Судьба уральского изумруда - Алина Егорова
– Ничего исключать нельзя, – встрял в их разговор эксперт. Барсиков был с ним солидарен.
Оперативники сошлись на том, что в свете открывшихся обстоятельств необходимо допросить Алевтину Новикову. Только она словно в воду канула: ее телефон был отключен, дома, на Боровой улице, она не появлялась, на работе оформила отпуск. По этому поводу следствие выдвигало различные версии: от умышленного исчезновения до убийства. Пока Новикова проходила по делу в качестве свидетеля, ни задержать ее, ни брать с нее подписку о невыезде на продолжительный срок сотрудники правоохранительных органов не могли.
– Границу наша подопечная не пересекала – уже легче. Банковской картой нигде не расплачивалась, будто бы специально, чтобы не оставлять следов. Надо заметить, что Новикова сняла крупную сумму с карты в день убийства Чумарукова, – сказал Антон.
– До убийства или после? – уточнил Небесов.
– После.
– То есть, если это она его убила, то убийство не планировала, иначе подготовилась бы заранее.
– Знала, что мы будем ее искать, поэтому сняла деньги и затаилась. Предусмотрительная, шельма!
– Придется потрясти ее родственников и знакомых, может, подскажут, где искать, – пришел к выводу Небесов.
1945 г. Победа
Блисдорф давно заняли советские войска. Выстрелы прекратились. Нина из своего укрытия наблюдала, как по разбитой снарядами улице проходили колоны русских солдат. Веселые и бодрые, они шагали уверенно, пели песни. Как же долго Нина не слышала песен на русском языке! Чтобы вот так, свободно и громко, а не полушепотом и с опаской, как это бывало в лагере. Девушке захотелось выбежать на улицу, примкнуть к колонне и подхватить вместе со всеми: «Удар войны нас разлучил с тобой, за Родину иду на смертный бой!» Весна расцвела буйной листвой, в воздухе пахло сиренью, а небо было такое синее и чистое, что хотелось в него окунуться.
Девушка высунулась из разбитого окна, помахала солдатам. Один из них обернулся.
– Эй, иди сюда! Ягода-малина! – задорно позвал он Нину. Это был совсем молоденький белобрысый солдатик с орденом на гимнастерке.
Вместо него Нине почудилась противная рожа насильника. Девушка пошатнулась и отпрянула от окна, на глазах выступили слезы, которые катились и катились ручьем.
Она грязная, недостойная этого чистого неба, этой весны и этой победы! В шестнадцать лет жизнь закончилась. Жаль только, не обнимет она больше сестру Ганночку и любимого папу. Как он там, в далеком Соломине? Зачем ему такая дочка, которая только семью будет позорить?
Нина решила вернуться за автоматом в тот дом, где она убила двоих человек, чтобы и самой из него застрелиться. Неизвестно, как бы повернулась ее судьба, если бы девушка не встретила по дороге русского офицера. Лет тридцати, но уже с проседью, высокий, с военной выправкой, орденами и медалями на груди. Не влюбиться в него было невозможно.
Офицер ласково улыбнулся и спросил:
– Ты кто?
– Я Нина Кочубей с Белгородчины.
– Понятно. В комендатуре была?
– Нет, – испуганно пролепетала девушка.
– Капитан Потапов. Сергей Иванович. Пойдем, провожу. Я как раз туда иду. – Он предложил взять его под руку так галантно, что Нина не смогла сопротивляться.
Они шли по искореженным улицам вдоль разрушенных домов. Под ногами валялись брошенные орудия, где-то попадались трупы, но ничего этого Нина будто бы не замечала. Счастливая, она плыла под руку с красавцем-офицером, совершенно забыв о своих недавних суицидальных планах. Сергей рассказывал ей про свою родную Феодосию, про море, виноградную лозу во дворе и про то, как он до войны играл в футбол. О самой войне ни слова.
– Ну, бывай, Ниночка! – козырнул ей Потапов, когда они дошли до разбитого в поле палаточного городка. – Тебе туда, – он указал на самую большую, похожую на шатер Шемаханской царицы, палатку.
– А мы с вами еще встретимся? – робко спросила девушка.
Он посмотрел в ее серые, еще по-детски наивные глаза и, как показалось Нине, все понял.
– Обязательно!
Нину распределили в госпиталь, сначала на кухню чистить картошку, потом стирать окровавленные бинты и военную форму. Нина работала весь день. Ухаживала за ранеными, сдавала кровь.
Когда госпиталь перевели в другой, более уцелевший город, Нину с двумя другими девушками-остарбайтерами направили в штрафную роту, где она тоже выполняла работу санитарки. Дороги были разбиты, здания дымились, везде висели плакаты «На Берлин!», на перекрестках стояли девушки-регулировщицы, а мимо них проезжали танки, везли пушки, шла пехота – все двигались в сторону Рейхстага. Немцы в панике бежали, прятались по развалинам, чердакам и подвалам уцелевших домов.
Где Нина только не работала! И в госпиталях, и в военных столовых, и на ремонтном заводе. Разбирала завалы, доила коров, мыла полы, дежурила на коммутаторе. Трудилась много и тяжело, никто не делал ей скидку на возраст. К вечеру от усталости падала замертво, а с утра пораньше – снова на работу. Победу Нина встретила на Одере, куда ее перевели на склад смазывать оружие. Вечером восьмого мая сообщили, что Берлин взят. Все выбежали на улицу, началось веселье. Следующий день объявили выходным, а десятого снова на работу.
Нина думала, что отправится домой сразу после победы, но ее задержали в Германии на целый год. В начале лета Нине показалось, что с ней происходит что-то странное, в организме появились какие-то новые, неприятные ощущения.
– В таких условиях не мудрено захворать, столько пережила, бедняжка, – объяснила Нине ее состояние соседка по комнате Люба.
– На сносях она! – безапелляционно поставила диагноз другая соседка, разбитная украинка Наталка. – У нас в деревне точно так же бабам на сносях сначала дурнело, а потом хорошело.
– Да ну тебя! Скажешь тоже! Нинка мала еще до этих делов, – не согласилась Люба.
Слушая спор девушек, Нина почувствовала себя совсем скверно. Она зажала рот рукой и побежала в уборную.
– Ну, точно! На сносях! – торжественно объявила Наталка, радуясь своей прозорливости и победе в споре.
Отпросившись с работы, Нина на перекладных добралась до госпиталя. Она надеялась, что знакомый военврач поможет ей прервать беременность. Умоляла сделать аборт, пока не поздно. Ведь это невозможно – носить в себе ребенка от мерзавца! А как его растить, если он всю жизнь будет напоминать о том, что больше всего хочется забыть?
Врач – немолодой, очерствевший от огромного количества горя человек – Нину не понял. Он отругал ее отборным матом, выгнал вон, пригрозив, что если она не выбросит дурь из головы, доложит куда следует.
Положение было безвыходным. Девушка в отчаянии решила, что все равно избавится от ребенка – убьет его вместе с собой. Растрепанную, с размазанными по щекам слезами,
