В лабиринтах дождя - Оксана Алексеевна Ласовская
Некоторое время мы ехали молча, а потом водитель буркнул:
— Впереди заброшенная деревня. Вы уверены, что нам сюда?
— Конечно, — кивнула я. — Именно туда.
— Простите, девушка, как вас зовут? — поинтересовался доктор, озабоченно вглядывающийся в дорогу.
— Наталья. А вас?
— Сергей Сергеевич, — важно представился врач. — Наталья, как вы оказались в деревне?
— Я не помню. Мы с Лёшкой очнулись здесь с разбитыми головами.
— Так у вас тоже рана? — оживился Сергей Сергеевич. — Где? Почему не сказали?
— Да потому что мне плевать! — крикнула я. — Я пешком добралась отсюда до города, значит, здорова! Лёшке надо помочь!
— Всё ясно, поможем мы вашему Лёше! — заверил меня доктор и, силой наклонив мою голову к себе, осмотрел рану.
— Может, никакого Лёшки и нет? Может, у неё видения из-за раны? — предположил водитель. — Как вообще можно отсюда ночью добраться до города? По-моему, это бред. Здесь километров восемь, не меньше.
— Как это нет? — дёрнулась я. — Какие видения? Вы что, мне не верите?
— Тихо-тихо, верим, конечно! — удержал меня Сергей Сергеевич и показал водителю кулак. — Рана действительно неопасная, вряд ли из-за неё будут глюки. Но повязку наложить надо.
— Здесь, здесь поворачивайте! — крикнула я, подняв голову.
Водитель послушно свернул на злополучное поле, а у меня по спине пробежал мороз. Господи, а если мы опоздали? Если Лёшка уже… Нет, нельзя так думать! Он жив!
— Вот этот дом, — указала я врачу. — Идёмте.
Сергей Сергеевич помог мне выбраться из машины и, прихватив чемодан, первым шагнул на шаткое крыльцо.
— Проклятие! Темно как… — хотел выругаться он, но, покосившись на меня, сдержался.
— Сейчас фары включу, — метнулся к машине водитель, и вскоре около дома стало светло как днём.
Оттолкнув доктора, я первой влетела в дом и едва удержалась от крика, увидев Лёшку. Он лежал, свесив голову вниз с кровати. Повязка давно промокла от крови, лицо было белым как мел. Его вырвало, и в доме стоял ужасный запах. Сергей Сергеевич выругался и, подойдя к неподвижному Лёшке, приложил два пальца к его шее. Я замерла, словно ожидая приговора.
— Он жив, давай носилки! — велел он водителю. Тот метнулся на улицу и тут же вернулся. Лёшку аккуратно переложили на носилки и доставили в машину. Я села рядом с ним и взялась за ледяную руку.
— Он будет жить? — жалобно спросила я у Сергея Сергеевича, деловито разматывающего повязку у Лёшки на голове.
Кинув на меня сочувственный взгляд, Сергей Сергеевич бодро произнёс:
— Будет, куда он денется!
Некоторое время в машине стояла тишина, слышен был лишь шум мотора.
— Что это за тряпки, где вы их взяли? — брезгливо отбросил доктор от себя пропитанные кровью лоскутки ткани. — Они хоть чистые?
— Чистые, это моя рубашка, — заверила я его и привалилась спиной к дверце.
— Рубашка?! — округлил глаза Сергей Сергеевич.
— Ну да, — кивнула я, не понимая, что так удивило врача.
— Повезло парню, — неожиданно заявил доктор.
— Вы так считаете? — подняла брови я.
— Уверен. Где вас таких вообще делают?
— Я вас не понимаю, — растерялась я.
— Это же надо, разорвать свою рубашку, перевязать ему голову, потом мчаться одной среди ночи через лес, не зная дороги, нарезать столько километров… И это всё с разбитой головой!
— Что здесь такого? — покраснела я. — Так поступила бы любая. Что мне, его умирать нужно было оставить?
— Нет, любая, конечно, отправилась бы искать дорогу, от безвыходного положения, — кивнул врач. — Но блуждала бы здесь, пока бы дошла, дня два точно.
— У меня не было этого времени, — возразила я. — Лёше было совсем плохо.
— И за сколько времени ты до города добралась? — неожиданно перешёл на «ты» Сергей Сергеевич.
— Понятия не имею, — пожала я плечами. — Телефона нет с собой, а часы я не ношу. Тогда темно было, сейчас темно. Да и вообще, какая разница?
— Сейчас уже не темно, светает, — поправил меня доктор. — А почему ты босиком? — перевёл взгляд на мои ступни врач, и я только сейчас заметила свои голые ноги.
— Не знаю… — пробормотала я, а потом вспомнила: — Перед тем, как на меня напали, я каблук сломала. В сарае кое-как ковыляла, потом, когда шли с Лёшкой, в туфлях была, идти трудно было. А когда побежала, видимо, сняла где-то, да и сама не заметила.
— С ума сойти… — присвистнул Сергей Сергеевич, глядя на меня, как на героиню.
— Мы уже скоро приедем? — сменила я тему. Вопреки ожиданиям, подобные комплименты мне не нравились — я не видела в своём поступке ничего героического.
— Да, уже подъезжаем, — кивнул доктор.
В больнице Лёшку сразу же окружили врачи и куда-то утащили. Я осталась сидеть на кушетке, вытянув перед собой ноги и навалившись на стену. Только сейчас я почувствовала, как устала. Безумно хотелось спать.
— Вы Наталья? — раздался женский голос рядом, и я с неохотой разлепила глаза.
— Да. Что с Лёшей? — вскочила я.
— Вы не беспокойтесь, им занимаются лучшие врачи, — улыбнулась мне высокая темноволосая женщина лет сорока, с добрыми глазами и открытой улыбкой. — Пойдёмте в смотровую.
— Зачем?
— Мне нужно осмотреть вас! — удивлённо воскликнула женщина. — Давайте-давайте, не спорьте! Только куртку сними те.
— Я не могу, — смущённо повела плечами я. — У меня под ней один лифчик.
— Ах, ну да! Мне Серёжка рассказал о вашем героизме, — кивнула женщина. — Ждите, сейчас найду вам какую-нибудь одежду.
С этими словами она удалилась, а я опять рухнула на кушетку. Ноги покрылись царапинами, подпухли и были очень холодными. Я с трудом пошевелила пальцами.
— Вот, возьмите, — вернувшаяся женщина протянула мне халат.
— Спасибо, — поблагодарила её я и, оглядевшись, сняла куртку и накинула халат.
— А теперь идёмте, — взяла меня под руку женщина.
Зайдя в смотровую, я с удовольствием растянулась на кушетке, но отдохнуть мне не дали.
— Ну что ж, меня зовут Виктория Аркадьевна, вы Наташа, я знаю. Рассказывайте, где болит.
— У меня сестра Виктория, — вздохнула я.
— Бывает, не самое редкое имя, — улыбнулась Виктория Аркадьевна. — Вам нужно будет позвонить кому-нибудь из родных, чтобы вам привезли одежду, обувь и кое-что из средств личной гигиены. Ближайшие сутки мы вас никуда не отпустим.
— У меня нет никого.
— Как это? — подняла левую бровь женщина. — А как же сестра?
— Мы её вчера, ну то есть уже позавчера, похоронили, — сообщила я, глядя в потолок.
Виктория Аркадьевна замолчала, видимо, лишившись дара речи.
— Примите мои соболезнования, — пробормотала она, придя в себя.
— Спасибо.
Виктория Аркадьевна помолчала, а потом сменила тему:
— Ну давайте рассказывайте, что болит?
— Ноги. И голова немного.
— Давайте для начала осмотрим голову, — решила женщина и, раздвинув мои волосы, осмотрела рану. — Ничего страшного. Сейчас промоем, обработаем, и будете как новенькая.
Все эти действия заняли минут десять от силы, и вот я уже улеглась обратно, с перебинтованной головой.
— Смешно, — улыбнулась я. —
