Белоснежка и медведь-убийца - Дмитрий Валентинович Агалаков
– А зачем это вам?
– Нужно для нашего следствия. Вы можете не отвечать, конечно, но это очень важно.
– Представьте, была, – вдруг ответила Калявина.
– И можно узнать, кто?
– Отчего же нельзя? Конечно, можно. Актриса.
– Актриса?
– Да.
– Драматическая?
– Точно. В нашем лещёвском театрике работала. Звезда! – усмехнулась Калявина. – Средней руки звезда. Фамилию не помню, кажется, Верхопятова, или Верхотурова, или Вертихвостова, вот как-то так. Это я потом только узнала, – добавила Антонина Дмитриевна, – от добрых людей, а то бы я его сама еще раньше взашей прогнала. Лет на пять раньше, мерзавца.
«Началось», – подумала Юля.
– А как они познакомились?
– Ну, как? Через Леву, конечно. Он же великий политработник! Шишка. Через него, распутника. Как мне потом сказали: они ее даже на охоту брали с собой.
– Неужели?
– Да, возили все туда же, на Урал. Охотиться ее научили, стерву эту.
– И долго они так, втроем?
– Видать, долго.
– А кто был с ней, ну, как спутник?
– Как мужик, что ли?
– Да. Лев Семенович Соколовский?
– Ну, он-то был точно, если с него все и началось. Но только вначале. А потом, видать, она была и не только с ним.
– Это ваши предположения?
– Это мое убеждение, девушка, основанное на разговорах. Актриса! – пренебрежительно бросила Антонина Дмитриевна. – Что с нее взять? Проститутка. Не хотела я про их похождения вспоминать, о чем мне добрые люди напели, честное слово не хотела, да вы сами попросили!
Пора было закруглять разговор.
– Значит, фамилию вы ее не помните?
– Вертихвостова она, точно! – бросила Калявина.
Следующий звонок был Евдокии Михайловне Чепаловой. Юля изменила тон, внесла металлические нотки в голос и представилась работником прокуратуры, на этот раз повысив себя в звании до капитана.
Сухарева сразу вспомнила актрису:
– Эльвира Марковна Верховодина.
– Какая простая фамилия, – вырвалось у Юли.
– Простая? – не поняла та. – Ну, может быть, и простая, не знаю…
– Вам известно, что у Льва Семеновича Соколовского с ней был роман?
– С кем у него только не было романов, у этого Соколовского. У него все было: деньги, власть. Женщины к нему липли, разумеется. И потом, чего бы ей, этой Верховодиной, без романа таскаться с мужиками по охотам? – Она вздохнула. – Я ведь не сразу узнала, какой теплой компанией они разъезжают. А то бы не пустила своего. Или бы сказала: разводись, а потом разъезжай с актрисами.
– А в каких это годах было?
– В начале девяностых, насколько я помню.
– Мы узнали, Евдокия Михайловна, что после очередной охоты все три охотника – Соколовский, Чепалов и Калявин – оставили своё хобби. Свою страсть. Это так?
– Да, это так. И переменились все как один. Насколько я помню и знаю.
– Могла тому стать причиной Эльвира Марковна Верховодина? Подумайте, прошу вас…
– Я уже думала. Да, могла. Это как раз и по годам совпадает. А что у них там произошло, тут вам уже никто не расскажет. А двух человек уже и на свете нет. Вам надо с ней самой увидеться. С Верховодиной.
– Мы обязательно с ней увидимся. Но вначале хотели поговорить с теми, кто был в курсе дела.
– В курсе дела – это громко сказано. Эта тройка закадычных друзей в свои дела никого не допускала. Поэтому и разлетелись три семьи. Нет, две. Моя и Калявиных. А вот с Соколовскими-то что-то другое случилось.
– Что именно?
– Темное дело. Катерина от него тоже ушла, от Льва Семеновича, но вначале у нее сердечный приступ был. Это ведь случилось все в том же девяносто пятом году, а ей и было-то всего пятьдесят лет. Она разом переменилась. И к мужу, и к нам. Замкнулась в себе. А потом уехала жить к сыну. Там и умерла. От сердца умерла, несчастная.
– Надо же.
– Да-да, тот роковой год всем нам насолил. С горкой!
Скоро они попрощались. Юля думала недолго, сделала пару звонков, в том числе в местный театр «Чайка», представилась корреспондентом «Аргументов и фактов». Потом сбросила ноги с кровати, обулась в тапочки и пошла в соседний номер; постучалась, торопливо открыла дверь.
– Мужчины! – окликнула она своих друзей.
– Аюшки! – отозвался из глубины комнаты Позолотов.
– Выходите!
Дверь открылась, и на пороге появился Феофан Феофанович все с тем же отечным лицом, но теперь в семейных трусах до колен, весь покрытый седой шерстью.
– Где-то и когда-то я это уже видела, – вымолвила Юля и отвернулась. – Оденьтесь, профессор, дама пришла!
– Ну, а коли видела, так чего одеваться?
Рядом гудел душ.
– Оденьтесь, говорю.
– Ладно, так и быть, – вздохнул он и отправился назад, бурча: – Дама! Соплюха.
– Но-но, повежливее! – осекла его Юля.
– Профессору указывать! Академику. Благоговеть должна! Падать ниц.
– Разбежалась. А где Кирилл? В душе? Кирилл!
За дверью ванной комнаты смолкла вода.
– Я в душе! – откликнулся Белозерский. – Сейчас буду!
– У меня новости! – громко сказала Юля, чтобы услышали все. – И у меня идея!
– Кто бы сомневался, – вновь выходя к ней, но уже в трико и в майке, бросил Позолотов. – Что придумала на этот раз, лиса?
– Сейчас Кирилл выйдет и я расскажу. Есть прогресс!
Позолотов плюхнулся в кресло, за ним вышел и Следопыт в спортивных трусах и майке – хоть сейчас на ринг.
Через пару минут Юля сосредоточенно рассказывала о существовании актрисы Эльвиры Марковны Верховодиной, сыгравшей, как видно, в судьбе трех охотников исключительную роль. И об этой роли им предстояло узнать.
– Я уже позвонила в театр и узнала: она на пенсии. Живет в двухкомнатной квартире на улице Маяковского.
– Ты хочешь одна к ней пойти? – поинтересовался Следопыт.
– Наверное, – задумалась Юля. – Мне кажется, так будет лучше.
– Но найдем мы ее вместе.
– Хорошо, – согласилась девушка.
– А что академику прикажете делать? – спросил Феофан Феофанович и зевнул.
– Отсыпаться, – посоветовала Юля.
– Ладушки, – ответил тот и отправился в свою комнату, где тут же упоительно протяжно скрипнула кровать. – Буду умирать в гордом одиночестве. Как слон.
– Вы больше на мамонтенка похожи, – не удержалась от реплики Юля. – На старенького, сморщенного, волосатого мамонтенка.
– Но-но! Вот ведь змея какая!
2
Актриса жила в девятиэтажке на окраине Лёщева. Едва узнав ее телефон в театре, Юля позвонила Эльвире Марковне и представилась внучкой ее старого друга. На свой страх и риск. Она сказала, что не может говорить по телефону, что это личный разговор и никто не должен стать его свидетелем. Актриса, немного подумав, согласилась. Юля запомнила ее хриплый голос, кокой часто бывает у заядлых курильщиц. Кирилл остался в машине на дороге за домом.
Юля нажала
