Наталья Александрова - Возвращение снежной королевы
– Плохая примета, – прошамкала в темноте рядом с Лерой старуха, мать Шандора.
– Все-то вы, бабушка, видите! – удивилась Лера, покосившись на нее. – Лучше зрячего!
Открылась дверь, и в прямоугольнике неверного пляшущего света от костров появился толстый силуэт Шандора.
– Я поесть принес, – вполголоса сообщил он, – ты с дороги голодная, наверно.
Она и правда безумно хотела есть. И еще пить и вымыться. Но кутерьма со свадьбой затянется надолго, потом будет деловой разговор с Ласло, если он, конечно, будет способен, так что не скоро обретет она относительный покой.
Шандор поставил на стол тарелку с пирогами и две бутылки.
– В которой вода? – спросила Лера, она плохо видела в полутьме.
– Не хочешь, значит, за здоровье молодых выпить? – усмехнулся Шандор.
Показалось ли ей, что в голосе его прозвучала озабоченность?
– Просто пить очень хочется, – уклончиво ответила она.
Хотя перед этим цыганом можно было бы и не скрываться, он-то прекрасно знал, как она относится к Ласло Клоуну. У нее мелькнула мысль, что он очень много знает, во всяком случае, гораздо больше, чем думает Ласло. Хотя этот хлыщ, что вечно под кокаином, кажется, вообще ни о чем не думает – во всяком случае сейчас. Какие уж дела, когда неделю будут гулять. Нашел время играть свадьбу…
– Не скажи, – возразил Шандор; оказывается, последние слова она произнесла вслух, – это дело давно сговоренное, еще когда невесте лет шесть было. Семья у них богатая, так что откладывать никак нельзя. У нас закон такой, а закон нарушать нельзя, это святое.
Он нашел широкую чашку, налил туда вина, разбавив водой, накрошил мелко пирога и стал кормить старуху, ласково приговаривая что-то на своем языке. Старуха разевала рот без единого зуба, черный как могила. Лера налила себе вина, это оказалась крепкая домашняя настойка. Когда-то мама делала такую – на вишнях.
У них в саду росло большое дерево, Лере с ее высоким ростом было легко собирать ягоды. Она вдруг увидела воочию солнечный летний день, Женька сидит на вишне, она, Лера, принимает от него наполненное ягодами ведерко, а мама смотрит на них с крыльца, ласково щурясь, – непривычно оживленная, в светлом цветастом платке, и губы, вымазанные вишневым соком, улыбаются счастливо…
«Размечталась! – тут же одернула она себя. – Нашла время. Никого больше нет – ни мамы, ни братишки». Они все умерли, у нее, Леры, не осталось никого из родных. Она одна на этом свете и может рассчитывать только на себя. Так что не время распускаться.
Она прислушалась. Старуха говорила что-то шамкающим ртом, Шандор слушал, потом ответил ей уже не ласково, а серьезно и настороженно. Лера не понимала ни слова, но уловила интонацию разговора. Она, безусловно, была тревожной. Старуха внезапно крикнула что-то сердито, блеснули в темноте белые бельма. Шандор зарокотал что-то успокаивающе, старуха, однако, не вняла его словам, она резко отодвинула чашку, жидкость пролилась на пол.
Совершенно машинально Лера отставила вино – если что-то пойдет не так, нужно сохранить свежую голову. Шандор собрал остатки еды и вышел, лицо его было серьезным.
Лера уставилась в окно. Старуха в темноте попыхивала своей трубкой.
Музыка стихла, но казалось, что еще сам воздух звенит и рыдает, подпевая цыганской скрипке. Седовласый цыган хлопнул в ладоши, и наступила тишина.
– Пришел ваш час! – воскликнул старик звонким, молодым голосом. – Исполните то, что завещано нам всем дедами и отцами! Плодитесь, размножайтесь и будьте счастливы! Пусть родится у вас целый табор сыновей, смелых, как жених, и красивых, как невеста! Пусть не гаснут ваши костры!
– «Ой, мато, мато, мато…» – затянул низкий женский голос, и вся свадьба дружно подхватила:
– «Пьян я, пьян я, пьян я буду, трезвого трезвей, и в кустах зальется песней пьяный соловей…»
Дружки жениха подхватили Ласло под руки, подружки невесты повели за ним тоненькую девочку в кружевном подвенечном платье. Их подвели к крыльцу, втолкнули в дом, и вслед за ними вошли две сгорбленные дряхлые старушонки с узелками.
– Бабушка, – удивленно спросила Лера, – зачем это старухи пошли за молодыми?
– Таков наш обычай! – Мать Шандора поджала губы. – Молодые могли согрешить до свадьбы, а это – позор! Поэтому с ними будут два свидетеля – от семьи жениха и от семьи невесты. Они подтвердят, что невеста была девушкой…
– Ну и ну! – Лера только покачала головой.
Снова открылась дверь и вошел Шандор.
– Пойдем, устрою тебя на ночлег, – сказал он, – все равно до утра с Ласло нет возможности поговорить.
Она присмотрелась к нему в полутьме. Теперь он говорил совершенно спокойно. Жизнь научила ее не доверять никому, но в данный момент что оставалось делать? Отказаться и уйти, но куда? У нее в этом городе нет больше близких людей. Да не то что близких – вообще никаких. Нет безопасной крыши над головой. Придется довериться Шандору. Тем более вряд ли он ее отпустит.
Они вышли через кухню, прокрались в тени дома, потом мимо сараев и свежей аккуратно сложенной поленницы, обошли колодец. Шумную свадьбу слышно было и тут, попался им навстречу пьяненький русский мужичонка, разлетелся обниматься к Шандору, тот легонько двинул плечом, и мужичонка отлетел на пять шагов к кусту, еще не потерявшему листвы, да там и остался, мигом заснув.
– Сосед, – усмехнулся Шандор, – полгорода на свадьбе гуляет.
Они подошли к маленькому домику, окна его были закрыты глухими ставнями.
– Это старый дом, – сказал Шандор, отпирая проржавленный замок, – тут с весны никто не живет, сносить будем. Так что никто тебя не потревожит.
В сенях было темно, пахло затхлым, нежилым, запущенным домом.
«Перебьюсь как-нибудь одну ночь, – подумала она, – все равно деться некуда».
Шандор завозился в тесных сенях, задел ее локтем.
– Проходи в горницу-то, сейчас лампу найду! – с досадой, натужно проговорил он.
Лера потянула на себя скрипучую дверь. Комната тонула в полной темноте. И из этой темноты вдруг обрушилось на нее что-то мягкое и тяжелое. Лежа на полу, теряя остатки сознания, она успела услышать встревоженный голос Шандора:
– Ты чем ее долбанул-то? Череп не проломил?
– Нормально все, – ответил незнакомый голос, – у ней черепушка крепкая, да волосы еще спружинили. Оклемается!
Лера смутно ощутила, как кто-то взял ее за ноги, рука Шандора ухватила ее за плечи, она попыталась укусить эту руку, но ничего не вышло. Ее пропихнули в комнату, которая освещена была керосиновой лампой. Тени плясали на потолке, в полу зиял открытый люк подпола. Вместо лесенки были положены две доски, ее столкнули по ним, как с горки. Она упала на мягкое, и тут же крышка подпола захлопнулась, закрывая остальной мир. И сознание окончательно покинуло Леру.
Она не поняла, что очнулась. Просто в один момент услышала назойливый звон, как будто одновременно стрекотали тысячи кузнечиков. Она с трудом приподняла тяжелые веки. И ничего не изменилось. Ее окружала такая же звенящая тьма.
«Что это? – в панике подумала она. – Я умерла? Или меня похоронили заживо? Но откуда этот звон?»
Она попыталась пошевелить руками. Это удалось не без труда, руки ощутили пустоту вокруг. Если ее и похоронили заживо, то гроб был весьма просторным.
В кромешной тьме она ощупала свое тело. Ничего не болело, и это настораживало. Как говаривала соседка тетя Валя: «Если ты встаешь утром и ничего не болит, стало быть, ты уже умер».
Она отважилась сесть. Под ней лежало нечто, что оказалось донельзя истлевшей мешковиной. Пахло гнилью и еще чем-то знакомым. Она принюхалась и потрясла головой. Кузнечики внезапно замолчали – оказывается, это звенело в ушах. Очень осторожно она встала на колени и подняла руки. Нащупала над головой шершавые балки – все ясно, она находится в деревенском подполе. И пахнет тут сыростью и мышами. Ей ли не знать – все детство прошло в деревенском деревянном доме. Но вот интересно – кто ее сюда определил? И самое главное – можно ли отсюда выбраться?
Внезапно сильно заломило затылок, и она нащупала там большую шишку. Кто-то ударил ее и спихнул в погреб. Она совершенно не помнила того, что случилось с ней до падения, она понятия не имела, сколько провалялась там. Больше того, она не знала, с какой целью ее упрятали сюда и что ее ждет? Смерть от голода и жажды? Или более быстрая смерть от ножа, от пули, от веревки…
«Нужно обязательно все вспомнить», – морщась от боли, думала она, наткнувшись на две неструганые доски, которые вели вверх, к потолку.
Обдирая руки, она поползла по доскам и в темноте стукнулась головой о крышку люка, ведущего в подпол. Ей показалось, что в подполе стало светло, потому что перед глазами от боли замелькали огненные искры.
Через некоторое время искры погасли, боль прошла, и возникли некоторые, поначалу неотчетливые воспоминания. Вот она в двенадцать лет – высоченная словно жирафа, с волосами такими светлыми, что казались почти белыми. Волосы она завязывала «хвостом», мальчишки дразнили ее сивой тетей Лошадью. Или Королевской норкой, из-за сочетания редкого имени Элеонора и фамилии – Королева. Впрочем, скоро дразнить перестали, потому что она научилась давать сдачи – физически и словесно. К пятнадцати годам мальчишки примолкли, и даже отчим, кошмар ее жизни, перестал ее доставать. Только она одна умела его утихомирить, когда в пьяном виде он зверел, крушил мебель, страшно матерясь, бегал с топором за соседской козой, сдуру забежавшей к ним на участок. Он запросто мог ударить маму или младшего братишку.
