Сьюзан Конант - Пес, который говорил правду
— У многих женщин не было возможности это проверить, — сухо ответила Элейн.
— Да и не в этом дело. Я бы вообще не стала этим заниматься. Зачем накачивать мускулы, если можно завести большую собаку?
— Взамен мужчины? — Глаза ее сверкнули.
Она и Кими, пожалуй, были исключением из выведенного мною правила, что собаки обычно внешне не похожи на своих владельцев. Эти двое, мускулистые и ладные, с темными глазами и черными «шлемами» на головах, были прекрасной парой, сильной и жизнеспособной.
— Нет, — ответила я. — Вовсе нет. Это все психоаналитическая чепуха. Или феминистская. Все проще. Вы ведь хотите ходить, где вам вздумается и когда угодно? Вы думаете, для этого нужно качать пресс или играть в теннис? Забудьте об этом. Просто заведите большую собаку. Выдрессируйте ее. Это будет настоящее освобождение. Мне, по крайней мере, это подходит.
— Сомнительная теория.
— И вот что я вам еще скажу. — Я разошлась, потому что говорила о том, во что действительно верю. — Если вы хотите научиться подчинять себе людей, то сначала займитесь дрессировкой собак. А знаете, что произойдет, если вы побоитесь самоутвердиться перед собакой, если не докажете, что вы тут главная и отвечаете за все? Собака поработит вас. Она подчинит себе всю вашу жизнь.
— А кому нужна власть над собакой? — спросила Элейн.
— Речь идет не только об этом. Вы научитесь добиваться своего, далее если кто-то другой больше и сильнее вас… Не важно — человек это или собака. Я вас уверяю: если вы научитесь управляться с догом, доберманом или маламутом, вы почувствуете свою силу, и плохо придется тому, кто захочет запугать вас. Особенно если с вами будет собака.
— Какой-то кинологический феминизм, — прокомментировала Элейн. — А вам никогда не приходило в голову, что сделать собаку главным в своей жизни ничуть не лучше и не хуже, чем сделать главным мужчину? Результат тот же, не правда ли? Вы всегда вторая. Первая — собака. Или мужчина…
— Только в том случае, если вы сами принижаете и недооцениваете себя. Тогда остаток дней своих вам предстоит провести на кухне.
— Точнее, на кухонном столе, — улыбнулась она.
— Вот именно, — улыбнулась я в ответ. — Если серьезно, такая ситуация вредна и для Кими тоже. Ей действительно нужно осознать свое место в стае. Ей необходимо понять, что вы выше ее в собачьей иерархии. Сейчас ей не по себе, потому что она не понимает, что происходит. Вот что кроется за ее выходками. Как только вы дадите ей понять, что главная вы, она успокоится, станет вести себя хорошо и у вас будет замечательная собака. Мне кажется, у вас двоих большое будущее!
Глава 3
Перед уходом я подарила Элейн баллончик и проинструктировала, в каких случаях и как им пользоваться. В следующий раз, когда Кими взбредет в голову загнать хозяйку на стол, той нужно сказать спокойное, твердое «нет» и пару раз угостить Кими холодным душем, направив струйку прямо ей в нос. Если пользоваться баллончиком правильно и не слишком часто, он творит чудеса.
Мы с Элейн встретились и на следующий день, и еще два дня спустя. Мне хотелось не столько научить ее дрессировать Кими, сколько помочь ей собраться с духом и пойти с собакой в Кембриджский клуб собаководства. А уж там ими займется Винс, наш главный дрессировщик.
В первый свой приход я научила Элейн пользоваться тренировочным ошейником, парфорсом, который еще называют удавкой. Кими бывала иногда так строптива, что Элейн пришлось совершенно отказаться от прогулок, а недостаток движения еще больше озлоблял собаку. Когда я навестила их во второй раз, мы обошли вокруг квартала. Я выгуляла Кими, а Кими с удовольствием потаскала за собой Элейн. Маламуты — арктические бульдозеры, и без удавки эту махину не удержать. Но Элейн очень не нравился ошейник, даже после того как я научила ее дергать за него так, чтобы Кими просто теряла равновесие, а не задыхалась. Я не врач и не психолог, но даже мне было ясно, что Элейн не боялась сделать Кими больно. Ее пугало другое — собственная сила и власть над собакой и сила противодействия Кими.
— Контрофобия. Отвращение к борьбе, — позже определила Рита. — Все по ее книге!
Рита — не просто моя квартирантка со второго этажа, она еще и моя подруга, и настоящий врач. Не мой, правда, врач. Собаки единственные мои целители.
Каждый раз после занятий с Кими мы с Элейн пили чай. В первый раз она поставила на стол вазочку с печеньем и терпеливо дождалась, пока Кими не опустошит ее. На другой день я попросила Элейн сесть на место Кими. Сначала она отказывалась, но я настаивала. Когда Кими заворчала на нее, Элейн брызнула водой прямо в ее черную маску и выкрикнула: «Нет!» Потом она поставила баллончик на стол, тут же, рядом с печеньем. На этот раз печенье досталось нам с Элейн.
Мы много разговаривали. Элейн знала Риту. Они вместе были в так называемой «группе контроля». Это что-то вроде семинара для практикующих психотерапевтов, так сказать, обучение обучению. После бесед с Элейн я окончательно уяснила для себя то, о чем и так догадывалась: психотерапия — не что иное, как ошибочная форма дрессировки, она потому и кажется такой сложной и занимает так много времени, что в ней отсутствует основной компонент — собака. Элейн со мной, конечно, не согласилась. Да и Рита тоже.
Мы очень много спорили о женском вопросе. Элейн утверждала, что, даже когда мы, женщины, о чем-нибудь пишем, мы это делаем не как женщины, потому что сам язык — мужской. Я возразила, что лично я пишу вовсе не мужским языком. Но на нее это не произвело впечатления, может быть, потому, что написанного о собаках не принимают всерьез, особенно феминистки. Может быть, это из-за Джека Лондона? Когда я заметила, что Вирджиния Вулф, в конце концов, тоже писала о собаках, Элейн просто пришла в ярость. А я-то думала, что делаю Вирджинии Вулф комплимент!
Но потом оказалось, что мы обе обожаем роман «Флэш». Если кто не читал, это биография коккер-спаниеля Элизабет Барретт Браунинг, написанная Вирджинией Вулф, — первое феминистское произведение о собаках.
Элейн считала, что брак — это рабство. Я лично, когда думаю о существе, которое хотела бы иметь всегда рядом, выбираю между лайкой и золотистым ретривером. Ну, может быть, еще акита… Элейн сочла, что я слишком легкомысленно подхожу к этому вопросу.
— А вы — слишком мрачно, — парировала я.
Мои собаки, по мнению Элейн, замыкают меня на удовлетворение чужих потребностей и ограничивают мою свободу. Я возразила, что любовь и работа всегда налагают некоторые ограничения. Мы порассуждали о жестком подавлении и нежной заботе. Она дала мне почитать «Писательство в жизни женщины» Кэролайн Хенлбрюн. Я, в свою очередь, дала ей «Как стать лучшим другом своей собаки», написанную монахами из Нью-Скита. Уже зарождалась наша дружба. Через несколько дней после моего последнего визита моя приятельница Элейн Уолш умерла.
Я бы предпочла узнать об этом не из газет, но, видно, никто не догадался позвонить мне. И я прочитала о смерти Элейн в той же «Бостон Глоб». Оттуда я узнала, что Элейн, оказывается, была почти знаменита, по крайней мере в Бостоне и в Кембридже. «Известный психотерапевт феминистского направления» — так писали в «Глоб» об Элейн Уолш. Кроме книги о женщинах и власти, о которой я уже знала, Элейн написала еще несколько книг. Я о них никогда раньше не слышала. Наверно, потому, что они были не о собаках. Газета цитировала одного профессора, называвшего эти книги революционными в своей области. Еще он утверждал, что Элейн посвятила свою жизнь борьбе и что мир жестоко с ней расправился за это. Смерть Элейн Уолш, по мнению профессора, лишний раз доказала, что борьба женщин за свои права — это борьба не на жизнь, а на смерть. «Глоб», хоть и обильно цитировала профессора, прямо не утверждала, что Элейн была убита. Газета ограничивалась сообщением, что ее нашли мертвой. Правда, если бы считалось, что Элейн умерла естественной смертью, не было бы фразы о расследовании. Но в целом сообщение носило очень общий, туманный характер. Например, ни разу не была упомянута Кими.
Моя первая мысль, конечно, была о Кими. Нет, не о том, что собака могла довести Элейн до самоубийства, а о том, жива ли она. То, что в такой ситуации я прежде всего подумала о собаке, может показаться бездушием, но я, пожалуй, не стану оправдываться. Я очень надеюсь, что, если меня когда-нибудь обнаружат мертвой, найдутся люди, которые сразу вспомнят о моих собаках. Правда, пока жив мой отец, я могу не беспокоиться. Представляю, как он грузит моих псов в свой фургончик и приговаривает:
— Стыд и позор! Стыд и позор! А ведь она была такая славная сука!
— Кевин? Это Холли. Кое о чем хотела тебя спросить.
Кевин Деннеги — мой сосед. Он живет в соседнем доме на Эпплтон-стрит. Но я поймала его в полицейском управлении на Сентрал-сквер, на работе.
