Дик Фрэнсис - Испытай себя
Рабочая папка, объяснила она, демонстрируя ямочки на щеках, служила вместилищем тех не обсужденных!
еще сочинений, которые приходили по почте каждый день. Она уверила меня в том, что моя книга будет обязательно прочитана, а за ответом я могу прийти через три недели.
Через три недели с теми же ямочками на щеках она сообщила мне, что моя книга не совсем в их «жанре», представленном в основном «серьезной литературой». Она предложила мне обратиться к агентам, которые найдут возможность ее пристроить. Она же дала мне список их имен и адресов.
— Попробуйте обратиться к кому-нибудь из них, — посоветовала она. — Мне же книга очень понравилась. Желаю вам удачи.
К Ронни Керзону я направился лишь потому, что его контора находилась по пути домой, на Кенсингтон Хай-стрит. Внутренний голос всегда играл большую роль в моей жизни, а когда он звучал особенно громко, я без всяких сомнений следовал ему. С Ронни он меня не подвел. У меня появились шансы избежать нищеты.
Предложение Тремьена представлялось мне западней.
Глава 2
Возвращаясь в Низвик из конторы Ронни, я не имел ни малейшего намерения когда-либо вновь встретить Тремьена Викерса. Я забыл о нем. Мои мысли были заняты книгой, над которой я тогда работал, и в особенности тем, что делать с одним из моих героев, который по воле моего воображения оказался между небом и землей на экспериментальном воздушном шаре, наполненном гелием, с вышедшими из строя воздушными насосами. У меня были сомнения насчет этого воздушного шара. Возможно, придется переделывать весь сюжет. Возможно, придется выбросить в корзину все, что я написал, и начать сначала. Этот мой герой на воздушном шаре наделал под себя от страха. Мне были понятны его ощущения. Занимаясь литературным трудом, я вдруг неожиданно для себя осознал, что самое страшное — это быть непонятым своими читателями.
Книга, включенная в издательский план под названием «Долгая дорога домой», должна была рассказать о выживании вообще, и в особенности о выживании, физическом и психологическом, группы людей, оказавшихся отрезанными от мира в результате какого-либо несчастного случая. Вряд ли эту тему можно считать оригинальной, но я всегда следовал тому основополагающему совету, что писать следует о том, что знаешь, а тема выживания была известна мне лучше любой другой.
Для того чтобы выжить самому в ближайшую неделю или десять дней, я зашел в расположенный неподалеку от дома супермаркет, истратив там отложенные на еду деньги. Я купил достаточное количество провизии: кучу пакетиков с супом, буханку хлеба, упаковку спагетти, коробку с овсяными хлопьями, пинту молока, — цветной капусты и несколько штук морковок. Я привык есть овощи сырыми, когда мне этого хотелось, и в любом случае мне был по вкусу суп с накрошенным в него хлебом, или суп с макаронами, или овсянка с молоком. Такие вещи, как чай, мармелад и соль, я всегда покупал от случая к случаю. Когда же соблазн был непреодолим, я позволял себе сухариков и масла. Помимо этого раз в месяц я покупал флакончик с витаминным драже, для того чтобы напичкать себя различными микроэлементами, которых мне может не хватать; это покажется скучным, но, несмотря на постоянное чувство голода, я ощущал себя бодрым и здоровым.
Я открыл входную дверь своим ключом и в прихожей натолкнулся на тетку друга.
— Привет, дорогой, — поздоровалась она. — Все в порядке?
Я рассказал ей о том, что Ронни послал мою книгу в Америку, и ее худое лицо сразу же расплылось в искренней улыбке. Ей было примерно пятьдесят, в разводе, бабушка, очень любезная, седоволосая, добродушная и занудливая. Я сознавал, что она рассматривает деньги, которые я плачу ей за свое жилье (в пять раз меньше того, что я платил за предыдущую квартиру), скорее как взятку за то, что пустила незнакомца в свой дом, а вовсе не как существенную часть своего дохода. К тому же она позволила мне хранить молоко в ее холодильнике, мыть посуду в ее раковине, принимать душ в ее ванной комнате и раз в неделю пользоваться ее стиральной машиной. Я же должен был соблюдать тишину и никого к себе не водить. Мы полюбовно обсудили все эти детали. Она установила для меня индивидуальный электрический счетчик, тем самым дав возможность пользоваться тостером, электрочайником, портативной электроплиткой, телевизором и бритвой.
Мне ее представили как «тетушку», именно так я к ней и обращался; она же, казалось, рассматривала меня как своего нового племянника. Десять месяцев мы прожили в согласии, бок о бок, но не вмешиваясь в дела друг друга.
— На улице жуткий холод... Ты у себя наверху не мерзнешь? — участливо спросила она.
— Все в порядке, спасибо. Электрообогреватель съедает много денег. Я почти никогда не включаю его.
— Ох уж эти старые дома... Всегда холодно на чердаках.
— Со мной все нормально, — ответил я.
— Хорошо, дорогой.
С этими словами мы раскланялись, и я направился к себе наверх, размышляя о том, что мне приходилось бывать за Полярным кругом, после чего позором было бы жаловаться на промерзший лондонский чердак. Обычно я носил джерсовое белье с длинными рукавами, под свитер же надевал теплые рубашки, а под лыжные брюки — джинсы; спал же я в теплом спальном мешке, специально пошитом для полярных условий. Страдать от холода меня вынуждала необходимость писать.
Уже два часа у меня перед глазами маячил этот воздушный шар, но дальше психологических аспектов проблемы я не продвинулся. Почему, например, моему герою от страха бы не оглохнуть? Что помогает пчеле всегда находить дорогу к улью? Мой воздухоплаватель этого не знал и был слишком ничтожен, чтобы интересоваться такими вещами. Я уже подумывал о том, не воздвигнуть ли мне перед ним сплошную горную гряду, заставив его, таким образом, пошевелить мозгами. Тогда, по крайней мере, ему придется решать проблему, спуска с высоты Эвереста, имея в своем распоряжении только решимость, руки и ноги. Это было бы гораздо проще. В этом плане мне были известны одна-две уловки. Первая заключалась в том, чтобы найти пусть более длинный, но более безопасный путь. Обратные склоны крутых гор обычно бывают пологими.
На моем чердаке, когда-то являвшемся убежищем для младшей дочери тетушки, имелся толстый розовый ковер, стены же были оклеены кремовыми обоями с рассыпанными здесь и там красными розами. Обстановка состояла из кровати, комода, небольшого платяного шкафа, двух стульев и стола; повсюду лежали мои сумки, коробки, чемоданы, набитые пожитками, собранными со всего света. Одежда, книги, домашняя утварь и спортивный инвентарь — все высшего качества и в хорошем состоянии. Все добро было куплено еще в годы моей беспечной молодости, когда у меня водились деньги. В углу стояли пары дорогих лыж в чехлах. В футлярах покоились универсальные фото — и кинокамеры со сменными объективами. В постоянной готовности у меня хранилась ветро — и пыленепроницаемая, защищающая от насекомых палатка, которая раскрывалась автоматически в считанные секунды и весила всего три фунта. Время от времени я проверял свое альпинистское снаряжение и видеокамеру. Электронная пишущая машинка с лазерным принтером, которой я пользуюсь, большую часть времени стояла в плотной бумажной упаковке. В ящике стола лежали права на управление вертолетом; срок их годности давно истек, поскольку уже больше года я не садился за штурвал. Бродячая жизнь, подумал я. Вечная неопределенность.
Иногда я думал: продай я что-нибудь, питался бы лучше. Но я никогда не получу, предположим, за лыжи столько, сколько в свое время за них отдал. Кроме того, мне казалось глупым проедать те вещи, которые когда-то доставляли мне немало удовольствия. В моей бывшей работе они сослужили мне хорошую службу и в любой момент могут понадобиться опять. Это своего рода моя страховочная сеть. В туристическом бюро мне сказали, что всегда готовы взять меня назад, если я выкину из головы свою нынешнюю блажь. Знай я раньше, что мне придется заниматься сейчас тем, чем я занимаюсь, я бы заранее все рассчитал и, может быть, остался в значительной выгоде, однако между моим окончательным неудержимым порывом и его воплощением лежало всего шесть недель. Этот неосознанный порыв вызревал во мне долгие годы, почти всю жизнь.
Воздушный шар, наполненный гелием...
Вторую часть авторского гонорара за «Долгую дорогу домой» я получу только после выхода книги, а ждать этого еще целый длинный год. Деньги, которые я распределил на каждую неделю, явно закончатся раньше, но я представить себе не мог, как можно жить на сумму еще меньшую. Заплаченных вперед за мое жилище денег хватит лишь до конца июня. Эх, думал я, разделаться бы мне с этим воздухоплавателем к тому времени, и если бы в издательстве от него не отказались, да еще заплатили бы мне такой же аванс, как и в прошлый раз, то тогда, возможно, мне удалось бы протянуть целых два года.
Если же книга окажется неудачной, я сдамся и отправлюсь назад, к уже преодоленным мною не раз трудностям дикой природы.
