Подкаст «Слушай ложь» - Эми Тинтера
Бен: Вы поделились своими переживаниями с Люси?
Беверли: Тогда – нет. Ей было двадцать. В таком возрасте никто не хочет выслушивать мнение бабушки о твоем парне. Да в любом возрасте. Поэтому я молчала, пока они не решили пожениться.
Бен: И тогда вы с ней поговорили?
Беверли: Да. Люси мне позвонила, вся на радостях, говорит, Мэтт сделал предложение, а я ей: «Милая, может, подождешь немного? Ты такая молодая… Съезди в Европу. Купи старый фургон и объезди ее всю. Не выходи замуж. У тебя для этого вся жизнь впереди». Это ей, конечно, не понравилось. Она спросила, нравится ли мне Мэтт вообще, и я сказала – нет, не нравится. Сказала, что у меня плохое предчувствие на его счет, что если он ее любит, то поймет, что она хочет подождать несколько лет, прежде чем выходить замуж. Какой парень вообще хочет жениться в двадцать лет? Мы же не мормоны, ей-богу…
Бен: Что она вам ответила?
Беверли: Люси говорила вежливо, но было очевидно – она меня слушать не станет. Да и мне трудно винить ее в этом. Я в ее возрасте была такой же. Со звездами в глазах. Мечтала о белом платье и пухленьких малышах, которые будут меня обожать. А в итоге жизнь – спортивные штаны и дети, которые ненавидят тебя и все твои выборы. Но об этом никто слышать не хочет.
Бен: После их свадьбы что-то изменилось? Мэтт вам полюбился?
Беверли: Боже, нет. Я только сильнее его возненавидела, и мне плевать, кто об этом знает. Маска потихоньку спадала с него, я замечала, что он огрызается на Люси. Закатывает глаза, когда она что-то говорит. Потом он стал расслабляться и говорить, что думает на самом деле. Мужчины ведь не могут вечно это скрывать, правда же?
Бен: Что скрывать?
Беверли: Свою настоящую сущность. Настоящая жуткая сущность Мэтта вылезла наружу через пару лет.
Бен: Можете привести пример, какие вещи он говорил?
Беверли: Приведу один, самый яркий. Я, может, и старуха, но тот момент слово в слово помню. Мы пошли обедать в ресторан, где работала Савви. Когда вошли, увидели ее за барной стойкой, Дон наклонился и что-то сказал Мэтту. Что именно – не знаю. А Мэтт говорит: «Эта шлюшка меня терпеть не может».
Бен:…Он сказал «шлюшка» при вас?
Беверли: Взял и сказал. Пробормотал себе под нос, и потом ему как будто стало немного стыдно, будто он не собирался говорить это вслух. Дон просто странно усмехнулся, вроде как ему тоже неловко, и никто из них не заметил, что я услышала.
Бен: Вы рассказали об этом Люси?
Беверли: Нет. Я думала рассказать, но не знаю, было ли это нужно. Но тогда я правда начала волноваться. Если он сказал такое отцу своей жены, что тогда творилось у него в голове? Что он говорил Люси?
Глава 25
ЛЮСИ
– Мама, тебе надо было хотя бы со мной заранее это обсудить… – Так мама встречает бабушку в дверях. Я с кухни вижу, как та снимает солнцезащитные очки и одаривает маму холодным взглядом. Закидываю в рот очередной маленький пончик.
Бабушка заходит, отмахиваясь от дочери.
– Мне не нужно твое разрешение, чтобы делиться мнением с окружающими.
– Бен не окружающие, он… – Она останавливается, замечая что-то за приоткрытой дверью, и толкает ее концом костыля. – Чей это грузовик?
– Друга. – Бабушка плюхается за кухонный стол.
– Какого друга? – Мама закрывает дверь и ковыляет к столу.
– Да просто друга.
– И много у тебя сейчас друзей?
– Не знаю, Кэтлин, несколько, – устало отвечает бабушка. – Я приятный человек.
– Мне не понять, – не удерживаюсь от комментария.
Бабушка кладет на меня мягкую руку.
– Лучше быть интересной, а не приятной, как по мне.
Мама морщит нос, не соглашаясь.
– Хочешь кофе? – спрашиваю я бабушку. – Я только сварила.
– Да, милая. Спасибо.
Наливаю ей чашку и ставлю в середине стола коробку маленьких пончиков. Бабушка вылавливает пончик в сахарной пудре.
– Бен не окружающие! – говорит мама, возвращаясь к недосказанному недовольству. – Он выставляет это интервью на всеуслышание, его слушают миллионы.
– Я бы сказала «тысячи», – говорю я. – Давайте не будем подкармливать его эго.
– Люси, ты можешь побыть серьезной хотя бы минуту? На твою бабушку могут подать в суд.
– За что? За то, что она сказала, что Мэтт козел? Но так и есть. Нельзя подать в суд на человека за то, что он сказал правду. – На самом деле я так не думаю, но звучит хорошо.
– Она намекнула, что он убил Савви. За это можно подать в суд. – Мама принимается возиться с салфетницей в центре стола, разглаживая фиолетовые салфетки, чтобы они лежали идеально ровно.
– Да не будет он подавать в суд, – снова отмахивается бабушка. – Я ни в чем его не обвиняла. Просто рассказала всем, какие ужасные вещи он говорил. Если он не хотел, чтобы об этом узнали, не надо было говорить.
– Мужчины и не такую дрянь скажут, – говорит мама. Я удивляюсь ее выбору слов. Мы плохо на нее влияем. – Они говорят и говорят, иногда – ужасные вещи, но это просто мужчины. Это ничего не значит.
– Конечно, это что-то значит, – говорит бабушка. – Иначе они этого не говорили бы. И я устала от того, как все в этом городе боготворят Мэтта, будто это он на небе звезды повесил. Я знала, что все они придут на этот подкаст и начнут заливать, какой он замечательный, – и оказалась права. Кто-то должен был сказать правду.
«Правда не имеет значения», – шепчет Савви мне на ухо.
– Подозреваю, Люси тоже скажет правду, когда пойдет на свое интервью… – Бабушка смотрит на меня выжидающе. Нет, не выжидающе. С вызовом.
– Скажу, – вру я. – Обязательно.
Бабушка удовлетворенно улыбается.
– Мне кажется, тебе стоит… рассказывать правду выборочно, – медленно говорит мама.
Мои брови взлетают.
– Серьезно? Ты все эти годы на меня давила, чтобы я сказала правду о той ночи, а теперь…
– Я на тебя не давила. Конечно, ты должна сказать правду о том, что случилось с Савви. Мне просто кажется, что этот подкаст как-то сбился с курса и вообще погряз в разврате.
– Погряз в разврате! – Бабушка смеется.
– Нам нужно было знать об интрижке Люси? Или Мэтта? Или о моей? Почему он все время об этом говорит? – Мама шмыгает носом.
– Ты права, ему
