыске. Нет, это не я такая мстительная – девушка сама влипла в неприятности планетарного масштаба…
За этими мыслями я не заметила, как дошла до дома.
– Женечка, ты знаешь, какой кошмар приключился у нас на остановке? На одного юношу упала плита со строящегося дома! – такими словами встретила меня Мила.
– Тетя, откуда ты знаешь? – поразилась я. – Ведь это произошло совсем недавно!
Мила загадочно молчала. Несмотря на то что тетушка производит впечатление божьего одуванчика, разветвленной сети ее контактов могло бы позавидовать и ЦРУ, а иногда пути, которыми Мила добывает информацию, остаются загадкой даже для меня.
Наконец тетушка сжалилась и утолила мое любопытство:
– Мне Марья Семеновна позвонила и сказала. А ей Валентина Фердинандовна…
Ну, все ясно. Я называю это «всемирный пенсионерский заговор». Старушки обмениваются информацией быстрее, чем работает поисковик в Интернете.
– И я подумала, что ты отправилась в аптеку, а это совсем рядом с остановкой! – Мила прижала руку к сердцу. – Я так волновалась, Женя! Ведь ты могла случайно пострадать!
Я вздохнула. Ну вот, каждый раз одно и то же! Удивительно, тетя совершенно спокойно реагирует, когда я берусь за очередную работу. А ведь порой возникают такие ситуации, что даже я со своей подготовкой не уверена, что выберусь живой из очередной передряги…
Взять хотя бы тот день – насколько помню, это была среда, – когда утро началось с того, что меня хотели поджарить током, а вечером заперли в промышленном холодильнике, где я и провела несколько часов, пытаясь согреться с помощью комплекса у-шу и гадая, что выбрать – смерть от холода, если я перестану двигаться, или гибель от удушья, когда в холодильнике закончится воздух…
Зато, стоит мне выйти на улицу без шарфика, тетя принимается причитать, что я простужусь. А когда я еду на городской пляж, кричит мне вслед, чтобы я далеко не заплывала. И это при том, что я полгода провела во взводе боевых пловцов, о чем тетя прекрасно знает… Видимо, для Милы я навсегда останусь маленькой девочкой с разбитыми коленками, за которой нужен глаз да глаз.
Я благоразумно не стала рассказывать тетушке, что сама была поблизости от места трагедии. Незачем волновать старушку…
Тут зазвонил мой мобильный, спасая меня от продолжения разговора.
– Охотникова, – сказала я в трубку. Свою фамилию я использую вместо «Алло». Эта привычка сохранилась у меня со времен службы в «Сигме», когда мы обменивались позывными и старались не забивать эфир ненужной информацией.
Обычно после этого звонящий уточняет: «Евгения Максимовна?» Как будто в городе есть еще одна Охотникова! Вообще-то есть, конечно, – моя тетушка, но ей звонят исключительно по городскому телефону.
Но мой собеседник оказался приятным исключением из правил – он не стал тратить время и сразу перешел к делу.
– Отлично, – деловито отозвался женский голос. – Вы-то мне и нужны. Я хочу предложить вам работу. Меня зовут Светлана Кричевская.
Мне понадобилось секунд десять, не больше, чтобы понять, о ком идет речь. Я знаю всех мало-мальски значимых людей в нашем городе. На многих я работала, про остальных что-то слышала. Я слежу за обстановкой в Тарасове – кто из деловых людей на коне, а кого вот-вот вытеснят из города, кто нацелился перебраться в столицу, с кем лучше не иметь дела, а кто склонен включать в свою свиту всех, кто хоть раз поработал на него… Есть в Тарасове даже специальный человечек, который составляет для меня своего рода информационные дайджесты, когда я чересчур занята работой.
Светлана Кричевская, сорок пять лет. Владелица сети магазинов с нежным названием «Осьминожек». Рыба и морепродукты. В самой Светлане из нежного только кожа плаща фасона «Матрица», в котором дама инспектирует свои магазины, наводя ужас на продавцов. Знаю, что в деловых кругах Тарасова Кричевская носит кличку «Кракен», чем втайне гордится.
Вообще-то я не готова к новой работе. Я рассчитывала пару дней отдохнуть, восстановить форму. А самое главное – под глазом у меня красуется здоровенный фингал. Встречаться в таком виде с клиентом – дурной тон. Ладно бы еще это была любая другая травма – так сказать, социально приемлемая. Но что обо мне подумают люди, если я заявлюсь к ним в дом в таком виде? Что Охотникова ведет асоциальный образ жизни? Что позволяет себе спиртное после тяжелой работы? Я, знаете ли, чрезвычайно дорожу своей репутацией… Собственно говоря, репутация – единственное, что у меня есть. У меня нет семьи (если не считать семьей тетушку Милу), нет собственного жилья, нет даже диплома об образовании. Точнее, есть… Вот только написано там, что я референт-переводчик. Засекреченный вуз, который я окончила, не выдает, знаете ли, дипломов, в которых написано «агент специального назначения».
